2 марта 1731 года в Кремле состоялась прощальная аудиенция у русской императрицы. И вновь все было торжественно, парадно. Отсюда китайские послы отправились к калмыцким ханам. При отъезде китайского посольства ему вручили подарки для богдыхана: отрезы золотой и серебряной парчи, четыре набора соболей (по 40 штук каждый), соболиный мех, 18 чернобурых лисиц — всего на 4100 рублей. Послам подарили 22 набора соболей, 7 лис, 14 наборов (по 40 штук) горностаев — на 4000 рублей.
Первое посольство китайского императора в Москву, которое было одновременно первым посольством Китая в европейские страны, способствовало дальнейшему более тесному сближению двух соседних государств.
В 1731 и 1734 годах правительство России вновь подтвердило государственную монополию на продажу пушнины и запрет на частную торговлю этими товарами в Китае. Оно по-прежнему уделяло главное внимание казенной караванной торговле, которая действовала уже в течение 60-ти лет. За это время из России в Китай отправили 17 караванов, в том числе 7 — после подписания Кяхтинского договора.
Характерно, что современники отмечали прежде всего сильную внешнюю политику правительства императрицы Анны Иоанновны. Решающее участие в судьбах соседней Польши, укрепление своего положения на Балтийском море, победы над османами вызывали уважение со стороны западноевропейских держав, укрепляли международное положение России.
Для оценки государственной деятельности самой императрицы Анны Иоанновны, которая в историографии имеет негативный характер, несомненный интерес представляет мнение по этому вопросу историка князя М. М. Щербатова. Он полагает, что малообразованность, черствость от природы, патриархальность и самодурство, унаследованное от матери, — все это не является основанием для однозначно отрицательной оценки ее царствования. «Ограниченный ум, никакого образования — писал он — но ясность взгляда и верность суждения; постоянное искание правды, никакой любви к похвале; никакого высшего честолюбия, поэтому никакого стремления создавать великое, сочинять новые законы; но известный методический склад ума, любовь к порядку, забота о том, чтобы не сделать что-нибудь слишком поспешно, не посоветовавшись с знающими людьми; желание принять самые разумные меры… любовь к представительству, но без преувеличения». В годы ее правления в России поднялось просвещение, стали известными В. К. Тредиаковский и М. В. Ломоносов, появились русские ученые и научные журналы, была организована вторая экспедиция Беринга к берегам Аляски. В противовес справедливой критике историками царствования Анны Иоанновны только К. Валишевский приводит иные соображения по этому поводу: «Иностранцы не были ни гениями, ни образцами добродетели, но среди неурядицы, в которую бросило страну неоконченное дело Петра, они одни, приблизительно угадывая ее судьбы, имели достаточно способности и хладнокровия, чтобы, насколько возможно, охранить ее интерес в этот критический период».
По отзывам всех очевидцев, лично знавших Анну Иоанновну, она все же была одарена от природы здравым умом и чувствительным сердцем, но обстоятельства ее жизни сложились так неудачно, что эти качества оказались изуродованными. Рослая и тучная, с лицом более мужским, нежели женским, очерствевшая при раннем вдовстве среди дипломатических козней и придворных приключений в Курляндии, Анна Иоанновна, имея за плечами уже тридцать семь лет, принесла в императорский дворец нравы своей жестокой матери и вкусы любовника-фаворита Бирона. Новая самодержица, выбравшаяся по воле случая из бедной литовской трущобы на широкий простор русской высшей власти, как бы вознаграждая себя за прежние годы унижений и лишений, с ожесточенной жаждой отдалась запоздалым удовольствиям и грубым развлечениям. Много денег Анна Иоанновна тратила на торжественные выезды и приемы. Мотовство, роскошь и безвкусица царского двора, сочетавшиеся с грубостью нравов, поражали иностранных наблюдателей.
При Анне Иоанновне императорский двор преобразился: если при Петре I он был малочисленным и отличался простотой, то она стремилась поразить Европу пышностью и великолепием. Придворные должности значительно увеличились численно, а вместе с ними и расходы казны. Чередой проходили торжественные приемы, балы, маскарады, фейерверки, что быстро сокращало бюджет империи.
