Ввиду этих трех свойств, чтобы доставить чисто общественные блага, которые люди в самом деле хотят, нужны правительства с их способностью собирать для этого принудительные налоги. По отношению к реальным желаниям и спросу свободные рынки доставили бы слишком мало чисто общественных благ. Но если присмотреться к действиям современных правительств, то лишь немногие из них доставляют чисто общественные блага. Даже национальная оборона, может быть, не вполне удовлетворяет соответствующим требованиям (например, кто-нибудь мог бы устроить оборонительную систему «звездных войн» только для части страны).
Конечно, этим требованиям не удовлетворяют ни образование, ни здравоохранение. Индивиды не делятся своим образованием и здравоохранением с кем-нибудь другим, и те, кто не платит за образование или здравоохранение, могут быть исключены из пользования ими. Частные рынки могут организовать успешно действующие учреждения для образования и здравоохранения, и они это делают. То же относится к общественной безопасности. Полицейские или пожарные могут охранять одного человека, но не другого. В действительности частные полицейские уже заменяют общественных. Правосудие может быть приватизировано, и это уже происходит.
Вдобавок к чисто общественным благам существуют виды деятельности, которые экономисты называют положительными или отрицательными «внешними эффектами». Образование может доставить положительные внешние эффекты, поскольку работа с образованными людьми повышает производительность индивида. Поэтому индивид может быть заинтересован в субсидировании их образования. Напротив, аэропорт порождает отрицательные внешние эффекты, поскольку живущие близ него вынуждены слушать его шум. Но в любом случае правильным ответом оказывается, самое большее, некоторая система общественных субсидий или общественных налогов для поощрения или препятствования такой деятельности. При этом правильным ответом никогда не может быть общественная поддержка или субсидия, покрывающая всю стоимость некоторой деятельности. Большинство таких льгот достается образованным — даже если кое-что и приносит пользу другим.
Рассмотрим почтовую службу. Можно утверждать, что во время колониальной Америки, когда Бенджамин Франклин изобрел американскую почту, она была существенным элементом связи, удерживавшей вместе тринадцать столь различных колоний. Чтобы Америка могла стать Америкой, а граждане тринадцати различных колоний могли стать американцами, они нуждались в связи друг с другом, и роль правительства состояла в том, чтобы сделать эту связь более дешевой и одинаковой по цене, чем если бы пришлось дожидаться в этой новой стране возникновения частных почтовых служб. Но теперь все эти аргументы не действуют. Имеются частные почтовые службы, действующие эффективнее общественных, а то, что соединяет нашу культуру, — это не возможность посылать друг другу запечатанные письма по равной цене в тридцать два цента, а частные электронные средства информации. Функции почты охотно возьмут на себя «Юнайтед Парсел» и «Федерал Экспресс». Точно так же частные компании охотно будут строить и обслуживать платные дороги. Поставив на машинах штриховые коды и сенсоры на улицах, можно превратить все дороги, в том числе городские улицы, в платные дороги. Социальное страхование можно заменить частными пенсионными планами.
При капитализме, основанном на выживании наиболее приспособленного, правительству остается лишь очень небольшая роль. Когда «Контракт с Америкой» говорит об универсальной приватизации, речь идет об удалении от общественной сферы. По мере удаления от общественного затрачивается все меньше усилий, чтобы обеспечить работу общественных учреждений, правительство все меньше уважают, и дальнейшие отступления в частную сферу становятся все более вероятными. И в самом деле, в политических спорах общественное становится врагом частного — вместо того, чтобы быть дополнительным фактором, необходимым для существования успешного частного сектора.
