Но до желаемого единения было еще далеко. Второе ополчение с первых дней своего существования с недоверием смотрело на «подмосковные таборы». Со временем это недоверие перешло в открытую вражду. Напрасно Дионисий и Авраамий призывали Пожарского спешить из Ярославля в Москву на помощь Трубецкому и Заруцкому. Глава Второго ополчения, по словам самого Палицына, послание троицких властей «в презрение положи» и «пребысть в Ярославле многое время».
Палицын безуспешно убеждал руководителей Второго ополчения в том, что Трубецкой целовал крест Лжедмитрию III «неволею», а сам «радееет соединения» с земскими воеводами. В Ярославле плохо верили в искренность бывшего тушинского боярина. Пожарский и Минин также понимали, что Трубецкой лишь формально именовался вождем «подмосковных таборов», гораздо большую власть имел атаман Заруцкий — явный враг Второго ополчения. Поэтому Пожарский не спешил с походом к Москве, укрепляя возглавляемое им движение, распространяя свой контроль на все большие территории, пополняя войско и казну.
К лету 1612 г. позиции Заруцкого были уже существенно ослаблены. Весь север, северо-восток и восток от Твери до Рязани и Касимова был занят отрядами земских воевод. Казаки еще сохраняли свою власть на юге, но и там было немало городов, поддерживавших Второе ополчение, — Калуга, Серпухов, Тула, Коломна. Присяга Лжедмитрию III еще более ухудшила положение Заруцкого. Его попытки бороться со Вторым ополчением потерпели поражение. Провалился и организованный им план убийства Пожарского. Начался отток служилых людей из подмосковных таборов в Ярославль. В их числе были не только дворяне, но и казаки — июньская грамота Пожарского называет имена 17 атаманов, пришедших к нему из-под Москвы.
В июне 1612 г. Трубецкой и Заруцкий отправили к Пожарскому и Минину посольство с повинной грамотой, в которой признавали, что Лжедмитрий III оказался «прямым вором» и руководители подмосковных таборов целовали крест в том, чтобы «тому вору не служити» и «Марины и сына се на Московское государство не хотети». Пожарский принял это посольство весьма холодно, но вскоре, 24 июля, отправил к Москве первые отряды ополчения общей численностью в 400 человек, во главе с воеводами Михаилом Самсоновичем Дмитриевым и Федором Левашовым. Основной причиной, по которой Пожарский принял решение об отправке авангарда, а затем и всего войска к Москве, стали известия о приближении к столице польского гетмана Карла Ходкевича, двигавшегося на помощь осажденному польскому гарнизону. Войско гетмана насчитывало 10 тысяч человек, не считая значительного обоза. Перед лицом этой угрозы внутренние распри должны были утихнуть. Промедление грозило похоронить результаты долгой осады польско-литовского гарнизона казаками и служилыми людьми подмосковных «таборов», и Пожарский начал действовать активно. 2 августа вслед за Дмитриевым к Москве был послан и второй отряд — князя Д. П. Лопаты-Пожарского, численностью в 700 всадников.
Отряды М. С. Дмитриева и князя Д. П. Лопаты-Пожарского встали под Москвой отдельно от таборов Трубецкого и Заруцкого в особых «острожках» у Петровских и Тверских ворот Белого города[47]. Их появление спасло дворян «украинных городов» — они укрылись в острожке Дмитриева, спасаясь от казаков Заруцкого, намеревавшихся их перебить.
Через несколько дней в подмосковных таборах произошел раскол. Заруцкий понимал, что с приходом ополчения он может лишиться не только своего влияния, но даже и жизни. 28 июля, увлекши за собой значительную часть казаков (вероятно, около двух с половиной тысяч человек), он отступил из-под Москвы к Коломне, где находились Марина Мнишек и ее «царенок» со своим «двором», а затем, ограбив город, двинулся к Рязанской земле и занял Михайлов. Атаман окончательно раскрыл свои замыслы, объявив себя слугой «царицы Марии Юрьевны и царевича Ивана Дмитриевича». Современники свидетельствуют, что между Заруцким и Мариной Мнишек возникла личная привязанность. Согласно «Пискаревскому летописцу», Заруцкий «жену свою постриг, а сына своево послал на Коломну к ней, Маринке, в стольники, а хотел на ней женитца, и сести на Московское государство, и быти царем и великим князем». По словам Палицына, Заруцкий «припряжеся законом сатанинским» к Марине Мнишек. «Лукавая мысль» посадить Ивана «Воренка» на царство возникла у Заруцкого еще в 1611 г., но он тогда не решился ее воплотить — дальнейший поход на Рязанскую землю и Астрахань был попыткой исполнения этого плана.
