«Приходите как можно быстрее в лабораторию. Сегодня утром будет выполняться срочная процедура», — попросила она их, не уточнив, о какой именно процедуре идет речь.
Прежде чем пройти в операционную, Джордж заявил хирургам, что хочет, чтобы они взяли образцы его опухоли, как это сделал с опухолью Генриетты несколько десятилетий назад доктор Уортон. Гай снабдил лаборантов подробными инструкциями по выращиванию GeGe — линии раковых клеток из его поджелудочной железы. Он надеялся, что эти клетки станут бессмертными — как клетки Генриетты.
«Работайте день и ночь, если потребуется, но добейтесь результата», — увещевал он молодых научных сотрудников и лаборантов.
Вскоре Гай уже лежал в глубоком наркозе на операционном столе. Хирурги вскрыли его брюшную полость и обнаружили, что рак уже неоперабелен, так как многочисленные новообразования покрыли желудок, селезенку, печень и кишечник больного. Они побоялись, что, отрезая образец от раковой ткани, они могут убить Гая, и поэтому, вопреки его желанию, зашили все обратно, не взяв образцов. Проснувшись после наркоза и узнав, что линии GeGe не суждено появиться на свет, он пришел в ярость. Раз уж раку суждено его убить, Гай хотел, чтобы это способствовало научному прогрессу.
Достаточно оправившись после операции, чтобы начать путешествовать, Гай принялся связываться с исследователями по всей стране, изучавшими рак. Он спрашивал, кто из них занимается раком поджелудочной железы и кто нуждается в пациенте для постановки экспериментов. Его засыпали ответами — от неизвестных ему ученых, от друзей и коллег.
На протяжении трех месяцев после операции и до самой смерти Гай ездил в Миннесоту в клинику Мэйо, где проходил недельные курсы лечения экспериментальным японским препаратом, после которых он чувствовал себя гораздо хуже. Его сын Джордж-младший, только что окончивший медицинскую школу, постоянно находился при отце и следил за тем, чтобы у него каждый день был свежевыглаженный костюм. После клиники Мэйо Джордж проводил несколько дней в Нью-Йорке, в Мемориальном раковом центре Слоан-Кеттеринг (MSKCC), где принимал участие в другом исследовании, а также проходил курс химиотерапии в больнице Хопкинса, в котором применялся препарат, еще не утвержденный в качестве средства для лечения людей.
При постановке диагноза Гай весил около 215 фунтов [97,61 кг] при росте шесть с половиной футов [198,12 см], однако теперь он быстро худел и слабел. Часто он скрючивался от болей в животе, у него постоянно возникала рвота, и вскоре в результате курсов лечения он оказался прикован к инвалидному креслу. Однако Гай по-прежнему появлялся в своей лаборатории и писал письма коллегам. Как-то раз незадолго до смерти он сказал своей бывшей лаборантке Мэри Кубичек, что она может наконец-то раскрыть имя Генриетты, если кто-то спросит, ибо с тех пор прошло уже столько лет. Тем не менее Мэри не открыла эту тайну ни одной живой душе.
Джордж Гай умер 8 ноября 1970 года.
Несколько месяцев спустя после смерти Гая Говард Джонс и несколько врачей из больницы Хопкинса — в их числе ведущий генетик Виктор МакКьюсик — решили отдать дань уважения научной карьере Гая и написать статью об истории линии клеток HeLa. Прежде чем приняться за статью, Джонс достал медицинскую карту Генриетты, чтобы освежить в памяти относящиеся к ее случаю детали. Увидев фотографии ее биопсии, он тут же понял, что врачи ошиблись в диагнозе опухоли. Для пущей уверенности он откопал исходный образец биопсии, который с 1951 года хранился на одной из полок.
В декабре 1971 года Джонс и его коллеги опубликовали в качестве дани уважения Гаю статью в журнале Obstetrics and Gynecology («Акушерство и гинекология»), в которой сообщили, что патолог, изначально ставивший диагноз, «неверно понял» и «неверно обозначил» рак Генриетты. Ее опухоль была инвазивного типа и не была эпидермоидной карциномой, как она была определена в изначальном диагнозе. Напротив, в статье говорилось, что имела место «чрезвычайно агрессивная аденокарцинома шейки матки». Это означало, что рак зародился из железистой ткани шейки матки, а не из эпителиальной.
Ошибки в диагнозе подобного типа в то время не были редкостью. В 1951 году — в тот же год, когда Джонс взял у Генриетты биопсию опухоли — исследователи из Колумбийского университета сообщили, что два типа рака легко и часто путали между собой.