С этой точки зрения, экономическая устойчивость и рост должны устраиваться сами собой. Не признаются никакие цели экономической или социальной справедливости. Любая попытка собирать налоги, особенно прогрессивные налоги, или распределять доходы на какой-нибудь иной основе, чем рыночная производительность, нарушает стимуляцию деятельности, мешает эффективной работе рынков и ведет к миру, где будут господствовать второсортные люди. Перераспределение доходов, чем главным образом и занимаются все современные правительства, считается незаконной деятельностью. Людям надо оставлять то, что они зарабатывают. Всякая другая политика означает, что рынок делается менее эффективным, чем мог бы быть. Правительства существуют, чтобы охранять частную собственность, а не отбирать ее.
Чтобы играть в капиталистическую игру, экономика должна начать с какого-то исходного распределения покупательной способности. Каково оно должно быть? В этом и только в этом правительство может сыграть некоторую роль. После определения начальной точки рынок сам порождает оптимальное распределение покупательной способности для следующего круга экономической деятельности. Идет игра, и различия, производимые рынком, справедливы, так как они «естественны» и являются результатом «честной игры» (68). Эта временная проблема возникает теперь в бывших коммунистических странах. Чтобы перейти от коммунистической экономики к капиталистической, надо установить права частной собственности на бывшее государственное имущество. И хотя у капитализма нет никакой теории, говорящей, что одно распределение лучше или хуже другого, какое-то распределение права собственности надо установить. Но в «старом» капитализме эта исходная точка была установлена уже в далеком прошлом.
Кроме поставки чисто общественных благ и функций субсидирования и налогообложения, с положительными или отрицательными внешними эффектами, правительства имеют еще одну роль. Капитализм не может работать в обществе, где господствует воровство. Он нуждается в правовой системе, гарантирующей существование частной собственности и выполнение контрактов. Но такие консервативные экономисты, как Гэри Беккер, утверждали, что, хотя капитализм и нуждается в действии права собственности, ему вовсе не нужны общественные обвинители и общественные полицейские (69). Контракты и права частной собственности можно соблюсти, дав возможность каждому подавать в суд на каждого другого для охраны своих законных прав. Что ясе касается юридической системы, то капитализм в какой то степени в ней нуждается, но лишь в самой рудиментарной форме; и ему нужен гораздо меньший общественный сектор, чем существует теперь.
Конечно, эта аргументация имеет некоторые слабые стороны. Рассмотрим, например, вопрос о воровстве. Можно защищать частную собственность с помощью замков, сигналов тревоги и частной наемной охраны. Но это обходится дорого. Это далеко не столь эффективно, как внушение людям общественных ценностей, восприняв которые, они не будут красть. С такими ценностями частная собственность может быть защищена бесплатно. Агрессивного индивида лучше социально укрощать, чем физически сдерживать (70). Общества хорошо действуют лишь в том случае, если большинство их членов хорошо ведет себя большую часть времени (71). Но кто должен решать, какие социальные ценности прививать молодежи? На этот вопрос у капитализма нет ответа. Ценности, с его точки зрения, — это всего лишь личные предпочтения. Они лишены общего смысла. При капитализме целью системы является максимизация личного удовлетворения, разрешающая индивиду делать собственный выбор. Индивид сам должен судить, каковы могут быть последствия его поступков, индивид сам должен решать, как повысить свое благосостояние. Индивиды занимаются оптимизацией, происходят свободные обмены, рынки распродают товары, и возможностей социального выбора немного (72). Не возникают такие общественные идеалы, как честность или равенство (73).
Вследствие этого, с точки зрения капитализма, есть мало случаев, когда правительство может положительно воздействовать на экономику, и много случаев, когда его вмешательство может быть вредно. Поэтому правительство считается не чем-то необходимым для успешного действия экономики, а чем-то, что ей нередко вредит (74). Консервативная точка зрения на правительство полагает, что люди в естественном состоянии склонны к насилию и подчиняются центральной власти лишь в обмен на безопасность и устойчивость. Потребность в правительстве возникает из опасения хаоса и угрозы частной собственности (75). Но в истории все было не так. Капиталистическая концепция правительства в точности противоположна его исторической роли. Сообщества были задолго до индивидов. Социальная поддержка и социальное давление — именно то, что делает человека человеком.
