Уолтер Липпман - Общественное мнение

Представь, что люди как бы находятся в подземном жилище наподобие пещеры, где во всю ее длину тянется широкий просвет. С малых лет у них на ногах и на шее оковы, так что людям не двинуться с места и видят они только то, что у них прямо перед глазами, ибо повернуть голову они не могут из-за этих оков. Люди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине, а между огнем и узниками проходит верхняя дорога, огражденная, представь, невысокой стеной вроде той ширмы, за которой фокусники помещают своих помощников, когда поверх ширмы показывают кукол.

— Это я себе представляю, — сказал Главкон.

— Так представь же себе и то, что за этой стеной другие люди несут различную утварь, держа ее так, что она видна поверх стены; проносят они и статуи, и всяческие изображения живых существ, сделанные из камня и дерева. При этом, как водится, одни из несущих разговаривают, другие молчат.

— Странный ты рисуешь образ и странных узников!

— Подобных нам. Прежде всего, разве ты думаешь, что, находясь в таком положении, люди что-нибудь видят, свое ли или чужое, кроме теней, отбрасываемых огнем на расположенную перед ними стену пещеры?

— Как же им видеть что-то иное, раз всю свою жизнь они вынуждены держать голову неподвижно?

— А предметы, которые проносят там, за стеной? Не то же ли самое происходит и с ними?

— То есть?

— Если бы узники были в состоянии друг с другом беседовать, разве, думаешь ты, не считали бы они, что дают названия именно тому, что видят?

— Непременно так.

«Чем мы мыслим — кровью, воздухом или огнем?» Этим вопросом в диалоге Платона задается Сократ (Федон. 96b)[1]. Если бы меня спросили, «чем мыслит» Уолтер Липпман (1889–1974), то я бы сказала, что не воздухом. Потому что стиль известного американского журналиста, политического и морального мыслителя, одного из творцов современного американского либерализма, исключительно насыщен метафорами, аллегориями, историческими фактами и аналитиками. И не кровью. Потому что, несмотря на свою карьеру журналиста и консультанта крупных политических деятелей, Липпман, как отмечают его биографы, вел достаточно замкнутый образ жизни и оставался вне идеологических движений, религиозных конфессий[2] и академических группировок[3].

Он мыслил огнем. Несмотря на сухость заголовка книги, которую вы держите в руках, она несет на себе яркую печать исторических и современных ему дискуссий о знании и мнении, о роли Просвещения в жизни общества, о просвещенных правителях.

Получив философское образование в Гарвардском университете, Липпман отказался от академической карьеры, хотя на то были все предпосылки: интеллект, любовь и уважение профессоров, административная поддержка университета. Он стал независимым аналитиком. Долгое время его оценки внутренней и внешней политики США, публикуемые в газетах, служили компасом для многочисленных читателей. Он также повлиял на формирование политической мысли в других странах. Книга «Общественное мнение» переведена на немецкий и французский языки.

Одна из причин популярности концепции Липпмана в том, что традиционные для западной мысли вопросы о соотношении знания и мнения[4] и принципах оптимального государственного устройства он обсуждает как практические и как тесно друг с другом связанные, хотя традиционно они относятся к разным областям знания — теории познания и социальной теории.

Роберт Нисбет в философском словаре с характерным названием «Предрассудки» помещает отдельную статью об общественном мнении, где он показывает, как эти два вопроса связаны между собой. Ссылаясь на Генри Мэйна, он пишет: «Vox populi может быть Vox Dei[5], но совершенно очевидно то, что никогда не было достигнуто согласие относительно того, что значит Vox или что значит Populus». То же самое можно сказать сегодня об общественном мнении. В современной Америке ежегодно проводятся тысячи опросов, с помощью которых политики, промышленники, руководители СМИ и ученые стремятся понять, что думают люди о социальных проблемах, товарах и знаменитостях. Данные опросов, прошедшие компьютерную обработку, торжественно объявляются общественным мнением. Однако гораздо чаще это не общественное, а людское (popular) мнение. Различие между ними велико и, в конечном итоге, имеет решающее значение для демократии.

