Современники высоко оценивали патриотическую и пастырскую деятельность Гермогена, называя его «столпом» Российского государства и «новым исповедником», который сражался словом, как боевым оружием. Весьма своеобразную оценку патриарха даст «Хронограф 1617 года». Его автор пишет, что Гермоген был «словесен муж и хитроречив, но не сладкогласен… Ко злым же и благим бысть не быстроразпрозрителен (злых от добрых не мог быстро отличить. — С.Ш.), но к льстивым паче и лукавым прилежа и слуховерствователен бысть (но к людям хитрым прислушивался. — С.Ш.)». Поэтому патриарх, повествует далее «Хронограф», уверовав сплетням «мужей змиеобразных» о Василии Шуйском, враждовал с царем и не всегда советовался с ним «отчелюбно», как то подобало. После низложения Шуйского патриарх хотел предстать «непоколебимым» пастырем, но «уже времени и часу ушедшу», и хотя «ярищуся ему на клятвовпреступныя мятежники и обличая християноборство», но был схвачен немилосердными руками и уморен голодом. Этот отзыв, несомненно, пристрастен и грешит преувеличениями. Очевидно, составитель «Хронографа» был чем-то обижен на патриарха. Вместе с тем из этого источника явствует твердость нрава Гермогена, отмеченная и другими авторами сочинений о Смуте, а также своеобразие его положения на патриаршем престоле.
Историк Смуты С. Ф. Платонов отмечает, что до 1611 г. патриарх не мог заметно влиять на события и вынужден был идти на компромиссы как с царем Василием, так и с различными общественными силами. Отчасти эти компромиссы были осознанными, а отчасти проистекали из бессилия Гермогена что-либо изменить в ситуации. Только после того как был убит Тушинский вор, а поляки окончательно обнаружили свои захватнические намерения, патриарх перешел к активным призывам к военному противостоянию интервентам. Именно тогда Гермоген и был арестован, но заточение не сломило его духа. В этом отношении оценка «Хронографа 1617 года» не грешит против истины. Твердость патриотической позиции Гермогена и его непримиримая борьба за православие поначалу не были поняты его современниками, погрязшими во вражде и метаниях между претендентами на престол. Только в самом конце жизни патриарха его пламенные призывы нашли отзвук в людских сердцах. Его обращения к народу вызвали к жизни Первое ополчение и оказали огромное влияние на зарождение Второго ополчения. Борьба патриарха за православие и Отечество не оказалась бесполезной.
К 1611 г. Смута охватила большую часть территории Российского государства. И хотя оставались области, которые не были затронуты крупномасштабными боевыми действиями с участием войск иностранных интервентов, они также были охвачены общим волнением и местными восстаниями. К их числу принадлежал один из крупнейших городов и торговых центров России — Нижний Новгород. Во время восстания Болотникова народы Поволжья — мордва, мари и удмурты, а также русские крестьяне поднялись против правительственной администрации и помещиков. Города Среднего Поволжья принесли присягу чудесно воскресшему во второй раз «царю Дмитрию», один только Нижний Новгород оставался верен царю Василию. Восставшие пошли на город приступом, но нижегородцы сумели отсидеться за крепкими стенами кремля, да и осада была недолгой — после разгрома Болотникова под Москвой 2 декабря 1606 г. восстание пошло на убыль.
Новый всплеск волнений начался осенью 1608 г., после того как объявился Тушинский вор. Во главе верных правительству сил встали нижегородские воеводы князь Александр Андреевич Репнин, Андрей Семенович Алябьев, дьяк Василий Семенов, архимандрит Иоиль и местный городовой совет — духовенство, дворянство и посадские. В это же самое время немало знатных дворян перешли на сторону самозванца и возглавили «воровские» отряды — воевода князь Семен Вяземский с литовскими людьми, мордвой и черемисой (марийцами) воевал в Нижегородском уезде, князь Роман Троекуров с чувашами собирался на приступ к Свияжску. По решению городового совета воевода Алябьев возглавил боевые действия в уезде и совершил ряд успешных походов против тушинцев. В январе 1609 г. он разгромил под Нижним князя Семена Вяземского и взял его в плен. Тушинский воевода был предан позорной казни — повешен. Ранее Алябьев освободил от «воров» Балахну. Весной 1609 г. Алябьев взял Муром, но, не имея достаточно сил, не мог идти далее на Владимир. На выручку нижегородцам двигался из Астрахани боярин Федор Иванович Шереметев с «понизовой ратью». Летом 1609 г. Шереметев вступил в Нижний. Нижегородцы приняли активное участие в борьбе с тушинцами и в соседних областях — воевали под Костромой, Арзамасом, Юрьевцем, Касимовым.
