Восхождение в музыку
К сожалению, я не альпинист, но мне кажется, что восхождение на вершины гор родственно по духу восприятию серьезной музыки. Тут возможна самая широкая аналогия.
Давайте же с помощью этой аналогии проследим, какими путями восходим мы в большую музыку.
Пусть однажды вам в голову пришла счастливая мысль — посвятить свой отпуск лазанию по горам. Вы послушались своего товарища, уже искушенного альпиниста, и поехали вместе с ним в альпинистский лагерь на Кавказ.
К вам прикрепляют инструктора, дают специальное снаряжение, учат, как им пользоваться. Обвязавшись веревкой, в паре со своим товарищем, с рюкзаком за плечами и альпенштоком в руках, с камня на камень, с уступа на уступ вы поднимаетесь в гору. Через час вы уже на вершине. С непривычки вы устали, один ботинок почему-то натер ногу. Но вы забываете все и с новым, неизвестным ранее чувством оглядываетесь по сторонам. Вернее, тут смешаны два чувства: радость покорения высоты и наслаждение красотой, открывшейся перед вашим взором.
В концертном же зале весь «инструктаж» заменяет коротенькая программа, где указаны исполнители и кратко изложено содержание симфонии. Пусть это будет, к примеру, Пятая симфония Бетховена. Правда, название вам пока ничего не говорит о самой симфонии, так как вы ее не знаете, не слышали.
Прежний ваш музыкальный опыт ограничивался небольшими затруднениями при запоминании песен, и это не казалось вам сложным, так же как движение в ритме музыки во время танца. Пока ваш опыт в музыке далек от восхождения на высоты.
И вот — первое восхождение.
Каждый человек воспринимает музыку по-своему (хотя широта индивидуального восприятия, безусловно, ограничена рамками объективного содержания музыкального образа). Эта истина стара и существует с тех пор, как родилась музыка. Но многое в нашем восприятии может и совпадать. Попробую представить себе, что вы чувствуете, впервые слушая Пятую симфонию Бетховена.
Вот раздались первые мощные, в унисон, звуки оркестра и полились беспокойные энергичные голоса инструментов. Это сразу приковывает ваше внимание к музыке, и вы начинаете невольно следить за ней. Ставшие уже знакомыми четыре мощных звука время от времени появляются в симфонии и поддерживают ваше внимание. Но вот внимание ослабевает, и вы выпадаете из потока музыки.
Вы смотрите по сторонам. Ваш сосед сосредоточенно слушает, он поглощен музыкой. Вы немного смущены этим обстоятельством и подумываете, что причиной всему, по-видимому, ваша полная музыкальная бездарность. Восхождение было неудачным, «скала» оказалась слишком крутой. Вы не выдержали напряжения, но все же почувствовали красоту звучания огромного оркестра.
А музыка продолжает звучать, и поток звуков мало-помалу вновь захватывает вас… Неожиданно музыка обрывается. Закончилась первая часть симфонии.
Началась вторая часть. Полилась спокойная, величественная мелодия. Это совсем другое дело! Вы покорены ее ясностью, простотой и слушаете с большим удовольствием. Вот ее сменяет другая — гордая, призывная, трубная. Она оттеняет безмятежность первой мелодии. И в бессознательном сравнении вы чувствуете какую-то новую красоту, новое качество.
Ваше восхождение, то есть связное восприятие стихии звуков, организованной композитором, — продолжается. Вы слушаете с интересом, с напряженным вниманием. И начинаете смутно чувствовать привлекательность этого занятия — вслушивания в музыку. Но вас опять хватило ненадолго, вы устали следить за звуками, потеряли с музыкой контакт. Сказалось неумение слушать. Музыка льется мимо, и вы ее почти не замечаете.
Незаметно подступает финал симфонии. Он обрушивается грандиозной маршеобразной поступью. И вы неожиданно для себя будто встрепенулись, легко поднимаетесь на ноги и лезете, лезете выше в гору, смело и уверенно цепляясь за уступы. Вас охватывает радость… Одна маршевая мелодия сменяет другую, одна красивей другой. И вот в изнеможении вы падаете на камни. До вершины еще далеко, ее закрыли облака, но вы чувствуете, что здесь уже легче дышится и силы быстро возвращаются к вам… Симфония окончена. Вы оглядываете ряды слушателей. Нет ни одного равнодушного: улыбающиеся или молчаливые, но светлые лица.
