Занятия заключались в основном в заучивании наизусть отрывков из Гиппократа и Галена. Они проходили каждый день, кроме воскресенья и среды, а также многочисленных праздников, и продолжались до Пасхи, однако студентам приходилось оставаться в университете до Иванова дня (21 июня), чтобы присутствовать на экзаменах будущих докторов. Многие не особенно утруждали себя учебой, предпочитая праздники и попойки, красочно описанные Франсуа Рабле, — он окончил медицинский факультет в 1532 году, а позже преподавал в нем.
Первые три года студенты изучали общую теорию медицины, биологию и философию, получая по итогам экзаменов звание бакалавра, — оно позволяло стать аптекарем или помощником лекаря, но не полноправным врачом. Второй трехлетний цикл завершался получением степени лиценциата, а третий — доктора, что давало наконец право на полноценную врачебную практику. Мы знаем, что Нострадамус стал доктором уже в 1532 году, а это значит, что он начал обучение не позднее 1525 года, а не в 1529-м, как пишет сам. Возможно, в первые годы он посещал университет не слишком часто (правилами это допускалось), продолжая путешествовать и изучать труды древних авторов. Странно и такое раннее — в 30 лет — получение докторской степени, которую обычно удавалось заслужить только после сорока. Таким образом, или Нострадамус обладал незаурядным врачебным даром, или получение им степени сопровождалось некими чрезвычайными обстоятельствами.
Новички, поступившие на медицинский факультет, в течение года проходили период инициации, отголоски которой сохранились до сих пор. Эти «желторотики», как их называли, должны были прислуживать старшим студентам, терпеливо вынося их насмешки и издевательства. Студенческие обычаи соблюдались свято — например, каждый сданный экзамен отмечался попойкой, а получившего степень бакалавра на выходе из аудитории встречали шутливыми тумаками и библейской цитатой: «Изыди и убей, Каин». Тогдашние эскулапы действительно убивали больных не реже, чем вылечивали, но радовались студенты не этому Бакалавр мог наконец зарабатывать самостоятельно, не довольствуясь подачками родителей или более состоятельных друзей. До получения степени любая врачебная практика студентам запрещалась под угрозой изгнания из университета.
Отец продолжал помогать Мишелю, поскольку тот мог покупать не только еду, но и книги, продолжая пополнять свою библиотеку, которой всю жизнь по праву гордился. Вероятно, в нее входили книги не только по медицине, но и по «тайным наукам», которые в эпоху Возрождения повсеместно входили в моду. Большинство медиков были хотя бы на начальном уровне знакомы с естественными науками, от которых в то время никак не отделялись астрология и алхимия. Если вторая мало интересовала Нострадамуса, то с первой он на долгие годы связал свое имя, поэтому необходимо кратко рассказать о ее развитии.
Учение о связи небесных явлений с событиями на Земле зародилось еще в глубокой древности. Античные мудрецы разделили путь Солнца по небу на 12 созвездий, назвав их «животным кругом» — зодиаком. Главной целью наблюдений за небом были предсказания его влияния на людей. Астрономия, то есть «счет звезд», была на первых порах лишь служанкой астрологии — «звездознания». Почти две тысячи лет эти науки были неразлучны: любой астроном был одновременно и астрологом, начиная с великого Птолемея, составившего во II веке нашей эры не только звездный каталог, но и «Четверокнижие», где речь шла о влиянии небесных явлений на людей — на их здоровье, плодовитость и даже благосостояние. К тому времени любой царь или сановник имел при себе астролога, который давал прогнозы и, конечно, составлял гороскопы. Это греческое слово переводится как «наблюдение за временем» и означает схему взаимного положения светил на определенный момент времени. В натальном гороскопе этот момент связан с рождением человека, в мунданном — с важным событием в жизни страны или всего мира, в хорарном — с любым заданным днем. У этих и других гороскопов разные цели: предсказать всю судьбу человека или ее отдельные моменты, оценить полезность какого-либо поступка, рассчитать «астральную» совместимость с будущей женой или мужем.
