Вопрос, какой должна быть Европа, – это «почти вечная составная часть европейского мышления и европейской неуверенности»62. В то время как евро первоначально был задуман для того, чтобы добиться создания политического союза, которого, как считали, невозможно добиться прямым путем, то теперь политический союз нужен для того, чтобы спасать евро»63. При этом самому большому шансу Европы для политического союза уже полстолетия, и другого больше не будет: Европа шести государств, которая объединилась в 1957 году Римскими договорами по ЕЭС, охватывала по своим внешним границам почти всю Францию времен Карла Великого. Не хватало только Австрии и Швейцарии, но зато была Южная Италия. Совместная история, обозримое число участников и доминирование Франции и Западной Германии в этом союзе создавали относительно лучшие предпосылки для такого совместного федерального государства, которое только можно было себе представить в Европе. Но дальнейшее развитие в этом направлении сорвалось из-за сопротивления Франции. Шарль де Голь противопоставил тогда образцу европейского федерального государства собственное видение «Европы наций». Таким образом, Франция осталась верна своей линии, которая уже наметилась, когда Французское национальное собрание в 1954 г. отказалось ратифицировать Договор о европейском оборонительном сообществе (ЕОС). Сторонники политического союза еще и сегодня с сожалением вспоминают об этом союзе, так же как считает и Роланд Тихий, что Германия «всегда была слишком маленькой, а в будущем станет слишком старой, для того чтобы представлять собой действительно определяющую и одновременно почивающую на своей силе страну»64.
С первым расширением ЕЭС (Великобритания, Ирландия, Дания) в 1973 году шанс к углублению направления к политическому союзу окончательно исчез, так как в этот союз вошли страны, которые никогда прежде не объединяла общая государственность. С каждым новым расширением ЕЭС, потом ЕС (Европейское сообщество), все дальше отдалялись возможности основного политического союза. Ничего не изменяла вновь повторяющаяся пламенная речь о «двухскоростной Европе».
Ганс Вильгеродт предостерегает: «Европейцы сегодня склоняются к тому, чтобы забыть негативные стороны Европы и ее истории. Тогда Европу можно будет рекомендовать как желанную цель новой государственности. Но умнее было бы более тщательно поразмыслить о содержании, угрозах и смысле новой государственности и при этом не выбрасывать за борт проверенные национальные и региональные традиции»65. ЕС в его сегодняшней форме можно назвать конфедерацией или союзом государств: государства-члены передали ряд первоначальных компетенций на более высокий уровень. Но эта передача компетенций может быть в принципе в любое время возвращена обратно при выходе из ЕС (статья 50 Договора ЕС). Государства-члены остаются суверенными субъектами международного права66. В федеральном же государстве, напротив, международно-правовой суверенитет передавался бы федерации. Конститутивные элементы европейского федерального государства хотя и невозможно окончательно описать, но следующие компетенции наверняка должны сюда входить:
– законодательная компетенция для единого уголовного и гражданского права, включая основные разделы налогового права, семейного и наследственного права, трудового права и нормы права, регулирующие вопросы социального страхования,
– право на взимание федеральных налогов,
– право на получение кредитов,
– исключительная компетенция по международным отношениям,
– исключительная компетенция по вооруженным силам,
– собственная федеральная полиция.
Законодательная власть должна состоять из двух палат:
– Европейский парламент, который образуется не по национальным квотам, а соответственно фактической части населения,
– вторая палата, которая будет развиваться из сегодняшнего Европейского совета и могла бы функционировать аналогично немецкому бундесрату,
– обе палаты имели бы право на законодательные инициативы. Вопрос, какие федеральные законы были бы обязательны для одобрения второй палатой, а какие не обязательны, регулировался бы в каждом отдельном случае,
– Европейский парламент имел бы компетенцию выборов президента или премьер-министра, который является главой Европейского правительства.
Президент или премьер-министр подбирает членов Европейского правительства (они могут называться министрами или комиссарами). Открытым остается вопрос, должны ли они дополнительно утверждаться парламентом.