От широко развернувшихся военных действий неизбежно должны были пострадать торговые интересы нижегородского купечества. Согласно поздним податным документам, в 1609–1611 гг. платежеспособность нижегородцев существенно упала. Была разорена также и округа. Местное купечество, как одно из наиболее сильных в России, отчетливо осознавало всю губительность разрухи. Этим, вероятнее всего, и была вызвала активность Нижнего Новгорода в организации Первого ополчения. Уже в январе 1611 г. город открыто восстал против поляков. Отсюда рассылались грамоты в Кострому, Галич, Вологду, Рязань и другие города с призывами подниматься против «польских и литовских людей, заодин» «за православную крестьянскую веру». Примечательно, что во вступительной части этих грамот имена нижегородских воевод даже не упоминаются. Все обращения шли от лица «властей» (духовенства), воевод и дьяков, разных чинов служилых людей, старост, целовальников, посадских людей, т. е. самых широких слоев горожан, объединившихся ради освобождения Родины.
Но деятельность Первого ополчения пошла на убыль, и нижегородская рать возвратилась из «подмосковных таборов» домой. Несмотря на это, нижегородцы по-прежнему были убеждены в необходимости быть «в совете со всей землей» «и казаков в город не пущати», «выбирать на Московское государство государя всею землею», а «отнюдь на царство проклятого Маринкина сына не хотети». Противостоять стремлению Заруцкого и казаков навязать в качестве государя «воренка» призывала последняя грамота патриарха Гермогена, написанная уже из заключения. Она прибыла в Нижний 25 августа и явилась прологом к новому подъему освободительного движения.
1 сентября, с началом, согласно допетровскому календарю, нового года, обычно начинались выборы земских старост. Вероятнее всего, во время этих событий и начал свою агитацию один из новоизбранных старост — Кузьма Минин. Глубоко переживавший за судьбу Отечества, наделенный даром убедительного слова и мистическим видением событий, Минин сам впоследствии рассказывал, что подняться на проповедь организации нового ополчения его заставило явление во сне преподобного Сергия Радонежского — великого русского святого, глубоко почитавшегося как заступник всей Русской земли. Преподобный Сергий велел Минину «казну собирати, воинских людей наделяти и идти на очищение Московского государства».
Избрание в старосты положило конец колебаниям Минина. В этом событии он увидел «начало Божия промысла» и начал свою проповедь в «земской избе», где проходила деятельность земского старосты, а также на торгу, где у Минина была мясная лавка.
Происхождение Кузьмы Минина неизвестно. Согласно новейшим исследованиям, версия о том, что Кузьма был сыном посадского Мины Анкудинова, владевшего соляными варницами и торговавшего в Балахне, является несостоятельной. Ранее в исторической литературе долгое время бытовало ошибочное отождествление Кузьмы Минина с другим нижегородцем — торговым человеком Кузьмой Захарьевым-Сухоруком. К настоящему времени мы знаем о Кузьме Минине лишь его имя, вернее, имя и отчество — его прозвание, как и у большинства незнатных русских людей, было образовано от имени отца — Мины.
О судьбе Минина до начала его деятельности по организации Второго ополчения сведений имеется крайне мало. Известно, что он участвовал в походах нижегородского ополчения против тушинцев под командованием воеводы А. С. Алябьева в 1608–1609 гг. и, следовательно, имел определенный военный опыт. По, как показывает дальнейшая деятельность Минина, он был, прежде всего, торговцем и впоследствии умело распоряжался сбором и распределением денежных средств, а также земским «устроением».
Минин призывал нижегородцев жертвовать на создание ополчения и сам первым «мало что в дому своем оставив, а то все житье свое положив пред всеми на строение ратных людей». По свидетельству другого источника, Минин пожертвовал на нужды ополчения две трети своего имущества. Его примеру последовали и другие. «Торговые мужики» нижегородцы прекрасно осознавали необходимость установления твердого государственного порядка — анархия и разгул разбойничьих шаек поляков, литовцев, казаков и бывших тушинцев угрожали нормальной экономической жизни края. Сам Нижний, уцелевший в предыдущие годы от разграбления, был лакомой добычей для таких отрядов.
