Эта кампания могла быть успешной только в условиях полной монополии номенклатуры КПСС на СМИ. Из мышления и языка перестройки была исключена сама проблема выбора, а вся политика опущена с уровня бытия до уровня быта. Дебаты шли только по поводу решений, как будто исторический выбор был задан стране откуда-то сверху и обсуждению не подлежал. Силами СМИ заставили людей принять абсурдную установку: «иного не дано» (или «альтернативы нет…»). Дальше в формулу подставлялись разные объекты: нет альтернативы перестройке, курсу реформ, рынку и т.д. При этом широко использовался прием внушения, который выражается поговоркой «поезд уже ушел». Мол, назад пути нет, слишком многое уже разрушено, и теперь уж, делать нечего, надо продолжать реформы.
В прессу и на телевидение не мог просочиться никакой голос, который изложил бы целостное рациональное умозаключение относительно этого тезиса. Мы сравниваем капитализм («рынок») и советский строй («план»). Какой строй эффективнее? Абстрактного ответа быть не может, надо задать условия. Правильный вопрос звучит так: какой строй эффективнее в тех условиях, в которых реально находился СССР? При этом прежде надо было зафиксировать оценку по самому жесткому ограничению — выживанию.
Принимаем во внимание жесткий факт, который историк капитализма Ф. Бродель, поднятый на щит именно во время перестройки, сформулировал таким образом: «Капитализм является порождением неравенства в мире; для развития ему необходимо содействие международной экономики… Капитализм вовсе не мог бы развиваться без услужливой помощи чужого труда». В контексте Ф. Броделя, который делает этот вывод после подсчета притока ресурсов из колоний в Англию в XVIII в., слово «развиваться» равноценно понятию «существовать»,81 т.е. «услужливая помощь чужого труда» есть условие выживания капитализма — мысль довольно банальная, которой, однако, наша интеллигенция и знать не хотела.
Вот к этому-то факту и прилагаем для сравнения столь же очевидный факт: «Советский строй мог развиваться и развивался без услужливой помощи чужого труда». Согласно самому абсолютному критерию — выживаемости, следовал вывод: в условиях, когда страна не получает услужливой помощи чужого труда, советское хозяйство эффективнее капиталистической экономики. Если источники услужливой помощи чужого труда доступны, надо разбираться особо. Но этот случай для населения СССР был неактуален, поскольку все мы знаем: ни СССР, ни нынешняя Россия этих источников чужого труда не имели, не имеют и, скорее всего, не будут иметь. Место занято!
Та формула, которую дал Ф. Бродель на основе скрупулезного подсчета ресурсов, которые западный капитализм бесплатно получил из колоний, в разных вариантах повторяется и другими крупными учеными и философами самого Запада, так что тут никакой ошибки нет. К. Леви-Стросс, например, высказался так: «Запад построил себя из материала колоний». Из этого можно сделать простой вывод: глупо надеяться построить у себя в стране такой же тип хозяйства, как у Запада, если ты не можешь отнять у других народов такую уйму «строительного материала».82
И уже тогда вызывала удивление способность наших «прогрессивных» товарищей вырвать проблему из ее реального контекста и как бы забыть общеизвестные вещи. Ведь эффективность системы никак нельзя оценить, сравнивая только «выходы» (эффект). Ясно, что для оценки надо приводить Запад и СССР к общему знаменателю по ресурсам — хотя бы приблизительно, по главным, наиболее массивным «вкладам».
Но этот фактор из рассуждений исключался категорически, и считалось даже дурным тоном попытаться о нем напомнить. «Прогрессивные» тогда уже встали на тропу войны против «империи зла», причем такой войны, в которой все средства хороши, — войны на уничтожение.
Другое дело, новое поколение интеллигенции. Молодежь (например, студенты) видит, что слом советской системы хозяйства привел вовсе не к вхождению осколков СССР в «наш общий европейский дом». Что же касается РФ, то она неотвратимо превращается в специфическую зону «дополняющей экономики», в периферию западного капитализма, служащую сырьевым придатком. Дело идет к ликвидации России как страны, культуры и народного хозяйства (т.е. хозяйства, обеспечивающего жизнь и воспроизводство именно ее народа).
