«Те, кто правил Флоренцией с 1434 по 1494 год, утверждали, что форму правления следует менять каждые пять лет, ибо иначе самое правление станет невозможно», — пишет Макиавелли. В одних государствах, например в США, сроки правления оговорены конституцией, с тем чтобы правитель оставался у власти не более двух сроков подряд. Но даже в тех странах, где нет соответствующих официальных конституционных ограничений, действуют очень, по моему мнению, эффективные неофициальные ограничения. Лидер, желающий сам назначать сроки пребывания у власти, все-таки не может просидеть в премьерском или президентском кресле более десяти лет. Я уже говорил о недержании внимания электората; добавим сюда прессу, находящуюся в непрестанных поисках новых тем, ибо старые слишком быстро наскучивают аудитории; «срок годности» звезд делается все короче и короче; то же самое и по той же причине происходит с политиками.
Маргарет Тэтчер выдворили товарищи по партии, ибо она пересидела в премьерском кресле собственную популярность; Джима Каллагана, Джона Мэйджора и Гордона Брауна отправил в отставку электорат. Впрочем, лидеры, даже когда понимают, что пора уходить, непременно изыскивают причины задержаться на полгода, если не на год, с целью довести до конца то или иное дело. Они жестоко ошибаются, вычисляя продолжительность собственной желательности на посту главы государства — и в итоге их просто прогоняют. В отдельных случаях лидеры сразу озвучивают свое намерение просидеть не больше двух сроков; так поступил испанский премьер Хосе-Мария Аснар, впервые победив на выборах, — и сдержал обещание. В условиях современной демократии народ уже к концу второго срока испытывает непреодолимое желание поменять лидера. Следовательно, только разумно уйти самому, не дожидаясь, пока на дверь укажут избирательные бюллетени и коллеги по партии.
Тони хотел сам выбрать день ухода; но проблема в том, чтобы верно этот день вычислить. В начале марта 2003 года я сказал Алистеру Кэмпбеллу нечто вроде: «Мы приблизились к началу конца». Удивленный Алистер выразился в том смысле, что не понимает, каков он, этот конец. Я принялся объяснять: мол, я и сам толком не понимаю, только нутром чувствую. С тех пор призрак конца уже меня не отпускал. В июне 2002 года Тони объявил нам, что останется в должности до следующих выборов и, пожалуй, назовет дату ухода. Через месяц поделился: дескать, теперь, когда решено уйти до очередных выборов, ему, Тони, изрядно полегчало. Правда, Тони не знал, как подать такое заявление. Во время подготовки к голосованию в Палате общин по поводу Иракской войны ко мне постоянно заглядывал секретарь Кабинета Эндрю Тёрнбулл — требовал показать устав Лейбористской партии, пункт о выборе преемника на случай отставки лидера. Тёрнбулл хотел подготовить преемника, ибо ожидал потери голосов за Тони в Палате общин. В мае 2003 года перед Тони снова встал вопрос: быть или не быть его третьему премьерскому сроку? Гордон, услышав, что Тони может внезапно объявить о нежелании оставаться на третий срок, запаниковал, стал приводить аргументы вроде: «Но тогда ты потеряешь покровительство — и с чем останешься?» Гордон всерьез боялся, что неожиданное объявление об отставке, причем отсроченной, позволит врагам организовать кампанию за нового лидера в обход его, Гордона. Всякий раз, когда Тони заговаривал об уходе, я выдвигал железный аргумент «против», а именно: как только будет назван «день икс», на Тони станут смотреть как на отработанный материал. В один миг испарится все его влияние. Уверен, что мои слова, вкупе с другими соображениями, были причиной столь долгих колебаний Тони.
В 2004 году на Тони стали открыто давить с отставкой. Тони спросил мое мнение; я ответил, что сейчас уходить не следует, а надо высидеть в премьерском кресле десять лет, только ни в коем случае не делать попыток сравняться с Маргарет Тэтчер, которая продержалась двенадцать лет. У Тони, по его словам, было вот какое чувство: если на очередных выборах он заявит о намерении остаться на третий срок, ему и правда придется остаться; тянуть до последнего. Несколько недель спустя мы вернулись к разговору. Алистер советовал уходить; Питер Мандельсон — наоборот; ему так интуиция подсказывала. Мы, по мысли Питера, должны были явить новый фонтан энергии, а то выглядим, как сдутые шары. Я провел аналогию с правлением Маргарет Тэтчер — сказал, что у нас нынче 1986 год, каковой год был для Тэтчер не концом, а периодом, когда открывается второе дыхание. Значит, подытожил я, и для Тони это не конец. Впрочем, я бы не поручился, что у Тони остались силы для борьбы. Наоборот, его постигли колебания, на тот момент уже перешедшие в разряд хронических.