В 1736 году императрица ввела в России итальянскую оперу, имевшую большой успех в высшем обществе Северной столицы. Сама же Анна Иоанновна предпочитала шутов и держала большой их штат при дворе. В те далекие времена при царских дворах традиционным было иметь шутов. Так, например, у Алексея Михайловича был шут Бухонин, у Федора Алексеевича — дурак Тарас. Однако дом царицы Прасковьи Федоровны, как уже говорилось раньше, был буквально приютом для уродов и шутов. Среди них особенно выделялся сумасбродный Тимофей, считавшийся пророком. Он, кстати, в то время предсказал царевне Анне, что быть ей монахиней, и всегда называл ее Анфисой. Но, как известно, предсказание домашнего пророка не сбылось.
Шуты, которых разыскивали по всей огромной империи и свозили в Петербург, составляли необходимую принадлежность двора Анны Иоанновны. Среди наиболее известных шутов был Балакирев, забавлявший еще Петра Великого. По идее камергера Татищева императрица в 1740 году организовала свадьбу шута князя М. А. Голицына и карлицы — калмычки Анны Бужениновой в специально построенном ледяном доме, прекрасно описанную в одноименном романе И. И. Лажечникова.
Бывшая литовская затворница также любила птиц, в особенности попугаев: клетки с ними висели во всех комнатах императорского дворца. Большое удовольствие ей доставляла и охота: в газетах нередко сообщалось о трофеях государыни.
Анна Иоанновна очень любила наряжаться, при этом предпочитала всегда яркие краски. При ней было запрещено являться во дворец в черном платье, а также два раза в одном и том же платье. Фунты золота и серебра шли тогда на материи для платьев русских вельмож. В будни императрица носила длинное платье зеленого или голубого цвета, а голову всегда повязывала красным платком.
В описываемое время дворцовые собрания столичной знати уже не отличались прежней беспорядочностью и полной непринужденностью, какие господствовали на дворцовых ассамблеях Петра I, а отчасти продолжались еще и при Екатерине I. Собрания эти не напоминали и тех шумных охотничьих пирушек, какие происходили при юном Петре И. В противоположность всему этому, в роскошно отделанных залах дворца Анны Иоанновны были тишина и чинность со стороны гостей. Строгий чопорный этикет версальского двора усваивался мало-помалу и петербургским, хотя при нем не исчезли окончательно простые, незатейливые развлечения старинного быта. Сама императрица не страдала пристрастием к игре в карты, и если играла, то только для того, чтобы проиграть и здесь же отдать деньги победителю. И еще один существенный момент: поскольку Анна Иоанновна боялась пьяных, то традиционные попойки прекратились; другое дело — появились азартные игры, а также шахматы и бильярд. Жена английского резидента в России леди Рондо в 1734 году так описывала внутреннее устройство императорского дворца, посетив один из балов: «Большая зала дворца была украшена померанцевыми и миртовыми деревьями в полном цвету. Деревья, расставленные шпалерами, образовывали с каждой стороны аллею, оставляя довольно пространства для танцев. Эти боковые аллеи, в которых были расставлены скамейки, давали возможность танцующим отдыхать на свободе. Красота, благоухание и тепло в этой своего рода роще — тогда как из окон были видны только лед и снег — казались чем-то волшебным и наполняли душу приятными мечтами. В смежных комнатах подавали гостям чай, кофе и разные прохладительные напитки; в зале гремела музыка и происходили танцы. Аллеи были наполнены изящными кавалерами и очаровательными дамами в роскошных платьях. Все это заставляло меня думать, что я нахожусь среди фей, и в моих мыслях в течение всего вечера восставали картины из „Сна в летнюю ночь“ Шекспира».
В своей домашней жизни Анна Иоанновна была настоящей богатой русской барыней со всеми привычками и замашками того времени, и даже долголетнее пребывание в Митаве среди немцев не изменило ее уклада жизни, к которой она привыкла с детства в своей семье. Если, впрочем, во дворце Анны Иоанновны и допускались неприличные и, по нынешним нашим понятиям, разные слишком обидные для царедворцев потехи и шутки, если она и забавлялась с шутами, шутихами, скоморохами и карлицами, то наряду с этим пробивалось уже понятие и о том, что русский двор должен усваивать хорошие образцы и утонченный вкус западных европейских дворов. При дворе Анны Иоанновны были уже актеры, а также музыканты и певцы, выписанные из Италии в Петербург на большое жалованье. Итальянская и немецкая комедия чрезвычайно нравилась ее придворным.