Вы тоже пережили несколько волнующих мгновений, когда наслаждались музыкой, ее движением, контрастами, энергией, то есть самой ее жизнью. Вы уловили в ней, хотя и очень смутно, какую-то мысль, открыли самую возможность следить за этой мыслью, за процессом ее рождения, становления, развития. «Музыка овладевает нашими чувствами прежде, чем ее постигает разум», — писал Ромен Роллан.
Такое состояние не приходит само. Напряженное вслушивание в музыку — путь в гору, часто очень нелегкий, но с каждым шагом открывающий новые горизонты. И нервная усталость от музыки прекрасна, как у спортсмена усталость мышц. Недаром говорят, что усталость мышц — это их радость.
Теперь вы будете стремиться к вершинам. Вы почувствовали, что это прекрасно.
Но что такое в музыке вершина? Одно и то же произведение для разных людей будет разной «высоты», и для одного и того же человека «высота» будет меняться от каждого нового прослушивания.
Мы подошли к самому главному: нужно прежде всего слушать музыку, как можно больше слушать!
В великих произведениях искусства до «вершины» всегда несколько шагов, потому что нет предела совершенству как в создании произведений искусства, так и в понимании их. Скажем больше: каждая эпоха продолжает «восхождение» в искусство и поднимается до таких вершин, о которых предыдущие поколения могли только смутно догадываться.
Можно ли исчерпать до конца свои впечатления от восприятия подлинного произведения искусства? Пожалуй, нет. Вот что пишет о Пятой симфонии Бетховена Леопольд Стоковский:
«Для меня… Пятая симфония Бетховена постоянно растет и развивается. Она мне напоминает гигантское дерево секвойю, разрастающееся с каждым столетием все более и более».
Так же точно «разрастаются» в нашем понимании лучшие произведения литературы и живописи.
Можно сказать так: музыка дает человеку ровно столько, сколько он может у нее взять. Или, как сказал Стоковский, «сама музыка вызовет в нас те чувства, на которые мы способны». А мы часто не знаем, на какие чувства мы способны. В известном смысле можно сказать, что музыка открывает человеку его самого.
Одно из замечательных признаний мы встречаем у Ромена Роллана. О своем любимом композиторе Бетховене, изучению творчества которого он посвятил много лет, он пишет:
«Бетховен учит прямоте и искренности. Я большему научился у него, чем у всех учителей моего времени. Всем, что есть лучшего во мне, я обязан Бетховену. Думаю, что множество скромных людей во всех странах, как и я, обязаны ему тем, что сохранили прозрачными родники своей жизни и неустанное стремление к свету и чистому воздуху горных вершин».
Когда я думаю о Пятой симфонии Бетховена и стараюсь разобраться в чувствах и мыслях, которые она у меня вызывает, не могу не вспомнить книгу, где об этой симфонии сказано всего лишь несколько слов, но очень важных, определяющих ее истинное значение для людей. Это книга Юлиуса Фучика «Репортаж с петлей на шее».
«Сегодня 1 мая 1943 года. И дежурит тот, при ком можно писать. Какая удача снова хотя бы на минуту стать коммунистическим журналистом и писать о майском смотре боевых сил нового мира! Не ждите рассказа о развевающихся знаменах… Утренний привет соседней камеры: оттуда выстукивают два такта из Бетховена, сегодня торжественнее, настойчивее, чем обычно, и стена передает их тоже в ином, необычном тоне».
Мне кажется, и я слышу глухие удары в стену и мощные звуки оркестра, которые стоят за ними. Люди, попавшие в лапы фашистов, поддерживали в себе и других дух мужества и силы для борьбы каждодневным напоминанием двух первых тактов из Пятой симфонии Бетховена.
«Бетховен здесь — не позади, а впереди. В дни испытаний он всегда находился подле нас», — писал Ромен Роллан в тяжелое время гитлеровской оккупации Франции.
Какой же силой выражения надо обладать композитору, чтобы главная мысль произведения была настолько рельефна и ясна!
Правда, в эпоху, когда жил Бетховен, не все понимали истинный смысл его творений. «Не приходится ли сожалеть, например, о том, — писал Лист, — что Бетховен, чьи произведения так трудны для понимания, чьи замыслы вызывают так много разногласий, что он не указал, хотя бы вкратце, сокровенную мысль некоторых своих великих произведений и основные черты развития этой мысли?»
Но это кажется нам сейчас не столь обязательным. С высоты веков становятся более ясными великие идеи, заложенные композитором в свои творения. Доказательства? Бессмертная жизнь Пятой симфонии. В минуты тяжелых испытаний она вернейший, надежнейший друг и союзник человека-борца. Послушайте ее!
