Когнитивная преемственность
Как показано в нижеприводимой таблице, люди, которые либо активно ищут случая для применения насилия в отношении кого-то, либо поддерживают его применение – против другого человека или этнических либо национальных групп, – имеют схожий профиль жизненных установок. Жестокий и прибегающий к рукоприкладству муж, подобный Раймонду (описан в главе 13), считает себя невинной жертвой необоснованной критики со стороны жены. Из-за когнитивного блока, проявляющегося на пике ярости, он не может понять, что у нее могли быть иные причины для критики, кроме «желания помучить» его, и поэтому считает, что избиение жены не только допустимо, но и необходимо для защиты и утверждения своей самооценки.
Реактивный агрессор, типичным образчиком которого является Билли (его случай описан ранее в этой главе и главе 8), полагает, что оскорбляющий его в ходе перебранки человек заслуживает наказания, поэтому физическое насилие и даже убийство оправданно. Ослепленный эгоистическим образом мышления, он не осознаёт, что другой индивидуум тоже может чувствовать себя травмированным его оскорблениями. Как и Раймонд, Билли воспринимает своего антагониста Врагом.
Как показано в таблице, есть сходство в том, как полный враждебности агрессор воспринимает себя и свою жертву в самых разных условиях. В противоположность интерпретациям, которые сделает объективный наблюдатель, он рассматривает себя исключительно в качестве жертвы, а того, кто на самом деле является жертвой, – обидчиком и мучителем, Врагом. Способы и модели обработки информации, преобладающие в нем, жестко ограничены первичным, первобытным эгоцентрическим уровнем, а следовательно, он классифицирует свои восприятия в дихотомических категориях (друг или враг, добро или зло). Кроме того, его деструктивные импульсы не гасятся (или не ослабляются) обычными принятыми в социуме сдерживающими факторами – из-за его отношения к насилию как к чему-то принципиально разрешенному (им самим).
Участвуя в актах индивидуального или массового насилия, человек приобретает склонность все к тому же дихотомическому взгляду на самого себя и других людей. Каждый из супругов, которые переходят к выяснению отношений на кулаках, выказывает тенденцию рассматривать себя в качестве жертвы, а свою «половину» считать «плохой», «неправой»; для описания друг друга они даже могут использовать слово «Враг». Аналогично агрессоры, прибегающие к насилию, рассматривают себя в качестве невинных жертв враждебного и вредоносного поведения окружающих. Те, кто устраивает погромы, линчевания и этнические бойни, уверены, что, нападая на Врага, защищают себя. Участники каких-либо преследований охвачены предубеждениями этноцентрического или националистического характера, в результате чего они выдают себе разрешение на физическое или психологическое насилие любой степени. Точно так же в ходе большинства войн прошлого народы считали, что они сами или их «братья» подвергались опасности или жестокому обращению со стороны соседнего (вражеского) государства.
Враг моей группы – «мой Враг»; его следует подвергать дискриминации, уничижению, сегрегации, а в конечном счете просто «зачистить». Граждане государств, развязывавших войны, рассматривали свои нации абсолютно правыми, а свои действия – абсолютно оправданными. Будучи полностью уверенными в лидерах, их правоте и надежности, эти народы оказались ведо́мы скармливаемой им дезинформацией и преувеличениями. «Группизм» – как и эгоизм – создает образ лидеров групп или «своей» нации как добродетельных субъектов, объектов и сущностей, к тому же находящихся под угрозой чего-то, и поэтому оправдывает «контратаку». Многочисленные примеры, начиная с того, что творилось во времена мировых войн, и до случаев массовых боен в Боснии или Руанде, подтверждают данный тезис. Например, вступление Германии в Первую мировую войну получило огромную поддержку немецкого народа, который воспринял мысль, что армия страны просто защищала нацию от иноземного вторжения. И это утверждение было принято всеми классами общества. В книге «Rites of Spring» Экштайнс [344] описывал принятие случившегося даже интеллектуальной элитой: «В ходе войны от тридцати пяти до сорока трех заведующих кафедрами германских университетов утверждали, что Германия оказалась вовлеченной в войну лишь потому, что подверглась нападению» [345]. Греки-киприоты и турки-киприоты применяют по отношению друг к другу один и тот же, полный яда и злости, язык. Если верить тому, что пишут средства массовой информации, подобное правило применимо и к сербам с хорватами, и к израильтянам с палестинцами, и к индусам с мусульманами.
Предиспозиция
Как легко заметить, некоторые люди реагируют с проявлением враждебности на определенные ситуации (по крайней мере, сначала), особенно на те, которые требуют действий по защите или ответной «атаки». Подобная предрасположенность встроена в некоторые специфические убеждения, например: «Если человек на меня замахивается, это значит, что он готов напасть». Некоторые убеждения подобного свойства настолько явно связаны с реально существующими угрозами, что приведут к вполне предсказуемым реакциям на провоцирующие ситуации. Другие убеждения носят более идиосинкразический характер, например: «Если кто-то мне перечит, значит, я ему/ей не нравлюсь» или «Если люди заставляют меня ждать, значит, они меня не уважают». Если такие убеждения являются жесткими и применяются ко всем ситуациям без разбора, они представляют особую уязвимость личности, воздействие на которую может приводить к чрезмерному или неуместному гневу.
Напрямую затрагивая эту уязвимость, происходящее событие активирует соответствующее убеждение, под влиянием которого делается интерпретация (или неверная интерпретация): «{так как она заставляет себя ждать}, ей все равно». Этот смысл (или толкование), проявляемый в форме автоматических мыслей, вызывает дистресс. Если уязвленная сторона обвиняет в возникновении дистресса другую сторону, вовлеченную в конфликт, то первая ощущает в адрес второй возмущение и гнев, а также желание наказать. В то же время, если в результате всего первая сторона будет ощущать уменьшение, падение самооценки, это вызовет еще и чувство грусти, печали, уныния.
Большее клиническое значение имеет развитие более стойкого враждебного мышления. Данное психологическое состояние характеризуется постоянными, наполненными враждебностью столкновениями человека в семье или с посторонними людьми [346]. Возьмем для примера очень частую и характерную ситуацию, когда первоначально позитивные образы друг друга у жены и мужа постепенно перерождаются в негативные. Негативный имидж возникает в результате семейных конфликтов, а затем усиливается интерпретациями поведения друг друга, носящими отрицательный характер. Предположим, что имидж такого рода изображает партнера как Врага. Когда супруги «приходят в себя» после ссоры, эти образы теряют значительную часть отрицательного заряда, и поэтому они (супруги) могут воспринимать друг друга в более-менее реалистичном свете.
А теперь предположим,
