«… Нынешнее изменение направления в политике России в сторону отхода от насилия в решении проблем Южной Африки началось в 1986 г., когда русский ученый Глеб Старушенко отметил в отчете, что предпочтительнее поддержать ненасильственные изменения [1115] .
… Совершенно ясно также, каких именно мирных перемен Россия хочет в Южной Африке. Я уже упоминал заявление посла Устинова [1116] . В марте д-р Борис Асоян, бывший советский посол в Лесото, сказал студентам РАУ [1117] , что СССР выступает за демократическую, нерасовую и справедливую Южную Африку.
Д-р Асоян в настоящее время советник в Министерстве иностранных дел Советского Союза и, судя по всему, является одним из важнейших игроков в эволюции советского отношения к ЮАР. Он совершенно недвусмысленно говорит о том, что альтернативы мирному решению проблем ЮАР нет. По его словам, ни насилие, ни революция не являются реалистическими решениями южноафриканских проблем. Только в прошлом месяце глава советского Института Африки г-н Анатолий Громыко и глава отдела Африки советского Министерства иностранных дел г-н Юрий Юкалов заявили, что они против разрушения ЮАР и предпочитают диалог между всеми заинтересованными сторонами… Можно только надеяться, что этот советский подход повлияет на тех граждан, которые все еще верят, что они могут добиться перемен в ЮАР через террористические акты» [1118] .
Филип Нел писал, что М. С. Горбачев поддержал новый подход, якобы предложенный Г. Б. Старушенко, когда в августе 1987 г. тот призвал к такому решению проблем Южной Африки, которое гарантировало бы интересы как черного, так и белого населения [1119] . Новизны в таких высказываниях было немного, но для белых, и особенно для африканеров, они были откровением: очень уж отличались они от привычного образа «тотального наступления».
Та версия южноафриканской политики СССР, которую создали в доперестроечную эпоху идеологи апартхейда, имела лишь косвенное отношение к реальности. В годы горбачевской перестройки их видение советской политики строилось на отторжении этой версии, а не на оценке реальной политики и реальных перемен. Самые большие перемены в политике СССР касались целей советской политики, а не средств их достижения. Но об этой стороне перемен в СССР южноафриканцы знали очень мало, так что и не анализировали их, чаще всего ограничиваясь предупреждениями, что коммунист – он всегда коммунист.
«Тот факт, что русские сменили свою стратегию, не означает, что они вдруг стали хорошими парнями… – говорил независимый депутат Л. де Биер. – В краткосрочной перспективе русские хотят обеспечить союзу АНК/ЮАКП роль наиболее важного элемента среди противников апартхейда в мирном урегулировании. По сведениям советского Института Африки, СССР предвидит создание марксистско-ленинского государства в Южной Африке, хотя возможно это случится только в будущем веке. Поэтому мы должны предвидеть, что, несмотря на желание СССР сесть за стол переговоров сейчас, это не означает конца русского экспансионизма в Африке» [1120] .
Депутат от Национальной партии Г. Б. Майбург ссылался на высказывание главы советской делегации на переговорах по ангольско-намибийскому урегулированию В. А. Устинова: «Есть признаки, что Россия изменила свою внешнюю политику… Г-н Устинов, посетивший Южную Африку на прошлой неделе [1121] , сказал, что отношения России с ЮАР могут быть восстановлены, если будет покончено с апартхейдом, и в Южной Африке будет установлен справедливый порядок, ясно отражающий Хельсинкский договор по правам человека… [Но] мы не должны забывать, что Россия все еще находится в парадигме коммунизма. Непохоже, что она откажется от этой политики. Наоборот, можно доверять коммунистам в том, что они останутся коммунистами и будут бороться за это везде и во всех сферах… АНК не очень счастлив по поводу нового направления советской политики. Это не означает, что русские больше не поддерживают их; наоборот, 13 апреля этого года заместитель министра иностранных дел России Анатолий Адамишин сказал, что СССР будет продолжать поддержку АНК до тех пор, пока апартхейд не будет уничтожен…» [1122]
Что уж говорить о Консервативной партии. Ее руководство полагало, что никакой «перестройки» не существовало. Цитатами из Горбачева и советского диссидента Владимира Буковского ее представители доказывали, что СССР останется коммунистической страной и только усовершенствует свою систему. Изменение отношения правительства к Советскому Союзу они называли «предательством принципов африканерского национализма» [1123] .