Церковь преследовала астрологов, поскольку возможность предвидения будущих событий противоречила ее доктрине, гласящей, что знать будущее может только Бог. В эпоху Ренессанса, когда идейная монополия церкви пошатнулась, астрология пережила второе рождение. А. Пензенский в своей книге о Нострадамусе пишет: «Гуманисты и мыслители в той или иной степени привлекали к формированию своей новой идеологии магическое мировосприятие. Это была „родовая память“ — в прежние времена именно магия позволяла человеку стать свободным. Астрология, как часть магии, с ее системой уникальных, неповторимых гороскопов объективно способствовала вычленению индивидуума в отдельную личность со своими законами развития». Тем, кто удивляется влиянию астрологических «предрассудков» на самых влиятельных ученых той эпохи, трудно понять, что астрология для них была именно наукой, используя тот же арсенал доказательств и выводов, что химия или математика. Астрологии и магии вообще отдавали дань Леонардо да Винчи, Парацельс, Джордано Бруно, а позже — великий математик Иоганн Кеплер. Последний составил знаменитому полководцу Тридцатилетней войны Альбрехту Валленштейну два гороскопа, в одном и которых предсказал маршалу успех и славу, а во втором — гибель. Беда в том, что новый, исправленный гороскоп не сохранился — до нас дошел только тот, что предрек генералиссимусу успех и, конечно же, повлиял на его поведение… Это типичная ситуация — самые известные предсказания астрологов оказываются сделанными задним числом или, по крайней мере, «подправленными».
Астрология эпохи Возрождения делилась на несколько направлений: юдициарная астрология определяла воздействие светил на людей, естественная — их влияние на земные стихии, сферическая — их взаимодействие друг с другом (из последней в итоге выросла современная астрономия). В свою очередь, юдициарная астрология разделялась на два аспекта. Первый, медицинский, без возражений принимали практически все ученые; он изучал влияние «макрокосма», то есть небесных светил, на «микрокосм» или организм человека, определяя в соответствии с этим причины болезни и способы ее лечения. Эту дисциплину как факультативную изучали на многих медицинских факультетов, и весьма вероятно, что увлечение Нострадамуса астрологией началось именно с нее. Другим аспектом юдициарной астрологии было гадание в попытках узнать будущее, которое серьезные ученые того времени отвергали. Зато его взяли на вооружение многочисленные астрологи-шарлатаны, а также издатели — мало кто знает, что уже в первых газетах XVII печатались астрологические прогнозы. Они вовсю эксплуатировали суеверия людей, жаждущих предвидеть будущее, о чем мудрый Эразм Роттердамский в трактате «О достойном воспитании детей» говорил так: «Едва округляется живот их жен, как они посылают за составителем гороскопов: родители спешат узнать, будет ли их будущее чадо мальчиком или девочкой. Они хотят знать и его судьбу. Если астролог заявил, что, согласно гороскопу, их отпрыск будет удачлив в войнах, они говорят: „Мы его направим к королевскому двору“. Если прочит церковную стезю — „Мы ему подыщем епископство или богатое аббатство; мы сделаем из него прево или настоятеля“».
Высмеивая использование астрологии исключительно для гадания, ученые Возрождения в то же время не отвергали самой ее способности заглядывать в будущее. Они считали, что развитие Вселенной предопределено божественным замыслом, который запечатлен в движении светил, и способность человека проникнуть в суть этого замысла отнюдь не противоречит ему. Парацельс писал: «Звезды не дают нам ничего, чего мы не согласны принять; они не склоняют нас ни к чему, чего бы мы сами не желали… Нелепо верить, будто звезды повелевают человеком. Все, что могут сделать звезды, можем сделать мы сами, ибо мудрость, получаемая нами от Бога, могущественнее небес и выше звезд»[4]. При этом они отмечали отличие астрологии от других наук в том, что ее методы постижимы только избранным. Например, создатель утопии о Городе Солнца и одновременно адепт магии Томмазо Кампанелла пишет: «Изобретение пороха, огнестрельного оружия и книгопечатания было делом магическим, но сейчас, когда соответствующие им искусства всем известны, они стали вещами тривиальными… То же, с чем имеет дело физика, астрология и религия, в редчайших случаях становится широко известно; недаром в них древние черпали искусство магии»[5]. Многие поклонники астрологии считали ее не наукой, а искусством, что ускорило ее размежевание с естественными науками. Корифеи науки Нового времени Фрэнсис Бэкон и Галилео Галилей требовали изгнать из астрономии ее мистический компонент, оставив лишь то, что проверяется наблюдениями.
