Мэрион Вудман - Опустошенный жених. Женская маскулинность. Аналитическая психология

Я рад предложить вниманию читателя очередную книгу действующего юнгианского аналитика Мэрион Вудман (изданную Центром изучения Юнгианской Психологии Inner City Books). Книга весьма полезная, ибо в ней автор подробно разбирает несколько интересных клинических случаев из собственной практики. Можно с уверенностью сказать, что ее основной темой является женская психология. Однако, по утверждению автора, «психология не может быть ни женской, ни мужской - только той и другой одновременно». На мой взгляд, это вопрос дискуссионный, ибо до сих пор никто наглядно не доказал отсутствия в психологии половой идентичности. Но даже если бы так оно и было, как тогда согласовать ее отсутствие с физиологией пола, с представлением человека о своем теле, во многом формирующим и изменяющим его психологию?

Итак, вы все же читаете книгу о женской психологии. При этом на протяжении всей книги автор оперирует понятиями «маскулиинность» и «женственность», подвергая психологическому анализу и каждую из этих составляющих в отдельности, и взаимодействие их между собой. Этот «юнгианский» подход имеет ничуть не меньше права на существование, чем, например, теория «объектных отношений». При этом необходимо отметить, что юнгианские психологи, совершенно не отрицая объектных отношений и даже изящно встраивая эту модель в свою практическую работу, выходят далеко за ее рамки. Говоря упрощенно, юнгианская психология имеет дело с объектными отношениями как на индивидуальном уровне (то есть на уровне комплексов), так и уровне коллективном (то есть на уровне архетипов, а значит, учитывая влияние мифологии, религии и культуры). Нет никаких сомнений, что тогда эти «объектные отношения» становятся значительно более многомерными. Насколько такое расширенное (или углубленное) понимание психики полезно для лечения конкретной невротической личности - вопрос опять же дискуссионный. Но, устраивал такую дискуссию, было бы полезно рассмотреть эффективность и других, так называемых терапевтических подходов, например бихевиоризма или, хуже того, «гуманистической психологии» (будто вся остальная психология негуманистическая). Я уже не говорю о выхолощенных советских теориях, выдуманных на потребу коммунистической идеологии, как, например, «теория деятельности». То есть последователи этой теории думали о том, как делать, пока мировая психология делала и осмысливала, что делается. Одним из печальных последствий практического применения этой теории оказался вакуум, образовавшийся на месте психотерапии и других направлений практической психологии, где надо знать дело, а не «теорию деятельности».

Однако в развитии отечественной психологии существует и другая сторона. Если «раньше» многие психологи были правоверными «учеными», то «здесь и теперь» они стали отъявленными «гуманистами», «психоаналитиками», «гештальтистами», «юнгианцами» и т.п. То есть речь идет о бессознательном, конъюнктурном, а то и вовсе случайном выборе того или иного направления. Маятник психологической моды (или конъюнктуры) качнулся «на запад» и потащил за собой значительную массу советской психологии. Но прошло время и, судя по всему, маятник дошел до своего крайнего «западного» положения и теперь возвращается обратно. А это значит, что психотерапия перестает быть модной. И слава богу. Клиента (или пациента) не интересует, кто избавит его от невроза: «гештальтист» или «гуманист». Главное, чтобы помог. А потому в психотерапии путем естественного отбора останутся те, кто способен работать: работать, в первую очередь, самостоятельно и над собой. История не оставила нам иного выбора. Либо мы переосмыслим все, что сделано без нас, и с этого момента пойдем дальше (то есть будем «развиваться»; это слово любят произносить все психологи), либо будем продолжать заниматься игрой в понятия. Понятия могут остаться прежними (например, «ориентировочные основы деятельности», или «гуманистическая психотерапия», или «взрослый, родитель, ребенок») или измениться (например, на «перенос и контрперенос», «аниму и анимус», «фигуру и фон» и т.п.). Иными словами, либо современные практикующие психологи и психиатры смогут понять основные психофизиологические механизмы и помогать людям, либо это сделают психиатры и психологи следующего поколения, не отягощенные «теориями» деятельности. Людям нужна реальная помощь или конкретнее - результат.

