Когда я перезвонила Деборе в условленный день, она разговаривала, будто совершенно другой человек — монотонным, подавленным голосом, неразборчиво, будто находилась под воздействием сильных успокоительных препаратов.
— Никаких интервью, — пробормотала она почти бессвязно. — Тебе придется уйти. Братья говорят, что я должна сама написать книгу. А я не писатель. Очень жаль.
Я пыталась вставить слово, но она перебила: «Не могу больше с тобой разговаривать. Единственная возможность — убедить мужчин». Дебора дала мне три номера телефона: ее отца, старшего брата Лоуренса и номер пейджера ее брата Дэвида-младшего. «Все зовут его Сонни», — сказала она и повесила трубку. Мне не доведется слышать ее голос почти год.
Я стала звонить Деборе, ее отцу и братьям ежедневно, но никто не отвечал. Наконец, после того как несколько дней подряд я оставляла сообщения, мне ответили из дома Дэя: какой-то молодой парень не поздоровался и только дышал в трубку, где-то на заднем плане гремел хип-хоп.
Я попросила позвать Дэвида, парень ответил: «Ага» и отодвинул трубку.
— Иди позови папу! — проорал он после длинной паузы. — Это важно. Папашу позови!
Ответа не последовало.
— Тут дама по телефону, — крикнул парень. — Ну же…
Молодой человек опять задышал в трубку, и в эту минуту другой парень ответил по параллельному телефону и поздоровался.
— Привет, — сказала я. — Можно поговорить с Дэвидом?
— Кто это? — поинтересовался парень.
— Ребекка, — произнесла я в ответ.
Он отклонил трубку телефона в сторону ото рта и крикнул: «Позови папашу, тут дама по телефону по поводу клеток его жены».
Спустя годы я поняла, каким образом парень догадался о причине моего звонка, едва услышав звук моего голоса: белые звонили Дэю только в тех случаях, когда хотели обсудить что-либо касательно клеток HeLa. Однако в тот момент я смутилась и решила, что ослышалась.
Трубку взяла женщина и сказала: «Привет, чем могу помочь?» Она говорила четко, отрывисто, будто хотела показать, что «у нее нет на меня времени».
Я ответила, что хотела бы поговорить с Дэвидом. Она поинтересовалась, кто я такая. «Ребекка», — говорю, опасаясь, как бы она не бросила трубку, скажи я нечто большее.
— Секунду, — ответила женщина со вздохом и опустила трубку. — Пойди передай это Дэю, — попросила она ребенка. — Скажи, что ему звонят издалека, какая-то Ребекка по поводу клеток его жены.
Мальчик схватил телефон, прижал его к уху и побежал к Дэю. Наступила долгая пауза.
— Папаша, вставай, — шепотом сказал ребенок. — Там по поводу твоей жены.
— Кто…
— Вставай, там кто-то по поводу клеток твоей жены.
— Кто? Где?
— Клетки жены, там, по телефону… подымайся.
— Где ее клетки?
— Здесь, — ответил мальчик, передавая трубку Дэю.
— Да?
— Привет, это Дэвид Лакс?
— Да.
Я представилась и начала объяснять причину своего звонка, но не успела рассказать и половину, как собеседник издал глубокий вздох.
— Одна из этих, — пробормотал он с глубоким южным акцентом так неразборчиво, как будто перенес удар. — У вас есть клетки моей жены?
— Ну да, — ответила я, думая, что речь идет о том, что звоню я из-за клеток его жены.
— Ну да? — переспросил он вдруг четко и настороженно. — У вас есть клетки моей жены? Она в курсе нашего разговора?
— Ну да, — сказала я, думая, что он имеет в виду, знает ли о нашей беседе Дебора.
— Тогда пусть с вами беседуют клетки моей старушки, а меня оставьте в покое, — отрезал он. — Достаточно я имел дело с такими, как вы.
И повесил трубку.
7
Жизнь и смерть культуры клеток
10 апреля 1951 года — через три недели после того, как Генриетта начала проходить сеансы радиотерапии — Джордж Гай выступил в Балтиморе по телеканалу WAAM на специальном шоу, посвященном его работе. В качестве фона звучала волнующая музыка, и ведущий произнес: «Сегодня мы узнаем, почему ученые считают, что победить рак возможно».