Подлинная общественность (public) в основе своей — это со-общество (community), сложившееся, как все подлинные сообщества, на основе определенных общих целей и поддерживаемое традициями, мифами и ритуалами, являющимися продуктом общей истории. Люди как таковые не являются общественностью. <…> У людского мнения отсутствует то цементирующее начало, которое обеспечивают только время и традиции. Людское мнение — это находящийся в постоянном движении поток, то появляющийся, то исчезающий, подобно морской пене»[6].

Это разведение текучего поверхностного суждения (людского мнения) и общественного мнения у Нисбета восходит к оценке Липпмана, который писал: «Допускается, без достаточных обоснований, что мнения Людей как избирателей можно понимать как самовыражение Народа как исторической общности. Ключевая проблема современной демократии заключается в том, что это допущение ложно. На избирателей нельзя полагаться как на тех, кто представляет Народ… В силу различия между Людьми как избирателями и Народом как объединенной нацией, избиратели не имеют права утверждать, что их интересы совпадают с общественным интересом. Превалирующее большинство избирателей — это не Народ».

Именно это различие между общественным и людским (популярным) мнением[7] составляет внутренний стержень дискуссий о компетентности общественного мнения, который обрастает разными смыслами на разных этапах его анализа. Книга Уолтера Липпмана «Общественное мнение» принадлежит к одному из первых больших исследований на эту тему.

Прототипом понятия общественного мнения считается понятие здравого смысла (sensus communis)[8]. Происхождение идеи общественного мнения связывается с необходимостью осмысления публичной (public), или общественной, сферы и ее функций[9].

Существование общественного мнения сопряжено с наличием печатных средств информации. «Еще до того как к концу XVIII века сформировалось достаточно четкое понятие общественного мнения, пресса использовалась для того, чтобы вызывать общественную реакцию на амбициозные политические сообщения и тем самым предъявлять властям, принимающим решения, сжимающие их тиски направленной на них публицистики и общественной реакции на эту публицистику», — пишет один из крупнейших современных мыслителей Никлас Луман[10].

Общественное мнение становится исключительно важным в ситуациях «проблематичных и нравственно неоднозначных», в частности когда «ситуация является новой и беспрецедентной, так что традиционные способы разрешения не могут быть применены к ней; у людей отсутствует согласие относительно того, какая из общепринятых практик должна в данном случае применяться; сами конвенции подвергаются серьезной критике со стороны группы несогласных»[11]. В экстремальной ситуации полемика относительно того, что должно быть сделано, может достигнуть такого накала, что возможен конфликт между разными группами[12].

В то же время, согласно либеральной теории, нейтрализация конфликтов «в общественном мнении, в моральной и религиозной областях» является одной из предпосылок институциональной защиты свободы и независимости и тем самым — существования демократического общества[13].

Не удивительно поэтому, что проблема общественного мнения исторически возникла в связи с формированием народного правления и актуализируется в ситуациях социального перелома.

Более ранние авторы, такие, как Джон Мильтон и Джон Стюарт Милль, считали, что роль прессы в формировании общественного мнения демократического общества определяется свободой от цензуры[14].

Первая научная монография об общественном мнении «Общественное мнение и толпа» принадлежит перу Г. Тарда (1901) (переведена на русский в 1905 году). Именно он был первым, кто отказался от нормативного подхода к этой теме[15].

Следующий этап пристального внимания к общественному мнению связан с кризисом либерализма с его идеей прогрессивного поступательного движения. Этот кризис был вызван Первой мировой войной. Именно к этому этапу относится книга Липпмана «Общественное мнение» (1922)[16]. Непосредственным поводом к ее написанию явился опыт пропагандистской и политической работы Липпмана во время Первой мировой войны, которая стала также первой медиа-войной в истории человечества. «…Это была первая война, — пишет Липпман, — в которой человечество одновременно могло думать об одних и тех же идеях или, по крайней мере, об одних и тех же именах идей».