Клайв Дарби – Льюис, депутат от Консервативной партии, позже приговоренный к пожизненному заключению по обвинению в убийстве лидера ЮАКП Криса Хани, говорил: «… Подумать только, националисты [1124] устраивают приемы для советских в Южной Африке. Что изменилось с того времени, когда мы выгнали советских из Южной Африки? [1125] Стала ли ситуация лучше, или она, как я считаю, стала значительно хуже?… С кем мы дружим при правительстве Национальной партии? Это так называемые друзья, которых мы выкинули из страны много лет назад, когда у нас еще было правительство, которому хватало мужества… Они становились все хуже и хуже, но вдруг для нас они стали хороши… Нам не нужен Советский Союз; мы можем без него обойтись» [1126] .
Даже Дж. Доу, депутат от Лейбористской партии в Палате представителей [1127] , подчеркнув, что верит намерениям Горбачева найти политическое решение для ЮАР, сказал: «Россия остается революционной державой… и будет продолжать пытаться сделать цели ЮАКП приемлемыми для белых в Южной Африке. Целью России в долгосрочной перспективе все еще остается изменение мира в смысле его идеологических убеждений…» [1128]
Кажется, ни один из белых южноафриканских политиков не увидел, что к концу 80-х годов прошлого века у большей части советского руководства не осталось ни малейшего намерения строить социализм в Южной Африке. Они продолжали верить, что главная опасность в этом отношении исходила именно от СССР, а не вытекала из популярности популистско-социалистических идей среди черных южноафриканцев – популярности, поддерживавшейся и АНК, и ЮАКП, и КОСАТУ, и ОДФ.
Тот же Доу оказался куда проницательнее. В своем выступлении на совместном заседании трех палат парламента он привел выступление лидера Национальной партии Дж. Герцога на съезде партии в 1919 г. о том, что не надо бояться коммунизма, поскольку это национальное движение русских против капитализма и империализма. «Почему же теперь у африканеров… другое мнение о коммунизме?» – спросил он. И ответил: «Генерал Герцог выступил с этим заявлением в 1919 г., когда африканеры считали себя угнетенной группой, боровшейся за свое национальное освобождение с капиталистическим монолитом британского империализма… С тех пор ситуация изменилась. В Южной Африке стремление к свободе и равенству стало частью другой политической культуры – культуры обездоленного черного народа. Точно так же, как для генерала Герцога в его обстоятельствах было естественно положительно оценивать большевизм, так же и для многих черных естественно считать врага своего врага своим другом, особенно если этот друг предлагает высокие идеалы свободы и равенства и даже способ их достижения…» [1129]
Африканеры не верили в изменение стратегических целей СССР в мире вообще и на Юге Африки в частности, но они поверили, что «тотальное наступление» закончилось. Само это выражение незаметно исчезло из политической лексики задолго до речи де Клерка. Если о каком-то наступлении и упоминали, то только о «революционном», и обычно оно было связано с Кубой и с АНК, а не с СССР. Даже Магнус Малан в своей речи по бюджету в феврале 1989 г. не упоминал о «советском наступлении». Изредка говорил о «коммунистическом», чаще всего – о «революционном» [1130] .
Чего ждала от перемен в советской политике «белая» Южная Африка
Главным для многих белых южноафриканских политиков была надежда на то, что СССР прекратит поддержку вооруженной борьбы АНК, и это заставит АНК изменить свою «воинственную» позицию и пойти на переговоры. Основывалась эта надежда на убеждении, что АНК – креатура СССР. Если СССР утверждает, что не собирается завоевывать Южную Африку, то, может быть, от этой идеи откажется и АНК.
Эта мысль была четко выражена Вейнандом Маланом, лидером новой и довольно быстро сошедшей со сцены партии Национальное демократическое движение:
...
Между прочим, становится очевидным, что тотальное наступление выдыхается. По крайней мере, оно не так сильно, как прежде… В свете того, что АНК связан с Москвой, и ввиду высказываний в советских кругах, я думаю, мы должны признать, что переоценка Советским Союзом своей позиции по отношению к Югу Африки и ЮАР скажется и на изменении политики АНК в Лусаке по отношению к ЮАР.
Похоже, что советская точка зрения состоит в том, что вооруженная борьба не является единственным решением и что вариант с переговорами тоже стоит рассматривать. Эта точка зрения находит большой отклик и в среде АНК… У правительства есть теперь возможность отказаться от своего требования, чтобы АНК осудил насилие до начала диалога. Таким образом, АНК окажется под давлением Южной Африки, с одной стороны, но также и Советского Союза – с другой, и в то же время это найдет отклик у тех элементов внутри АНК, которые переоценивают стратегию… насилия [1131] .
