245
O. H. Mowrer, op. cit., стр. 223.
В свете этих идей Маурера можно рассмотреть вопрос о том, не следует ли считать тревогу своего рода влечением. Тот факт, что тревога действует подобно влечению, влечению «вторичного» характера, не подлежит сомнению, о чем говорят многие представители психологии обучения (Миллер и Доллард, Саймондс и др.). Ослабление интенсивности тревоги, как и снижение интенсивности других влечений, является наградой и подкрепляет обучение. Но, строго говоря, поведение, которое по преимуществу направлено непосредственно на снижение тревоги, является приспособительным, но не интегративным. Как мне представляется, такое обучение подобно «обучению» невротическим симптомам. На это же указывал Гольдштейн, утверждая, что любая деятельность, направляемая тревогой (когда главным мотивом является снижение интенсивности тревоги), характеризуется навязчивостью, потерей свободы и неумеренным акцентированием отдельных аспектов. И, продолжает он, «…когда такие действия не спонтанны и не выражают свободу личности, а являются только продуктами тревоги — это всего-навсего ложные ценности личности». (См. главу 3).
Mowrer, op. cit.
Mowrer, op. cit.
Ibid.
Ibid.
Ibid.
Ibid.
Ibid.
O. H. Mowrer, Anxiety, глава из книги Learning theory and personality dynamics (1950).
Soren Kierkegaard, The concept of dread, trans. Walter Lowrie (Princeton, N.J., 1944), стр. 38.
В предыдущих главах мы описывали замечательные психосоматические исследования, в которых использовались физиологические, неврологические и психологические методы и изучение истории болезни, где сочетались клинические и экспериментальные подходы. Изучение случая Тома, которое по объему составляет целую книгу, также можно отнести к категории многоуровневых исследований. Я хочу лишь добавить, что такие исследования дали ценные для понимания тревоги результаты, потому что исследователи могли: (1) изучать как субъективные, так и объективные факторы; (2) целостно изучать каждого человека в его жизненной ситуации; (3) проводить свое исследование в течение достаточно длительного времени.
Я поставил эти слова в кавычки, поскольку не верю в то, что человек может обладать подлинной автономией без сопутствующей ответственности.
См. Thomas Mann, Freud, Goethe, Wagner (New York, 1937).
The problem of anxiety, trans. H. A. Bunker (New York, 1936), стр. 111.
New introductory lectures in psychoanalysis (New York, 1965), стр. 81.
Introductory Lecture on Psychoanalysis, стр. 395. За исключением этого краткого указания на отличие страха от тревоги, Фрейд практически не уделяет внимания проблеме страха — ни в главе, посвященной тревоге, в «Лекциях по введению в психоанализ», ни в более поздней работе «Проблема тревоги». Все так называемые врожденные страхи из списка, составленного Стэнли Холлом, Фрейд относит к фобиям, которые по определению представляют собой невротическую тревогу. В книге Хили, Броннера и Бауерса «Структура и смысл психоанализа» описывается отличие реального страха от невротического, что соответствует представлениям Фрейда о различиях между нормальной и невротической тревогой. Реальный страх, как там написано, есть реакция на объективную опасность, а невротический страх — это «страх перед требованиями импульсов». Фрейд, как утверждают авторы книги, считал, что «три вида детских страхов, свойственных практически всем детям», — страх остаться одному, боязнь темноты и боязнь незнакомцев — рождаются из «бессознательного страха Эго по поводу потери защищающего объекта, то есть матери». Это утверждение совпадает с определением источников тревоги у Фрейда. Очевидно, что в данном случае слова «страх» и «тревога» взаимозаменяемы, хотя страхом чаще называют специфические формы тревоги.
Ibid., стр. 394.
Ibid., стр. 395.
Ibid., стр. 401—2.
The problem of anxiety, стр. 51–52.
Introductory lectures, стр.403—4.
Ibid., стр. 409.
Ibid., стр. 407. Ср. Rene Spitz, глава 4, стр. 90.
Ibid., стр. 410.