Камера осветила Гая, сидевшего за столом перед стеной, увешанной фотографиями клеток. У него было красивое удлиненное лицо, тонкий заостренный нос, бифокальные очки в черной пластмассовой оправе и усы, как у Чарли Чаплина. Джордж сидел неподвижно и прямо; его твидовый костюм был идеально выглажен, из нагрудного кармана торчал кончик белоснежного носового платка, волосы были гладко зачесаны назад. Его взгляд переходил от экрана к камере и обратно, в то время как пальцы отбивали дробь по столу. Лицо Джорджа оставалось бесстрастным.
«Нормальные клетки, из которых состоит наше тело, невероятно маленькие, пять тысяч их уместится на булавочной головке, — произнес он, несколько высокопарно и излишне громко. — До сих пор остается загадкой, каким образом нормальные клетки превращаются в раковые».
С помощью схем и длинной деревянной указки он вкратце изложил зрителям основы структуры клетки и раковых заболеваний. Он показал фильмы, в которых шло наблюдение за движением клеток. Их края все дальше и дальше медленно раздвигались, заполняя пустое пространство вокруг себя. Затем он показал увеличенную раковую клетку — скорее всего, HeLa — с округлыми и сглаженными краями, которая вдруг неистово затрепетала, и затем резко «взорвалась», образовав пять раковых клеток.
В какой-то момент Гай произнес: «А теперь позвольте показать вам бутыль, в которой мы вырастили огромное количество раковых клеток». С этими словами он взял чистую стеклянную колбу объемом в пинту [0,47 л], полную клеток Генриетты, и начал крутить ее в руках, объясняя, что его лаборатория пользовалась этими клетками для поиска возможностей остановить рак. «Вполне вероятно, что с помощью подобных фундаментальных исследований мы научимся разрушать или полностью уничтожать раковые клетки», — заявил Джордж.
Гай рассылал клетки Генриетты всем ученым, кто мог бы использовать их для исследований рака. В то время живые клетки еще не отправляли почтой — обычная практика в наши дни, — и поэтому Гай отправлял их самолетом, они находились в пробирке с несколькими каплями питательной среды — вполне достаточно, чтобы поддерживать жизнь клеток в течение небольшого промежутка времени. Порой пилоты или стюарды засовывали пробирки в карманы рубашки, чтобы поддерживать у клеток температуру тела, как в инкубаторе. Если клеткам приходилось путешествовать в багажном отсеке, Гай засовывал их в отверстия, вырезанные в блоках льда, чтобы избежать перегрева, после чего упаковывал этот лед в картонные коробки с опилками для поглощения воды. Как только груз бывал готов к отправке, Гай предупреждал получателей, что клетки вот-вот «дадут метастазы» в их городе. Получатели встречали груз и в темпе возвращались в свои лаборатории. Если все проходило нормально, клетки выживали; в противном случае Гай упаковывал следующую партию и повторял попытку.
Гай отправлял груз с клетками HeLa исследователям в Техас, в Индию, в Нью-Йорк, в Амстердам и во многие другие места. Те исследователи, в свою очередь, делились клетками с другими и так далее. Клетки Генриетты путешествовали по горам Чили в седельных сумках вьючных мулов. Гай летал то в одну, то в другую лабораторию, демонстрируя свою технику выращивания клеток и помогая создавать новые лаборатории, и всегда клал в нагрудный карман пробирки с клетками Генриетты. Если же ученые сами приезжали в лабораторию Гая, чтобы научиться его технике, он давал им с собой флакон или два с клетками HeLa. В письмах Гай и некоторые из его коллег стали называть эти клетки «драгоценными малютками».
Открытие клеток HeLa стало благословением для исследователей. Ибо клетки Генриетты позволили им проводить эксперименты, которые было невозможно провести с участием человека. Клетки HeLa разрезали на части и бесконечно обрабатывали токсинами, облучали и заражали разными инфекциями. Их бомбардировали лекарствами в надежде обнаружить то, что убивало бы злокачественные клетки и оставляло в живых здоровые. Ученые исследовали, как подавляется иммунитет и как развивается рак, вводя клетки HeLa крысам с ослабленной иммунной системой, — у крыс развивались злокачественные опухоли, очень схожие с опухолями Генриетты. Не страшно, если клетки погибали во время эксперимента, — ученые могли попросту воспользоваться запасами непрерывно растущих клеток HeLa и начать все заново.
Однако, несмотря на шквал новых исследований и на широкое распространение HeLa, никто не слышал новых историй о рождении удивительной линии клеток HeLa и их способности остановить рак. Во время единственной телепередачи со своим участием Гай не упомянул ни имени Генриетты, ни названия ее клеток, так что широкой публике не было ничего известно о HeLa. Но даже если бы и было известно, это вряд ли привлекло бы широкое внимание.
