В качестве абстракции можно представить себе, как бы выглядели многие продукты советской экономики на гипотетическом свободном рынке. Оказывается, они были бы в высшей степени конкурентоспособны. Возьмем хотя бы автомат Калашникова, ракетно-ядерное оружие, космическую технику, нефть и газ, электрическую энергию, алюминий и минеральные удобрения, услуги транспорта. Не будем вспоминать о Великой Отечественной войне, которая была абсолютным экзаменом для только-только поднимающейся советской экономики (сравните ее мысленно с нынешней экономикой В. Вексельберга и О. Дерипаски в условиях аналогичной войны).
И вот другой реальный экзамен на конкурентоспособность — приватизация. Мы помним, какая драка поднялась между теневыми и преступными кликами за то, чтобы урвать куски советской «неконкурентоспособной» экономики при ее дележе в 90-е годы XX в. Надо спросить Р. Абрамовича, доволен ли он своим куском, не подвел ли он его на мировом рынке.
Поучительной операцией перестройки было создание «мифа Столыпина». Это было типичной лабораторной разработкой, ибо происходило при доскональной изученности реального состояния дел. Идеологи изощрялись в изобретении эпитетов. А.Н. Яковлев додумался сказать, что беда П.А. Столыпина была в том, что он оказался «слишком истиноемок». Этот миф был неожиданным и странным.
Итальянский политолог М. Феретти, составившая обзор работ, посвященных канонизации П.А. Столыпина, пишет: «Показательно быстрое и легкое забвение призыва о возврате к демократическим идеалам Февральской революции. Само по себе это неудивительно. У тех, кто считает Учредительное собрание воплощением демократической воли России, сразу возникает очень неудобная проблема: поскольку большинство голосов было отдано эсерам, «демократическая воля» России высказалась против реализации «западного пути» в экономическом и политическом переустройстве России… Февраль был тут же забыт. Возник миф великого реформатора Столыпина» [95].
Эту фигуру подняли на пьедестал потому, что П.А. Столыпин был альтернативой советской аграрной политике, как бы предшественником М. Горбачева и А. Чубайса. Он разрушал сельскую общину так же, как А.Н. Яковлев мечтал разрушить колхоз. Видный историк крестьянства и аграрных отношений начала XX в. В.П. Данилов писал о том, как во время перестройки фабриковался миф Столыпина: «Над аграрной реформой с самого начала витал идеализированный, раскрашенный в светлые тона образ Столыпина, не предвещая ей ничего хорошего… Столыпинская аграрная реформа стала изображаться прообразом горбачевской аграрной «перестройки» Начавшийся в 1988 г. культ Столыпина достиг в 1990-1991 гг. масштабов массовой идеологической кампании, апогеем которой можно считать появление в одной из центральных газет 12 мая 1991 г. панегирика «Столыпин и Горбачев: две реформы „сверху“» («Неделя», 1991, № 19, 6-12 мая).
Историки-профессионалы, прежде всего из среды шестидесятников, не могли не обратить внимание на бестактность подобных параллелей, поразивших всех нас своей несообразностью и полным противоречием всему тому, что провозглашалось целями и средствами «перестройки».
В 1988 г. завершил работу над рукописью своего последнего исследования Арон Яковлевич Аврех — крупнейший специалист по истории государственной политики России столыпинского времени. Это была книга, специально посвященная теме «П. А. Столыпин и судьбы реформ в России». А. Я. Аврех обратился ко мне с просьбой стать редактором этой книги и написать к ней предисловие. Он успел сдать рукопись в Политиздат незадолго до своей смерти в декабре 1988 г. Автор застал лишь начало идеологической кампании по возвышению Столыпина и его аграрной реформы, но уже тогда смог оценить остроту и значение возникшей проблемы. В его книге было показано действительное содержание столыпинских реформ, их подчиненность помещичьим интересам и административно-принудительный характер их методов. Именно поэтому издание книги задержалось почти на три года,86 причем содержание подверглось грубому издательскому редактированию, многие тексты, не отвечающие новым идеологическим установкам, были изъяты. Я вынужден был отказаться от участия в издании настолько искаженной книги покойного автора. Мое предисловие было издательством отклонено.