Согласно Говарду Джонсу и другим онкологам-гинекологам, с которыми я говорила, правильный диагноз никоим образом не изменил бы метода лечения рака Генриетты. К 1951 году как минимум двенадцать исследований обнаружили, что аденокарциномы шейки матки и эпидермоидные карциномы одинаково реагируют на облучение, которое было предпочтительным лечением для опухолей обеих типов.
Пусть это никоим образом и не изменило бы метода лечения Генриетты, однако новый диагноз помог объяснить, почему ее рак распространился по всему телу куда быстрее, чем предполагали врачи. Известно, что аденокарциномы шейки матки зачастую более агрессивны, нежели эпидермоидные карциномы. (Как оказалось, сифилис, которым страдала Генриетта, также мог стать одним из факторов, ибо он мог подавить иммунную систему и дать возможность раку распространяться быстрее обычного.)
В любом случае, по словам Джонса и его коллег, новый диагноз «только лишний раз говорит о неопровержимой гениальности Джорджа Гая… Часто говорят, что научное открытие происходит тогда, когда правильный человек оказывается в правильном месте в правильное время». По их мнению, именно таким человеком и был Гай, а клетки HeLa стали результатом его удачи. «Если бы клеткам HeLa позволили беспрепятственно расти в оптимальных условиях культивирования, к сегодняшнему дню они уже заполонили бы весь мир», — говорилось в статье. «Данная биопсия… обеспечила пациентке Генриетте Лакс бессмертие в качестве [линии клеток] HeLa, которой исполнилось уже 20 лет. Станет ли она жить вечно, если будет получать питание из рук будущих работников? Уже сейчас Генриетта Лакс — сначала как Генриетта, а затем как HeLa — прожила в общей сложности 51 год».
Так истинное имя Генриетты впервые появилось в печати. Тогда же впервые была напечатана вездесущая ныне фотография Генриетты, где она стоит, положив руки на бедра. В подписи под фотографией она была именована как «Генриетта Лакс (HeLa)». Вот так лечащий врач Генриетты и его коллеги навсегда связали Генриетту, Лоуренса, Сонни, Дебору, Захарию, их детей и все будущие поколения Лаксов с клетками HeLa и с содержащейся в них ДНК. А знание о подлинной личности Генриетты вскоре стало распространяться из лаборатории в лабораторию так же, как и ее клетки.
Как раз три недели спустя после того, как имя Генриетты было впервые обнародовано, Ричард Никсон утвердил своей подписью Закон о борьбе с раком и положил начало «войне с раком», выделив 1,5 миллиарда долларов на исследования рака в течение ближайших трех лет. Этот шаг, по мнению многих, был призван отвлечь внимание от войны во Вьетнаме. При этом Никсон объявил, что ученые за пять лет найдут способ лечения рака — как раз к двухсотлетию США.
Новое финансирование вызвало со стороны политиков сильное давление на ученых, которые должны были уложиться в отведенный президентом срок. Исследователи в спешке искали то, что считали неуловимым вирусом рака, надеясь разработать вакцину для его предотвращения. А в мае 1972 года Никсон пообещал, что американские и русские ученые будут совместно работать в рамках программы биомедицинского обмена с целью найти этот вирус.
Несмотря на то что в основе «войны с раком» были исследования с использованием клеточных культур, немногие люди знали, что эти культуры были заражены HeLa. Один репортер из Washington Post присутствовал на конференции, когда Гартлер объявил о проблеме заражения линий клеток, однако он не осветил это событие, а большинство ученых по-прежнему вообще отрицали существование этой проблемы. Более того, некоторые из них даже проводили исследования, стремясь опровергнуть открытие Гартлера.
Однако проблема никуда не делась. В конце 1972 года русские ученые объявили, что нашли вирус рака в клетках, взятых у русских онкологических больных, и передали правительству США образцы этих клеток, которые, в свою очередь, были переданы в Научно-исследовательскую биомедицинскую лабораторию ВМС в Калифорнии для анализа. Как выяснилось, эти клетки вообще не были клетками русских онкологических больных. Это были клетки от Генриетты Лакс.
Выяснил это Уолтер Нельсон-Рис — специалист по хромосомам, занимавший пост директора по культивированию клеток в лаборатории ВМС. Нельсон-Рис был в аудитории, когда Гартлер доложил о своем скандальном исследовании, и был одним из немногих ученых, кто поверил в его правоту. После того Нельсон-Рис был нанят Национальным институтом рака, чтобы помочь справиться с проблемой заражения. Позднее он станет известен как истинный «бдительный», автор списка линий, загрязненных клетками HeLa, который он публиковал в журнале Science. В этот список он помещал все обнаруженные им зараженные линии клеток вместе с именами исследователей, от которых он эти клетки получил. Он не предупреждал исследователей, если обнаруживал, что их линии заражены HeLa. Он попросту публиковал их имена, будто выжигал алую букву «Н» на двери их лаборатории.