В свете этого почти очевидного факта тезис о «неэффективности» советской хозяйственной системы теряет основание: та система явно выполняла эту свою главную фундаментальную функцию, а нынешняя не выполняет. Построить же в России «Запад» оказалось явно невозможно, поскольку доступа ни к «материалу колоний», ни к «услужливой помощи чужого труда» у России нет и не будет.
Но в то время выступления «прогрессивных» экономистов в среде интеллигенции встречались с энтузиазмом. Их поддержка была шумной и демонстративной и сильно воздействовала на массовое сознание. Писатель В. Лакшин, тогда главный редактор журнала «Иностранная литература», пишет об этой поддержке как о важном и редкостном явлении культуры: «Вторая сторона [первая сторона этого необычного состояния — «журнальный бум». — С. К.-М.] состояла в поразительном успехе экономистов. На заре перестройки читали ученых-социологов, аграрников и т.п., начиная со Шмелева, Лисичкина, Селюнина и т.д… Была иллюзия, что ученые не ошибутся и не соврут, потому что экономика — точная наука, подобно математике. Экономисты были популярны, как эстрадные «звезды», как Валерий Леонтьев или Алла Пугачева. Помню, как Н. Шмелева приветствовал на читательской конференции зал: чуть ли не вставали, засыпали цветами» [92].
Кого засыпали цветами советские интеллигенты? Номенклатурных экономистов, которые до этого были несостоятельны в своей миссии изучения и объяснения народного хозяйства своей страны! Когда эта несостоятельность стала очевидной и опасной, они вместе с коррумпированной частью номенклатуры приступили к разрушению национальной экономики и, пренебрегая своей обязанностью предупредить общество о грядущих последствиях, повели себя как соблазнители и обманщики. Ведь уже в середине 90-х годов XX в., когда в реформе была достигнута желанная необратимость, они с откровенным глумлением говорили, что всегда знали, к каким бедственным последствиям приведет эта реформа.
В январе 1994 г. у видных авторов доктрины реформы Институт социологии РАН взял интервью о том, как они представляли замену плановой экономики на рыночную. Академик А. Аганбегян сказал так: «Думаю, что замена одной системы другой по содержанию своему предполагает коренную ломку. Конечно, понятие «коренной ломки» очень относительно. Если речь идет о том, будут ли людей убивать, то можно обойтись без того, чтобы людей убивали. Конечно, переход от одной системы к другой очень болезнен для людей, и надо прямо сказать, что рыночная система — это очень жестокая система по отношению к человеку. Система с очень многими негативными процессами. Рыночной системе свойственна инфляция, рыночной системе обязательно свойственна безработица. Наш образ жизни коренным образом изменится. Во-первых, в нашу жизнь войдет безработица, в нашу жизнь войдет дифференциация богатых и бедных и прочее».
Все это он знал, но об этом не предупредил в 1989 г., когда завлекал нас в рынок. Кстати, и в интервью обманывает: людей именно убила эта «коренная ломка», и очень многих.
Наблюдалась поразительная вещь: ни один из ведущих экономистов СССР никогда не сказал, что советское хозяйство может быть переделано в рыночное хозяйство западного типа. Никто никогда и не утверждал, что в России можно построить экономическую систему западного типа. Ситуация аномальная: заявления по важнейшему для народа вопросу строились на предположении, которого никто не решался явно высказать. Никто не заявил, что на рельсах нынешнего курса возникнет дееспособное хозяйство, достаточное, чтобы гарантировать выживание России как целостной страны и народа. Сколько ни изучаешь сегодня документов и выступлений, никто четко не заявляет, что он, академик такой-то, уверен, что курс реформ выведет нас на безопасный уровень без срыва к катастрофе. А вот предупреждений об очень высоком риске прийти к катастрофе было достаточно.
Доктрина реформ противоречила знанию, накопленному даже в рамках либерализма. В 1991 г. к М.С. Горбачеву обратилась с «Открытым письмом» группа из 30 американских экономистов (включая трех лауреатов Нобелевской премии по экономике — Ф. Модильяни, Дж. Тобина и Р. Солоу; еще один, У. Викри, стал нобелевским лауреатом в 1995 г.). Они предупреждали, что для успеха реформ надо сохранить землю и другие природные ресурсы в общественной собственности. Виднейшие западные экономисты видели разрушительный характер доктрины российских реформ и пытались предотвратить тяжелые последствия. Однако на их письмо просто не обратили внимания.