New introductory lectures, стр. 85.
The problem of anxiety, стр. 80.
New introductory lectures, стр. 86.
The problem of anxiety, стр. 22.
New introductory lectures, стр. 86. Если бы маленький Ганс просто боялся наказания со стороны отца (внешняя опасность), Фрейд не мог бы назвать его тревогу невротической. Далее приводится описание нескольких случаев, когда пациент (Луиза, Бесси и др.) способен реалистично оценить действие своих родителей. Это пример объективной тревоги, если воспользоваться терминологией Фрейда. Невротический элемент появляется в том случае, когда Эго видит опасность со стороны инстинктивного стремления (например, враждебное отношение Ганса к отцу). Сейчас хорошо известно, что инстинктивное стремление легко может стать для человека эквивалентом внешней или объективной опасности. Если ребенка наказывают за враждебное отношение к родителю, он начинает испытывать тревогу всякий раз, когда внутри него поднимаются агрессивные чувства.
Percival M. Symonds, The dynamics of human adjustment (New York, 1946).
Introductory lectures, стр. 406.
The problem of anxiety, стр. 98.
Introductory lectures, стр.408.
The problem of anxiety.
Ibid., стр. 75.
Ibid., стр. 99—100.
Ibid., стр. 105.
Ibid., стр. 123.
В концепции тревоги Фрейда большое место занимает кастрация и другие аспекты эдиповой ситуации. Это заставляет поставить следующий вопрос: нельзя ли предположить, что невротическая тревога кристаллизуется вокруг кастрации и эдиповой ситуации лишь в том случае, когда эдиповой ситуации предшествовало нарушение взаимоотношений ребенка с родителями? Можно рассмотреть для примера случай маленького Ганса. Не являются ли в его случае сами чувства ревности и ненависти к отцу проявлениями тревоги? Очевидно, что Ганс чрезвычайно привязан к матери, а любовь матери к отцу ставит под угрозу эту привязанность мальчика. Но не является ли сама привязанность Ганса к матери (которую по всей справедливости можно назвать чрезмерной) следствием тревоги? Вполне вероятно, что конфликт и тревога, приведшие к формированию данной фобии, проанализированной Фрейдом, связаны именно с амбивалентностью и ненавистью во взаимоотношениях мальчика с отцом. Но, я полагаю, сама амбивалентность и ненависть возникли лишь потому, что взаимоотношения Ганса с родителями уже были нарушены, именно отсюда возникает тревога и чрезмерная привязанность Ганса к матери. Не подлежит сомнению, что каждый ребенок в ходе индивидуации и движения к автономии сталкивается со своими родителями (об этом говорят Кьеркегор, Гольдштейн и др.). Но у нормального ребенка (чьи взаимоотношения с родителями относительно свободны от тревоги) подобные столкновения не приводят к формированию невротических защит и симптомов. Я полагаю, что эдипова ситуация или страх кастрации становятся проблемой — фокусом невротической тревоги — лишь в том случае, когда тревога уже раньше присутствовала в семейных взаимоотношениях.
О взаимосвязи опыта рождения и тревоги см. Symonds, op. cit.
См. D. M. Levy: «Самое значительное влияние на социальное поведение оказывает первый опыт социальных взаимоотношений — отношения с матерью». Maternal overprotection, Psychiatry, 1, 561. Исследователи Гринкер и Спигель, в своих теоретических представлениях опиравшиеся на психоанализ, изучали тревогу у солдат — участников боевых действий. Они отмечают, что страх и тревога появляются у солдата лишь в том случае, когда опасность угрожает «тому, что он любит или высоко ценит, тому, что для него очень дорого». Это может быть человек (сам солдат или кто-то, кого он любит) или какая-либо ценность, в том числе абстрактная идея. R. R. Grinker and S. P. Spiegel, Men under stress (Philadelphia, 1945), стр. 120. Я полагаю — и это соответствует представлениям Фрейда, — что первым человеком, обладавшим такой ценностью, является мать, и способность ценить другого человека или идею развивается на основании этого прототипа.
