Четыре солдата подняли Остермана и внесли на эшафот, посадив его там на стул. Сенатский секретарь зачитал приговор бывшему адмиралу, в котором тот обвинялся в сокрытии духовного завещания Екатерины I, в составлении проектов против Елизаветы и в пользу принцессы Анны Леопольдовны, а также в других государственных преступлениях. Свое несчастье Остерман перенес с твердостью, его лицо, обросшее бородой, было спокойно. Он слушал обвинения с непокрытой головой.
Наконец секретарь, зачитав пять листов приговора, объявил решение Сената: виновного колесовать. На эшафоте лежали две плахи и топор. Солдаты, сняв графа с носилок, положили его голову на плаху, лицом вниз. Палач расстегнул осужденному воротник рубашки и обнажил шею. В этот момент секретарь Сената подошел к Остерману и зачитал другую бумагу: «Бог и государыня даруют тебе жизнь». Императрица заменила ему казнь на вечное заточение в Березов. После этого гвардейцы вновь подняли больного графа и снесли вниз, посадив в сани. Сохраняя спокойствие, осужденный Остерман попросил свои парик и колпак и надел их.
Фельдмаршал Миних, одетый в серое платье, поверх которого был красный плащ, спокойно взошел на место, где объявляли приговор. Решение Сената четвертовать бывшего президента Военной коллегии Елизавета Петровна заменила вечной ссылкой. И Миних слушал секретаря с полным хладнокровием. Приговоренные к отсечению головы графы Левенвольд, Головкин, барон Менгден также были помилованы императрицей с заменой казни ссылкой. Уже на следующий день осужденные были отправлены в Сибирь. Супруги Остермана, Миниха и Головкина последовали за своими мужьями.
Свою долгожданную победу Елизавета Петровна отметила торжественной коронацией в Москве.
По решению Сената ее подготовкой руководили граф Семен Салтыков и архиепископ Новгородский Амвросий Юшкевич. В связи с предстоявшей торжественной коронацией в Первопрестольной одно из распоряжений императрицы относилось к кавалергардам. В ее указе от 31 декабря 1741 года говорилось: «Божиею Милостию Мы Елисавета Первая, Императрица и Самодержица Всероссийская, и прочая, и прочая… А гренадерскую роту Преображенского полка жалуем: определяем ей имя — Лейб-Компания, в которой капитанское место Мы, Наше Императорское Величество, соизволяем сами содержать и оною командовать, а в каком числе, каких чинов оная Наша Лейб-Компания состоять имеет, и, какие ранги обер- и унтер-офицерам и рядовым Мы Всемилостивейше пожаловали, то следует при сем…» Когда лейб-компания впервые явилась на парад в новой форме, то она оказалась не чем иным, как восстановлением формы, учрежденной императором Петром I для обер- и унтер-офицеров гвардии. Лейб-компания утверждалась как придворная стража.
В состав лейб-компании вместе с А. Г. Разумовским, М. Л. Воронцовым и двумя братьями Шуваловыми (Александром и Петром) вошли 381 человек. Сама лейб-компания состояла из двух групп, а именно: 1) бывших «при благополучном восшествии Ея Императорского Величества на всероссийский Императорский, наследний престол» и 2) не бывших при этом событии. Разумеется, «бытность» имела исключительное значение для 68 кавалергардов и особенно была замета при наложении на них уголовных наказаний и при увольнении в отставку.
Из Санкт-Петербурга Елизавета Петровна со своим двором выехали 23 февраля 1742 года и 26 февраля остановилась в селе Всехсвятском, в семи верстах от Москвы.
28 февраля 1742 года жители Москвы услышали девять пушечных выстрелов, сопровождаемых колокольным звоном. Это был сигнал о том, что приближается церемониальный поезд императрицы. У Тверских триумфальных ворот Елизавету Петровну встретили и поздравили с благополучным прибытием московский вице-губернатор, руководители комиссий, другие официальные лица. От Тверских ворот до Успенского собора шпалерами стояли войска, улицы в центре города были запружены народом.
Впереди торжественного шествия ехали в два ряда двадцать четыре гренадера. За ними следовали кареты знатных персон, далее верхом тридцать дворян также по два в ряд. Знаменитую лейб-гвардию возглавлял поручик Александр Шувалов. За гвардией ехал верхом А. П. Сумароков, как раз перед императорской каретой, которую сопровождали князь Куракин и поручик Воронцов. С обеих сторон кареты шли гайдуки, а сзади ехали верхом камер-пажи. За каретой Елизаветы Петровны двигалась карета ее племянника герцога Шлезвиг-Голштииского. Затем вновь шла лейб-гвардия во главе с Петром Шуваловым, за ней — придворные дамы. Поезд императрицы замыкали «разных персон дорожные сани».