К концу мая Тони все же начал оказывать какое-никакое сопротивление. Девизом себе взял цитату из книги Гарольда Уилсона. В 1969 году Уилсона спросили, что он думает о заговорах против себя и предложениях уйти в отставку. Уилсон так ответил: «Мне известно, что имеет место быть. Я имею место быть». Нам с Салли Морган Тони сказал, что решил остаться после выборов. Это было в июне. Эндрю Тёрнбулл предъявил план переезда Тони из Номера 10 для ремонта последнего, каковой ремонт требовал 45 миллионов фунтов; действительно, Номер 10 пребывал в плачевном состоянии — например, электропроводка искрила. Мы отказались покинуть Номер 10 — нас, в частности, пугала символичность двух событий — сердечного расстройства, постигшего Тони год назад, и теперешнего исхода. Ремонт, решили мы, подождет до окончания выборной кампании.
После летних каникул 2004 года Тони заявил о своем решении остаться на третий срок, но не изыскивать поводов для срока четвертого. А затем потряс сообщением, что, обдумывая свою отставку, купил в лондонском районе Бэйсуотер особняк за 3,6 миллиона фунтов. Питер Мандельсон криминала в покупке не усмотрел, я же забеспокоился, как бы о сумме не проведали СМИ и не отпугнули ею большинство избирателей. После речи на сентябрьской конференции, в номере брайтонского отеля, Тони выдал Дэвиду Хиллу, Салли и мне еще одну убийственную новость — он ложится в больницу для очередной операции на сердце. Потом, может, и освободит премьерское кресло, обронил Тони; если поднадоел соотечественникам. Тут даже ваш покорный слуга задался вопросом: может, с Тони и правда восьми лет премьерства хватит? Мы решили сделать сразу три заявления — об особняке, об операции на сердце и о решении бороться за третий срок. Рассчитывали, что последнее из трех затмит первые два, каждое из которых намекает на возможную отставку. К моему удивлению, все три новости удалось сохранить в тайне до 30 сентября, то есть до самого их обнародования.
В тот день мы поделили министров — членов Кабинета; каждому из нас досталось энное их количество для обзвона и сообщения, что Тони ложится в больницу. Мне выпал браунит Алистер Дарлинг; на мои слова о сердце и больнице он сказал: «Значит, Блэр уйдет в середине следующего срока». «Нет, — возразил я. — Он на полный срок останется». «Люди подумают, он раньше уйдет», — гнул свое Дарлинг. «У нас никаких сомнений — Тони остается на весь третий срок и только потом передает полномочия своему преемнику», — спорил я. Дарлинг рассмеялся и заверил, что понял намек. Гордон в это время был в Вашингтоне, на совещании с министром финансов США. Мы ему позвонили, но он совещание не прервал, поэтому я передал ему новость через личного секретаря. Тот покинул переговорную, перезвонил в Лондон и сказал, что получена искаженная информация. Мы повторили сказанное, и до Гордона наконец дошло. Как же он рассвирепел. Через СМИ обвинил нас в устроении государственного переворота по-африкански, пока он, Гордон, за границей трудится. Занятно, что именно Гордон первым публично объявил о предстоящей Тони операции на сердце. Полковник Каддафи и премьер-министр Ирака Айяд Аллави прислали цветы, принц Чарльз — открытку с пожеланием скорейшего выздоровления и коробку сливочной помадки «Герцогиня Корнуольская» с подписью «от доктора Уэльса». Увы — помадка испортилась в результате сканирования службой безопасности Номера 10; как предметы подозрительные и коробка, и ее содержимое отправились в мусор. Правда, поскольку подпись была от руки, мне потом прислали останки. Интересовались, от кого бы это.
Выборы 2005 года стали истинным испытанием; проблем хватало и без воспаления позвоночного диска Тони. Гордон и Тони вместе вели кампанию, Гордон постоянно требовал назвать дату ухода и объявить его, Гордона, преемником. Алистер и Филип без конца совещались с Гордоновой командой. Мне Алистер в электронном письме предложил стать «вожаком Эда Боллса при новой власти». Шери настаивала, чтобы Тони сразу после выборов лег в больницу, сделал магнитно-резонансную томографию позвоночника, я же заметил: из больницы Тони выйдет политическим трупом. Обследование пришлось отложить до лучших времен. Мы начали терять контроль над партией. В Кабинете министров произошел раскол в связи с грядущим запретом на рекламу табака, Патрисия Хьюитт примкнула к врачам, Джон Рейд — к рабочим, курящим в клубах. Мы попытались приструнить одну и другого — они перешли к взаимным обвинениям. Казалось также, что мы потеряем голоса, издав закон о задержании подозреваемых в терроризме на девяносто дней без предъявления обвинения — вот был бы очередной показатель, что Тони утрачивает политическую силу. Тони заявил, что скорее согласится на поражение в борьбе, нежели отступит. Впрочем, ощущение fin de regime[223] и без того витало в воздухе.
