Лестер Туроу - Будущее капитализма

Никакая значительная группа людей никогда не жила разрозненно. Никогда не было так, чтобы отдельные дикари собрались и решили устроить правительство в своих собственных интересах. Правительство или социальная организация существуют так же долго, как человеческий род. Личность вовсе не была вначале и не была подчинена обществу в интересах социального порядка; напротив, личность произошла из общественного порядка, как его прямой продукт. Дело обстояло не так, будто индивиды жертвовали некоторыми из своих прав для блага сообщества; напротив, со временем индивиды постепенно отвоевали у сообщества свои личные права. Социальные ценности породили индивидуальные ценности, а не наоборот (76). Личность есть продукт сообщества, но она вовсе не должна приноситься ему в жертву.

В описанном выше отрицательном взгляде на правительство проявляется непонимание того, что свободный рынок требует поддерживающей его физической, социальной, психической, образовательной и организационной инфраструктуры. Что еще более важно, чтобы индивиды не сражались все время друг с другом, рынку нужна некоторая социальная сплоченность.

Как мы знаем из биологии, некоторые виды живут одиноко, кроме периодов спаривания. Другие виды — это общественные, или стадные, животные. Конечно, человек относится к их числу. Эту реальность должно признавать каждое успешное общество, но капитализм ее не признаёт. Успешные общества должны держать в равновесии обе стороны человеческой природы. Конечно, человек корыстен, но он не только корыстен. Конечно, государственные чиновники иногда служат личным целям, а не общему благу, но они не всегда таковы. Проблема не в том, что личный выбор враждебен общественной связи; надо найти наилучшее сочетание личных и общественных действий, которое обеспечит обществу существование и процветание.

Теоретически капитализм не претендует на достижение какой-то громкой цели — не обещает создать максимальный темп роста или наивысшие доходы. Он просто утверждает, что лучше всякой другой системы максимизирует личные предпочтения. Но у него нет никакой теории, как образуются или как должны образовываться эти предпочтения. Он будет максимизировать саморазрушительные предпочтения, точно так же, как и альтруистические гуманные предпочтения. Откуда бы ни явились эти предпочтения, как бы они ни образовались, капитализм готов их удовлетворять. Вследствие этого капитализм не есть учение о некоторой абстрактной эффективности — например, стремящееся привить людям честность, чтобы система могла работать при более низких затратах. Он позволяет каждому максимизировать свою пользу, осуществляя свои собственные личные предпочтения. Желание быть преступником столь же законно, как желание быть священником.

Можно сказать, как это говорит коммунитарное движение, что человеческие общества были эффективнее и человечнее в прошлом и могут стать более эффективными и человечными в будущем, если молодежи будут прививать правильные общественные ценности. Эти аргументы могут быть верны, но никто не знает, как это сделать. Каковы именно правильные ценности и как прийти к согласию относительно них? Христианские фундаменталисты имеют ряд ценностей (запрещение абортов, школьные молитвы, креационизм), которые не нравятся многим другим, не желающим, чтобы этому учили их детей. Если даже есть согласие по поводу ценностей, какова допустимая (и недопустимая) техника внушения этих ценностей? Если можно достигнуть согласия о том и другом — о целях и средствах, — то как можно сопротивляться фундаментальным силам тектоники экономических плит? Ни в настоящем, ни в будущем ценности не прививаются и не будут прививаться ни семьей, ни церковью, ни другими общественными учреждениями. Они прививаются и будут прививаться электронными и визуальными средствами информации.

Средства информации наживают деньги, продавая возбуждение. Нарушение существующих общественных норм вызывает возбуждение. Можно даже сказать, что средства информации должны нарушать все больше фундаментальных норм, чтобы вызывать возбуждение, потому что нарушение любого кодекса поведения становится скучным, если повторяется слишком часто. В первый раз, может быть, вызывает возбуждение, когда видят на экране, как крадут автомобиль и как его затем преследует полиция. Может быть, это вызывает возбуждение и в сотый раз, но в конце концов это перестает быть интересным, и для возбуждения надо увидеть какое-нибудь более серьезное нарушение общественных норм. Возбуждение продается. А подчинение существующим или новым общественным нормам не возбуждает и не продается. Противиться соблазну украсть автомобиль — это вовсе не возбуждает. Это слишком просто