Одновременно с уходом Заруцкого из-под Москвы из Ярославля во главе основных сил Второго ополчения выступил князь Д. М. Пожарский. По дороге он поручил командование своему родичу князю Никите Андреевичу Хованскому и К Минину, а сам отправился в суздальский Спасо-Евфимьев монастырь — по обычаю того времени, поклониться гробам родителей и предков перед началом великого дела. В Ростове Пожарский догнал ополчение, и 14 августа войско прибыло в Троице-Сергиев монастырь. Под Троицей Пожарский попытался вступить в переговоры с Трубецким, но согласие между ними так и не было достигнуто. Получив известия о приближении Ходкевича, Пожарский отправил к Москве отряд князя Василия Туренина, а вслед за ним двинулся и сам.
Туренин со своим отрядом встал у Чертольских ворот[48]. 20 августа к Москве подошло основное войско во главе с Пожарским. Князь приказал строить острог и укрепляться у Арбатских ворот[49]. Уже на следующий день разведчики сообщили, что Ходкевич прошел село Большие Вяземы, в 40 верстах от Москвы. К вечеру 21 августа гетман подошел к столице и остановился на Поклонной горе.
Сразу после подхода к Москве Второго ополчения Трубецкой неоднократно предлагал Пожарскому остановиться в его укрепленном лагере. Князь Дмитрий Тимофеевич сам выезжал на встречу с Пожарским, приглашая его объединить силы. Но деятели Второго ополчения по-прежнему не доверяли казацкому вождю. Кроме того, концентрация всех русских сил на юго-западе, где располагался лагерь Трубецкого, открывала Ходкевичу путь к Кремлю с запада. Свои войска Пожарский расставил от Арбата до Остоженки, вдоль самого берега реки. Этим князь перекрыл путь к Чертольским и Арбатским воротам Белого города и Боровицким воротам Кремля.
На другой день, 22 августа, Ходкевич перешел реку у Новодевичьего монастыря и всеми силами обрушился на войска Второго ополчения в районе Арбатских и Чертольских ворот. Князь Д. Т. Трубецкой стоял за Москвой-рекой у Крымского двора[50]. Он просил у Пожарского подкрепления для того, чтобы напасть на поляков. Пожарский отправил к Трубецкому пять конных сотен, но боярин так и не вступил в бой. Казаки подмосковных таборов отказались сражаться: «Богатые пришли из Ярославля и сами одни отстоятся от гетмана».
Ратникам Второго ополчения пришлось тяжело. По словам «Нового летописца», на улицах они не могли сражаться в конном строю и спешились. В бою русские «едва за руки не брались между собой». Одновременно с напором со стороны Ходкевича в тыл ополчению ударили поляки кремлевского гарнизона, выступившие на вылазку. Неожиданно на помощь ополченцам, зажатым между рекой и стенами Белого города, устремились конные сотни, посланные Пожарским к Трубецкому еще до начала сражения. Вслед за ними, увлеченные общим порывом, переправились через реку и вступили в бой четыре казачьих атамана — Филат Межаков, Афанасий Коломна, Дружина Романов и Марк Козлов. Внезапный удар свежих сил во фланг польского войска ошеломил нападавших. Ходкевич отступил к Поклонной горе. Обе стороны понесли значительные потери, но урон гетманского войска был более серьезным.
Следующий удар гетман намеревался нанести со стороны Замоскворечья, где у русских не было сильных укрепленных позиций — стены Земляного города были разрушены еще во время мартовских боев 1611 г. Накануне ночью русский изменник Григорий Орлов сумел провести шесть сотен гайдуков в Москву. Наутро 23 августа они захватили острог у церкви Георгия в Ендове у Москвы-реки[51]. Гетман выдвинулся к Донскому монастырю и сосредоточил все свои силы против таборов Трубецкого.
В помощь Трубецкому князь Дмитрий Пожарский отправил полки князей Лопаты-Пожарского и Василия Туренина. Они встали вдоль рва, по линии бывшего Земляного города. Там же расположились стрельцы и часть казаков. Острог Пожарского находился на левом берегу Москвы-реки, у церкви Ильи Обыденного[52]. Сам воевода переправился через реку и разместился со значительными силами в Замоскворечье. Трубецкой стоял у Лужников. Другой казацкий острожек был поставлен у церкви Климента Папы Римского на Пятницкой[53].
Утром 24 августа гетман начал общее наступление. Удар поляков был столь силен, что они сбили русские полки с линии рвов Земляного города. Под натиском неприятеля не устоял и Пожарский — он был вынужден отступить со своими полками к реке. В этом бою князя ранило. Был вытеснен за реку к своим таборам и Трубецкой. Поляки вступили в Замоскворечье, укрепились у церкви Святой Екатерины на Ордынке[54]и захватили Климентовский острожек. Гетман, считая свою победу решенной, двинул к Кремлю обозы с продовольствием, но казаки, выбитые из острожка, встретили обоз огнем из пищалей, а затем вернули острожек.
