«Во все более и более взаимозависимом мире американцы все более заинтересованы в том, как другие страны управляют, или плохо управляются. Чем крупнее и сплоченнее сообщество стран, которые выбирают демократические формы правления, тем более процветающими будут американцы, так как демократии, со всей очевидностью, скорее всего, будут соблюдать свои международные обязательства, меньше всего будут заниматься терроризмом или причинять ущерб окружающей среде и уж тем более не станут вести войны друг с другом.
То утверждение является сутью аргументации в вопросах национальной безопасности в пользу энергичной поддержки, продвижения и в случае необходимости защиты демократии в других странах»76.
Новая доктрина вмешательства гуманитарного характера утверждает, что убеждения гуманности являются до такой степени составной частью американской традиции, что как богатства, так и, в самом крайнем случае, жизни можно пожертвовать, отстаивая их повсюду в мире. Ни одна другая страна до сего времени не продвигала такие цели, которые несли риски превращения Соединенных Штатов и их союзников в мировых жандармов.
Слова в подтверждение доктрины постоянного вмешательства были весьма кстати в триумфальной ситуации после операции НАТО в Косово. Британский премьер-министр Тони Блэр объявил миссию в Косово победой «прогрессивных» сил во внешней политике, пришедших на смену устаревших традиционных концепций:
«Эта война… велась за фундаментальный принцип, столь необходимый для прогресса человечества: что каждый человек, независимо от расы, религии или происхождения имеет неотъемлемое право жить свободным от преследования»77.
Канцлер Германии Герхард Шредер подчеркнул ту же самую мысль еще сильнее: «Альянс должен был продемонстрировать, …что слабый имеет в НАТО сильного друга и союзника, готового и желающего защитить его права человека»78. Президент Клинтон взял на вооружение самую широкую формулировку:
«Тогда мы сможем сказать людям всего мира, где бы кто ни жил, будь то Африка или Центральная Европа или какое-либо другое место, если кто-то станет преследовать невинных гражданских лиц и будет пытаться убить их в массовых масштабах из-за их расы, их этнического происхождения или их религии, а в наших силах будет прекратить это, мы это прекратим»79.
Тот факт, что вильсонизм восторжествовал над соперничающими традициями в американской внешней политике, очень хорошо продемонстрирован событиями полугодового периода, начиная с ноября 1998 года. По джексоновским и гамильтоновским стандартам, угроза Ирака относительно господства в Заливе рассматривалась бы как фундаментальная угроза американской национальной безопасности. В декабре Ирак выслал инспекторов ООН, направленных туда Советом Безопасности Организации Объединенных Наций для того, чтобы не допустить производства оружия массового поражения в качестве условия прекращения огня, которым была завершена война в Заливе. Это возродило долгосрочные возможности Ирака угрожать его соседям, многие из которых являются союзниками Америки, и все они являются незаменимыми поставщиками нефти для индустриальных демократий. Тем не менее американская реакция ограничилась воздушными налетами в течение четырех ночей (чтобы сократить гражданские потери), а после этого практически ничего не предпринималось в ответ на игнорирование Ираком резолюции Совета Безопасности. Вывод был очевиден: что Соединенные Штаты будут реагировать на долгосрочные последствия, когда таковые произойдут; риск иракского доминирования в Заливе не затрагивал моральные аспекты, которые оправдывали бы долговременные военные действия.
И, напротив, три месяца спустя НАТО, подталкиваемый американцами, бомбил Югославию 78 дней круглосуточно, по существу, для того, чтобы положить конец и прекратить нарушения прав человека Сербией в Косово, хотя Косово даже не представляло угрозы американской безопасности в традиционном смысле этого слова. Здесь возобладали вильсоновские принципы, ставшие движущей силой западной внешней политики на Балканах.
Косово было кульминацией ряда вмешательств, осуществленных во имя прав человека и человеческих ценностей. Американские военные были размещены в Сомали, изначально для оказания помощи в распределении продовольствия, а затем для установления гражданского правительства; на Гаити – для того, чтобы освободить население от военного правления, пришедшего к власти благодаря перевороту; в Боснии – чтобы положить конец жестокой гражданской войне; а в Косово фактически для того, чтобы власть перешла от Сербии большинству населения, которое было этническими албанцами.