Ценности, или предпочтения, — это черная дыра капитализма. Система существует, чтобы им служить, но нет никакой капиталистической теории хороших или дурных предпочтений, никакой капиталистической теории, как возникают ценности, и никакой капиталистической теории, как изменять ценности и управлять ими. История никогда не повторяется, так как прошлое всегда меняет будущее. Но история, подобно авиационным катастрофам, может научить нас, как строить более успешные человеческие общества, если тщательно проанализировать историю, разобравшись, что вышло из строя. Игнорировать социальные аспекты человечества — это значит проектировать мир для человеческого рода, какого не существует. «Великая депрессия», когда капитализм свободного рынка едва не погиб, и тысячелетний упадок человечества во время Темных веков — это общественные явления, которые надо понять. Длительные успехи и поражения Египта, Рима и Китая — памятники человеческих достижений и человеческой глупости.

Чтобы стать жизнеспособным, капитализм нуждался в идеологии наращивания личного дохода, но сверх того он нуждался также в технологии паровой машины, родившейся в 1795 г. (1). Но в двадцать первом веке ключевое стратегическое значение будут иметь мышление и воображение, изобретение и организация новых технологий. Физический капитал будет все еще необходим, но он стал продуктом, который можно занять на глобальных рынках капитала, в Нью-Йорке, Лондоне или Токио. Это приводит к главному вопросу. Чем станет капитализм, если он не сможет владеть стратегическими источниками собственного конкурентного преимущества? (2).

Если рассмотреть фирмы, в которых главным источником стратегического преимущества уже являются квалификация, образование и знание (консультирующие фирмы, юридические фирмы, инвестиционные банки, бухгалтерские фирмы), то они обычно имеют совсем не таких владельцев и совсем не так действуют, как традиционные капиталистические фирмы(3). Немногие из них зарегистрированы на фондовой бирже. Они обычно принадлежат не внешним капиталистам, а работающим партнерам. Если даже они зарегистрированы на фондовой бирже, они совсем иначе управляются. Их работники получают обычно значительную долю своего дохода в виде премий, основанных на результатах работы (что является формой собственности), и часто должны оставлять в фирме большую часть этих премий до ухода на пенсию (то есть их по существу заставляют становиться капиталистами). Управляющие играют иную, гораздо менее важную роль. Управляющего выбирают партнеры. «Работники» имеют гораздо больше свободы в деловых решениях, чем это бывает в традиционных иерархически устроенных индустриальных фирмах, таких, как «Дженерал Моторз» или «Дженерал Электрик».

Когда такие фирмы пытаются действовать как нормальные капиталистические фирмы, они рано или поздно попадают в неприятности. Лучший пример — это инвестиционный банк «Саломон Бразерс». Первое поколение партнеров обогащается, числится в регистре Нью-йоркской фондовой биржи и продает фирму капиталистам-акционерам. Но почему следующее поколение партнеров должно делиться своими заработками с какими-то посторонними капиталистами, если они могут работать для других фирм, не теряя своих прибылей? Когда капиталисты из фирмы «Саломон Бразерс» стали настаивать на получении своей доли заработков, начался массовый исход самых талантливых партнеров, дававших главный доход. В этом случае капиталисты во главе с Уорреном Баффетом, считающимся самым изощренным в Америке инвестором, могут в конце концов обнаружить, что им принадлежит пустая оболочка.

Поскольку теперь все покупают одно и то же оборудование у одних и тех же глобальных поставщиков, технологии, которые могут дать фирме конкурентное превосходство, заключаются не в уникальном оборудовании, недоступном для конкурентов, а в умах работников фирмы, знающих, как использовать это оборудование особым или более интенсивным способом. Единственно важное имущество фирмы каждый вечер уходит к себе домой, независимо принимает решения, где применить свое умение, управляет усилиями, которые оно может поставить на службу фирме или нет, и этим имуществом нельзя владеть, если в мире нет рабства. Когда работник фирмы уходит, уникальные идеи и технологии фирмы автоматически переходят вместе с этим работником к новому предпринимателю. Если фирма не может удержать своих работников, то знание, составляющее ее собственность, в действительности перестает существовать.