Федеральное государство в обозначенной структуре уже часто проявляло свою принципиальную работоспособность. В эти структуры органично вписалась бы и единая валюта. Политический союз создал бы так много связей, что никто не стал бы сомневаться в будущем единой валюты. На вопрос о легитимации, который должно ставить любое государство, если оно продолжительное время должно быть стабильным, этим, конечно, не дается ответ. Я не думаю, что в исторически обозримом времени была бы возможна такая степень централизации и связанная с этим задача национального устройства среди членов ЕС. К тому же пока не заметно, что этим могут вскрываться новые ресурсы для благосостояния и экономического роста. Политический союз не уменьшил бы различия по благосостоянию (это показывает сравнение Европы с США), не вызвал бы большего роста экономики, а также не смог бы предотвратить местные банкротства и бедность.
Бывший судья Конституционного суда Удо ди Фабио высказал свое мнение: «Я считаю ошибочной попытку следовать модели федерального государства. Якобы решающее все проблемы европейское федеральное государство могло бы быть подвержено намного большим испытаниям на разрыв, чем современный союз, со многими весами и противовесами, которые дают возможность баланса»67.
Европа скорее оказалась бы в опасности, отказавшись от своего исторически самого большого преимущества: а именно, многообразия государств, народов и обществ, которое делает возможными различные решения и таким образом поддерживает индивидуальность и инновацию. Уже сегодня проблемой Франции является относительный застой в государственных структурах, в которых все регионы – от Средиземного моря до побережья канала – регулируются единообразно. И напротив, немецкая мощь и вместе с ней источник для значительно более широкой инновационной силы заключается также в многообразии децентрализованного государственного устройства. Бремен и Бавария, например, регулируют свои региональные вопросы совершенно по-разному. Даже такой восторженный европеец, как британский историк Тимоти Гартон-Эш, предостерегает: «Я… не думаю, что нам все время нужен большой проект для светлого будущего Европы. Ключ к обновлению Европы и сегодня еще заключается в национальных демократиях – там Европа или родится заново, или нет»68.
Самым успешным федеральным государством в мире является, между прочим, маленькая Швейцария: 7,8 миллиона жителей живут в 26 кантонах, которые более самостоятельны, чем немецкие федеральные земли. Уже более 200 лет у них существует мир, национальная валюта и самый высокий уровень жизни в мире. Но причина здесь не в размерах, она важна для экономического и политического успеха государства»69.
Для существования сегодняшних федеральных государств в Европе, какими являются Германия, Австрия, Бельгия, Испания, европейское федеральное государство станет решающей проблемой: практически все основные компетенции национального федерального уровня при европейском федеральном государстве перейдут в Брюссель, а национальные федеральные государства останутся пустой оболочкой – разве только сегодняшние региональные компетенции стран будут подняты на национальный уровень. Европейское федеральное государство лишит национальный федерализм основы. Это было бы нежелательно, и необходимая перестройка национальных государств не найдет поддержки большинства.
Это короткое рассмотрение показывает: европейское федеральное государство в настоящее время является утопией, и оно будет оставаться таковой еще длительное время. Давайте не будем говорить при этом только о немцах или о французах, а подумаем и о британцах, датчанах, шведах, поляках и чехах. Невозможно представить, что один из этих народов в обозримом будущем откажется от своего суверенитета в пользу вышеописанного европейского федерального государства.
Даже такой сторонник расширяющейся государственной интеграции, как Вольфганг Шойбле, знает, что Германия даже с Францией не может договориться о точных очертаниях европейского федерального государства. Это также блокирует дальнейшее преобразование Европейской комиссии в правительство Европы. К тому же с европейским правительством лишится власти Европейский совет, а этого в настоящий момент не захочет даже Германия. Шойбле говорит: «Если не будет европейского федерального государства, не будет и европейского правительства в том смысле, каким сегодня является федеральное правительство». Тем не менее, и это кажется противоречивым, он хотел бы прямых выборов президента, чтобы таким образом продвинуть интеграцию на психологическом уровне70. А это уже прелюдия к театру военных действий.