Все четыре случая военного вмешательства – три из которых были совершены по инициативе администрации Клинтона – имели некоторые общие черты: они никак не отражали какого-то традиционного представления об американском национальном интересе в том смысле, что их результат никак не повлияет ни на какое историческое определение американской безопасности. Они явились ответом на мощное внутреннее давление, направленное на смягчение бесспорных человеческих страданий (Буш изначально вторгся в Сомали во имя объявленной цели, чтобы американские военные распространяли продовольствие голодающему населению). Предполагалось, что вмешательство не несет никаких рисков (когда значительные потери случились в Сомали, американские войска были быстро выведены). Вторжения происходили без какой-либо ссылки на тот и иной исторический контекст.
Неизбежно, но такой радикальный вильсонизм вел к такому же расколу с джексоновцами, как это было в 1920-е годы. Джексоновское крыло рейгановской коалиции дезертировало и отказывалось сотрудничать в поиске многосторонней организации мира. Сенат отказался ратифицировать Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний; он не торопится одобрить Международный уголовный суд и колеблется по поводу постоянной роли вооруженных сил Соединенных Штатов в Косово. Как ни странно, вильсоновские меры, которые лучше всего удавались Клинтону, были теми, которые он мог приказать провести как главнокомандующий. Что касается остального, его двухпартийные достижения имели гамильтоновскую природу: речь идет о таких вещах, как Соглашение о североамериканской зоне свободной торговли или членство Америки во Всемирной торговой организации (ВТО).
И неудивительно, что в силу этого небольшое противоречие имело место по вопросам внешней политики в ходе президентской предвыборной кампании 2000 года как раз вокруг расхождений между вильсоновцами и джексоновцами. Администрацию Клинтона обвиняли в том, что в своих разнообразных военных вмешательствах она выходит за пределы того, что требуют национальные интересы. Но фактически-то происходила попытка Клинтона пересмотреть национальные интересы на условиях крайнего вильсонизма. Защита прав человека и общечеловеческих ценностей даже при помощи силы объявлялась общим принципом американских национальных интересов. Заместитель государственного секретаря Строуб Тэлбот в статье в «Форин афферс», на которую была ссылка ранее, объяснял, что поддержка, продвижение и защита демократии «в других странах» явились квинтэссенцией реализма:
«Это (такое предположение) основа для утверждения в знак опровержения некоторых инсинуаций самопровозглашенных реалистов, отрицающих, что американские ценности и интересы подкрепляют друг друга»80.
Вмешательство гуманитарного характера и национальный интерес: четыре принципа
Для того чтобы встроить гуманитарную интервенцию в качестве главного приоритета в американской внешней политике, следует соблюсти четыре условия: принцип должен быть универсально применимым; он должен привести к действиям, которые примет американское общественное мнение; он должен встретить отклик в международном сообществе; он должен иметь хоть какое-то отношение к историческому контексту. Все эти условия относятся к тому, что сейчас повсеместно зовется «стратегией ухода», определяющей либо урегулирование временной проблемы, либо затягивание в трясину навечно.
Эти условия определяют самое главное: не оправдывают ли Соединенные Штаты всего-навсего сиюминутные произвольные решения, вызванные обстоятельствами, или устанавливают генеральную стратегию, которой можно придерживаться. Если эта политика не может быть применима в универсальном порядке, – или, по меньшей мере, применима для подавляющего большинства предсказуемых обстоятельств, – она покажется остальному миру своевольным проявлением американского доминирования и со временем неким актом своекорыстного лицемерия. Если американское мнение не поддерживает ход дела, провал подорвет стремление Америки выступать в качестве столпа мирового порядка. Если международное сообщество не согласится с американскими целями, Соединенные Штаты тогда будут вынуждены либо продолжать без поддержки, либо отказаться от своих действий. Если действия Америки не принимают в расчет исторический контекст, они рано или поздно потерпят поражение из-за нарастающих местных препятствий или потребуют мобилизации мощи, не отвечающей по масштабам внутриамериканскому консенсусу.