Что-то подобное я уже писал в предисловии к своему переводу книги Уоррена Штейнберга «Круг внимания». Вернуться к этой теме меня побудили рассуждения Мэрион Вудман о влиянии патриархальности на развитие осознанной женственности. Эти рассуждения приводятся в контексте анализа солярного мифа. Вообще тема «отцов и детей» является исключительно актуальной для современной России, а происходящее в отечественной психологии может послужить лишь одной из иллюстраций к общей картине жизни. В переведенной мной книге Юджина Моника «Кастрация и мужская ярость» тема отношения патриархальности и маскулинности является стержневой. Тема развития человека и человечества вообще исключительно актуальна для западной психологии. Через несколько лет мы решим основные экономические проблемы, и тогда эта проблема станет хтя нас не менее важной, чем для Запада. Не решив проблему «отцов и детей» (в этом смысле Грибоедова вместе с Тургеневым, наверное, можно назвать первыми русскими психоаналитиками), мы не можем решить проблему смысла жизни. Но что такое «патриархальность» в нашем понимании? С чем-то подобным мы уже сталкивались. Помните: «Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног». И далее по Тургеневу. На Западе этот процесс развивался эволюционным путем. Правда, не тысячу лет, как в России, а две тысячи. И пришел к тому, что молодежь использует все новейшие достижения технократического общества, от самых сильных наркотиков до интернета, чтобы уйти от этого общества в мир виртуальный. Мы пока отстаем. Но здесь отставание гораздо меньше, чем, например, в нашем понимании патриархальности. Поэтому, на мой взгляд, психологам имеет смысл потратить какое-то время, чтобы это понимание как-то расширить, если не углубить. Мы пережили и до сих пор переживаем сильнейшую ломку, когда окружающая жизнь изменяется так, что большинство людей лишаются минимальной адаптации. В связи с этим теряется сам смысл психотерапии, решающей проблему адаптации невротической личности к стабильным условиям жизни. С другой стороны, проблема «отцов и детей» решается сама собой и, как всегда в России, решается крайне болезненно: опыт отцов (членов КПСС, кандидатов наук, заслуженных деятелей науки и культуры, мастеров спорта, членов разных союзов и т.п.) для детей бесполезен. Встает серьезный вопрос о необходимости знаний законов Ньютона, тригонометрических функций и Достоевского. Это другая сторона медали, называющейся «работа на результат».

Итак, согласно западным психологам-аналитикам, узкие рамки патриархальности лишают человека инициативы и творческой активности. Мы, жители России, вышедшие живыми из коммунистической душегубки (в прямом смысле этого слова), пока еще слабо осознаем, но уже хорошо чувствуем, что западный образ жизни несет для нашей истосковавшейся по воле душе другие серьезные ограничения. Прежде чем слепо копировать те или иные западные концепции (особенно в психологии), хорошо бы предварительно понять особенности нашей психики, в которую мы собираемся эти концепции встраивать. Дело даже не в том, приживется или не приживется эта «гуманистическая» или «негуманистическая» психология, а в том, что она имеет свои естественные западные корни. В Якутске тоже можно выращивать ананасы и наклеивать на них ярлык «якутский ананас», можно даже их экспортировать, но зачем?

Чтобы показать на каком-то примере, в чем состоит суть моего взгляда, я хочу вкратце рассмотреть (ни в коем случае не прибегая к тщательному анализу - не время и не место) фрагмент древнерусской повести XV века. Основной смысл этой работы заключается в том, чтобы донести до читателя очень конкретное понимание того, что, несмотря на общие мифы и архетипы, общие сказочные мотивы, одинаковые комплексы, наполнение архетипов и содержание комплексов оказывается разным. Российская психология имеет не меньше отличий от западной психологии, чем сходств с ней. И эти различия существуют не только в культуре, но и в структуре психики. Причем иногда они становятся кардинальными. Поэтому нам, уставшим от уникальности и загадочности своей русской души, имеет смысл вовремя опомниться и не спешить списывать уроки у своего «старшего западного брата», который изо всех сил старается сделать работу над ошибками. Причем он хочет сделать ее как следует, а потому не прочь потихоньку срисовать у «младшего брата» его детские каракули, в которых, как говорят психологи, можно найти то творческое зерно, которое благодаря стараниям патриархальных учителей с возрастом пропадает. Эти учителя, как пишет Мэрион Вудман, всегда знали, знают и будут знать, что правильно, а что нет.