Не менее печальной оказалась судьба последней работы Андрея Матвеевича Анфимова, выдающегося исследователя аграрной истории России, особенно истории крестьянства конца XIX — начала XX в., одного из главных представителей «нового направления», подвергнутого в 1970-х гг. идеологическому осуждению и разгрому. В 1991 г. А. Анфимов закончил работу над книгой о столыпинской аграрной реформе «Реформа на крови». Это было очень точное название, поскольку реформа была вызвана первой русской революцией и проводилась после ее подавления. Издательства потребовали изменить название книги. Второе название было очень спокойным — «П. А. Столыпин и российское крестьянство», но рукопись ни одно издательство не приняло.
После кончины А. М. Анфимова коллегам удалось опубликовать особенно важный раздел его исследования «Новые собственники», посвященный крестьянским хозяйствам, выделившимся из общины, выполненный по данным единственного массового обследования, проведенного в 1912 г.87 Положение, в котором оказались «Новые собственники», не дает никаких оснований для восторгов по поводу успехов столыпинской аграрной реформы. Издание книги состоялось в 2002 г.88 тиражом всего в 300 экземпляров, что оставляет ее недоступной широкому читателю…
Между тем перестройка приобретала все более радикальный и неуправляемый характер… В ноябре 1990 г. Верховный Совет РСФСР (расстрелянный Б. Ельциным 3-4 октября 1993 г.) практически без обсуждения принял законы «О крестьянском (фермерском) хозяйстве» и «О земельной реформе»… Комиссия ЦК КПСС по вопросам аграрной реформы по-прежнему существовала, хотя сколько-нибудь активная ее работа после пресловутой встречи в августе 1990 г. стала невозможной. Никакого обсуждения ельцинских аграрных законов не получилось» [147].
Приняв миф Столыпина как свое убеждение, власть постсоветской России отвернулась от достоверности. Издержки от этого решения будут немалыми.
Отрицание советской индустриализации. Этот фарисейский мотив в кампании против советского хозяйства был якобы вызван состраданием к населению, ставшему жертвой форсированного развития. Судя по тому, что сделали с населением антисоветские реформаторы после прихода к власти в 1992 г., это сострадание было заведомым лицемерием, но до 1991 г. оно действовало на сознание гуманной публики. Она как будто не замечала, что перегрузки 30-х годов XX в. не могут оправдать разрушения уже созданной промышленности в 90-е годы. Но в антисоветской прессе конца 80-х годов XX в. (как западной, так и отечественной) из исторической мифологии делали два важных вывода: глупо было СССР предпринимать ускоренную индустриализацию; глупо было ввязываться в гонку вооружений с Западом.
В принципе, это не проблема экономики. Та или иная точка зрения о том, что нужно было делать СССР, определяется моральными ценностями, о которых нет смысла спорить. Но примем эту позицию и предположим, что советский народ, в своем подавляющем большинстве принявший политику индустриализации, фатально ошибся.
Очевидно, что эту ошибку и все дефекты и перегибы индустриализации советские люди оплачивали своей кровью и потом. Разумно считать, что люди, проливавшие пот и кровь, размышляли об альтернативах этой политики. Скорее всего, оценка именно этих людей была наиболее достоверной, поскольку речь шла об их собственной шкуре и шкуре их детей. И эта их оценка убедительно выразилась в редкостном историческом явлении — культе личности И. Сталина как символа индустриализации.
Позиция, отвергающая индустриализацию, могла бы быть рассмотрена как рациональный вариант, если бы ее сторонники провели ревизию всех имевшихся в тот период реальных альтернатив и сказали бы: та альтернатива, что была реализована, наихудшая. А народ, полюбивший тирана Сталина, — дурак.
Многие (и я в их числе) не раз спрашивали идеологов реформы: «Какова была реальная альтернатива?». Молчали. Ибо вот что им пришлось бы ответить:
— лучше было бы отказаться от индустриализации, для которой не было средств из колоний;
— лучше было бы не механизировать поле, а поддержать кулаков с дешевой батрацкой силой;
— лучше было бы вновь начать гражданскую войну, расстреливая этих батраков в селе и безработных в городе;
— лучше было бы сдаться Гитлеру и отдать Сибирь Японии.
Очевидно, что советский строй оказался неподготовлен к «сытой» жизни, — тут он сразу породил элиту, вожделевшую буржуазной собственности и образа жизни. СССР оказался беспомощным против внутреннего врага, вскормленного холодной войной и избыточным патернализмом своего государства.