В Кремле, близ Успенского собора, императрицу встретило высшее духовенство. Елизавета Петровна вышла из кареты и в окружении хоругвей и икон направилась в Успенский собор.
В момент вступления ее в храм снова раздались пушечные выстрелы из 85 орудий. Стоявшие вокруг войска одновременно палили беглым огнем. После приветствия Амвросия и молебна Елизавета Петровна посетила Архангельский и Благовещенский соборы. Вечером того же дня был придворный бал.
Коронация Елизаветы Петровны состоялась 25 апреля 1742 года; она проходила очень торжественно, под руководством особо назначенных обер-маршала и обер-церемониймейстера. В Успенском соборе обряд коронования совершал архиепископ Новгородский Амвросий Юшкевич. Новизна коронации Петра I заключалась в том, что корону надевал не высший духовник, а сама императрица. Кроме того, к царским регалиям добавились государственное знамя, печать и меч. После коронации двор императрицы оставался в Москве до конца года. Елизавета Петровна любила Москву; впоследствии она нередко подолгу жила здесь со своим двором, и тогда первопрестольная оживала, как и в прежние времена.
В начале своего царствования Елизавета Петровна проявляла большой интерес к государственным делам, но затем управление империей стали осуществлять ее фавориты.
Новое правительство сразу же предприняло энергичные меры для того, чтобы ликвидировать следы краткого пребывания у власти императора Иоанна VI Антоновича. Было строжайше запрещено указывать его имя и титул в грамотах. По всей империи разослали распоряжение о немедленной отправке в Сенат манифестов, паспортов, деловых бумаг, в которых упоминался юный монарх. Одновременно изымались монеты с изображением Иоанна и печатные издания, где говорилось о нем.
Заняв престол, Елизавета объявила, что в управлении государством она будет следовать заветам своего отца-реформатора, и главную задачу видела в восстановлении государственных органов и законодательства петровского времени. В связи с именным указом от 12 декабря 1741 года был издан пакет постановлений. Императрица упразднила Кабинет министров, учрежденный при Анне Иоанновне, восстановила Мануфактур- и Берг-коллегии [39], Главный магистрат. Сенату, составленному из самых доверенных лиц императрицы, возвратилась вся полнота власти петровского периода, его первенствующая роль. С начала деятельности Сената Елизавета Петровна достаточно часто посещала его заседания. Однако в практической деятельности дочь великого преобразователя не могла обойтись без Верховного Тайного Совета и Кабинета министров, и поэтому в 1756 году возникло постоянно действующее совещание под названием Конференция при высочайшем дворе. В новом органе, стоявшем над Сенатом, участвовали руководители военного и дипломатического ведомств и те, кого императрица приглашала лично. В начале процесса восстановления системы высших учреждений в петровском духе возникли известные трудности с кадрами, поскольку при Анне Иоанновне они состояли главным образом из иностранцев. Таким образом, в царствование Елизаветы Петровны в ходе вышеназванных и других преобразований продолжалось укрепление абсолютной власти монарха, усиление бюрократизации центрального аппарата.
В частности, одним из убедительных доказательств этого исторического процесса явилась деятельность Тайной канцелярии, которая была нужна всем занимавшим русский престол, а при Елизавете Петровне как никогда раньше наиболее близко стояла к верховной власти. Именным указом от 29 ноября 1743 года Тайная канцелярия по своему статусу ставилась наравне с Сенатом, Синодом, и более того, она не подчинялась им. Право прямых докладов императрице было мощным оружием в руках генерала А. И. Ушакова — начальника Тайной канцелярии, которому Елизавета Петровна доверяла. В большинстве случаев императрица давала генералу Ушакову указания устно, сохранив привычку Анны Иоанновны часто на выдержках доклада ставить краткую письменную резолюцию. Именно в царствование Елизаветы Петровны Ушаков лишил другие правительственные учреждения возможности оказывать влияние на дела его Тайной канцелярии. Ни кабинет, ни Сенат, ни Синод не смели вмешиваться в его работу. Тайная канцелярия в государственном аппарате стояла особняком, находясь полностью в сфере личного контроля императрицы, и в то же время имея право вмешиваться в деятельность других высших учреждений и высокопоставленных лиц.
