внимание на идиосинкразических особенностях того, как мозг Билли обрабатывает информацию, на его базовых убеждениях о причинах неправомерных посягательств на личность, предвзятостях в его интерпретациях поведения своей жертвы и т. д.
Социальным психологам нужно сосредоточиться на межличностном уровне: каковы природа конкретного рассматриваемого взаимодействия-столкновения, особенности обмена репликами Билли и его собутыльника, который в итоге вылился в акт насилия.
На уровне социологии надо изучать ценности и нормы конкретной культуры или субкультуры, а также социальные институты, поощряющие или, наоборот, запрещающие насилие. Социологи должны исследовать экономические и социальные факторы стресса, которые влияют на социальную роль агрессоров и правонарушителей, а также определенные социальные традиции, подталкивающие к употреблению алкоголя.
От антропологов можно ждать сравнения особенностей разных культур и указаний как на общие черты, так и на различия между обществами до и после возникновения письменности – чтобы прояснить ранние стадии формирования отношения к насилию.
Наконец, эволюционные психологи и биологи могут выискивать аналогии в животном мире, которые могли бы дать подсказки относительно адаптивной ценности стремления к мести в среде наших предков. Для понимания других явлений – таких как геноцид или война – требуется изучение дополнительных концептуальных систем.
Системный анализ часто имеет критическое значение для понимания группового или индивидуального поведения. Ярким примером этого является изменение соотношения между ухудшением экономических условий и преступлениями на почве ненависти в Соединенных Штатах. В период с 1882 по 1930 год количество преступлений на почве ненависти увеличивалось всякий раз, когда ухудшалась экономическая ситуация. Обычно ученые объясняют эту связь механизмом, согласно которому экономические трудности усиливают у личности фрустрации и агрессию, затем направляемые на подвернувшегося под руку козла отпущения – например, на члена уязвимого социального меньшинства. Это теоретизирование соответствует данным по связи между падающей эффективностью экономики и линчеванием негров на американском Юге во времена, предшествовавшие Великой депрессии. Однако в дальнейшем экономические колебания не коррелировали с количеством актов линчевания. Чтобы учесть это изменение, важно изучить еще один, «нижний» уровень системного анализа.
Анализ поведения политических элит и организаций, отличавшихся общей предвзятостью, показал, что они сыграли важную роль в возложении вины и разжигании общественного негодования по отношению к чернокожим и другим меньшинствам в периоды экономического спада. Они активно пытались спровоцировать насилие против афроамериканцев в депрессивных регионах страны, преувеличивая экономическую конкуренцию со стороны чернокожих. Пропагандистские выпады против афроамериканских чернорабочих считаются важным фактором разжигания расовых беспорядков в городских районах [342]. Изменения в том, как общество расценивает предвзятость и предубеждения по отношению к чернокожим, в конечном итоге лишили расистские группы большей части их влиятельности и силы.
Системный подход также предлагает альтернативу традиционной гипотезе «фрустрации-агрессии». Когда люди находятся в состоянии стресса, вызванного экономическими (или иными затруднительными) условиями, они особенно склонны воспринимать простые объяснения причин всех трудностей. Рассмотрение экономических проблем в терминах сложных, комплексных, абстрактных, а часто и непредставимых факторов и переменных требует значительных умственных усилий. Но если у людей уже имеется предвзятое представление об уязвимом меньшинстве, они с готовностью откликаются на призывы рассматривать эту группу – по крайней мере, частично – как ответственную за переживаемые ими бедствия.
Хорошей иллюстрацией полезности теории систем является ее применение к рассмотрению того, как агрессивное государство развязывает войну. Хотя военные действия в масштабе конфликта между двумя государствами были в значительной степени вытеснены с международной арены этнополитическими катастрофическими столкновениями, рассмотрение типичных европейских войн XX века может стать примером применения системного анализа. На «верхнем» уровне находится нестабильная система международных отношений. Она влияет на следующий уровень – а именно, на психологию правящих верхушек, которые воспринимают нестабильность либо как угрозу национальной безопасности, либо как удобную возможность поживиться за счет более слабых государств. В любом случае, государства решают, что их высшим интересам соответствует укрепление военной мощи и формирование коалиций с другими дружественными странами. Государственные лидеры, лелеющие экспансионистские устремления, могут воспользоваться таким положением дел, напав на соседнюю страну.
Для этого им надо заручиться поддержкой политической элиты, вооруженных сил и граждан своей страны. Обычно такие государственные руководители используют средства массовой информации, новостные агентства для завоевания народной поддержки. В некоторых случаях, как у Гитлера и Милошевича, они также могут вызывать в воображении масс истории о преследовании «наших» – тех, кто является меньшинством в соседних странах. Гитлер использовал эту стратегию для организации поддержки своего вторжения в Чехословакию – для защиты немецкого национального меньшинства в Судетской области. Милошевич применил подобную тактику, когда утверждал, что сербское меньшинство в Косове подвергается преследованиям и гонениям со стороны этнических албанцев.
На следующем, еще более низком уровне находящиеся у власти лидеры добиваются формирования в массовом сознании народонаселения образа соседствующей нации или этнической группы как Врага. Каждый индивидуум отождествляет себя с целями командующего.
Для еще более полного понимания причин враждебности и насилия аналитик должен изучить взаимодействие между различными системами. Например, было бы интересно исследовать не только то, как церебральный дефицит и изменения в химических процессах в мозге вызывают изменения в обработке информации, но и то, как последний влияет на первый: например, могут ли чрезмерные конфликты из-за неправильной атрибуции усугубить органический дефицит.
Органический дефицит мозга может по-разному влиять на психологическую систему – систему обработки информации. Человек, который в детстве перенес какое-то поражение головного мозга, склонен использовать объяснения проблемных ситуаций, требующие от него наименьших умственных усилий. Поэтому он с большей вероятностью, чем нормальный человек, воспримет отдельные важные аспекты ситуации, а не весь ее контекст. Он также с большей вероятностью будет придерживаться эгоцентрических, дуалистических (типа «или… или…») объяснений. Так как проблемы межличностных взаимодействий проще списать на вредоносные намерения кого-то другого, чем рассматривать ситуацию в целом, ища более сложные и «нейтральные» ее причины, человек склонен считать такими причинами личностные факторы, что приводит к гневу или насилию. В самых экстремальных случаях психологической реакцией на первоначальный органический дефицит может стать паранойя [343].
Важную роль также играет взаимодействие между увеличением искажений при обработке информации и эскалацией межличностного конфликта, например супружеского спора или спора в баре. Психологическая и социальная системы становятся все более разобщенными. На данном этапе анализа можно задаться вопросом: как общественные ценности влияют на отношение индивидуума к насилию в межличностных отношениях и системах убеждений, «выдающих разрешение» на такое насилие, и оправдывают его? Влияние субкультуры на отношение к насилию проиллюстрировано в главе 8, в разделах, посвященных южному кодексу чести и северному кодексу улицы. Вкратце, убежденность в важности такого «инструмента» сохранения своего статуса в группе, как угроза применения насилия, способствует тому, что акты физических нападений и убийства никогда не будут искоренены. Предложенная мной интерактивная модель применима и к другим важным проблемам, таким как предрассудки, гонения, преследования и
