воле он
должен суметь моментально использовать их по полной. «Ушедший в отставку», скованный ленью и параличом инициативы, ждет, пока психоаналитик выдаст ему волшебный ключик к его проблемам, и с терпеливым интересом постороннего наблюдает за ним. Чем более в пациенте заложено элементов смирения, тем нетерпеливее он ждет, что психоаналитик, увидев, как он страдает и умоляет о помощи, просто возьмет и взмахнет волшебной палочкой. Все эти верования и надежды скрыты под слоем рациональных ожиданий.
Тормозящий эффект таких ожиданий достаточно очевиден. Неважно, надеется ли пациент на волшебство или на собственные силы при достижении желанного результата: ему все меньше хочется собрать необходимые для работы силы, и психоанализ становится скорее магическим процессом. Излишне говорить, рациональные объяснения тут бесполезны, потому что нисколько не затрагивают внутренней необходимости волшебства, определяющей надо и стоящие за ними требования. В период действия этих тенденций требования быстрого исцеления необычайно сильны. Пациент игнорирует тот факт, что мгновенные исцеления говорят только об изменении симптоматики, и воодушевляется тем, что он принимает за легкий путь к здоровью и совершенству.
Во время психоанализа действие этих негативных сил может принимать бесконечно разнообразные формы. Психоаналитику важно их знать, чтобы быстро определять, и я упомяну только о немногих из них. Обсуждать их я не буду, поскольку нас интересует не психоаналитическая техника, а суть терапевтического процесса.
Пациент может спорить, проявлять сарказм, вести себя вызывающе; может прятаться за фасадом вежливой уступчивости; может изворачиваться, терять тему, забывать о ней; он может говорить с убийственной рассудительностью, будто все это касается не его; может взрываться вспышками ненависти или презрения к себе, тем самым предостерегая психоаналитика заходить дальше, и т. д. Все эти трудности могут себя обнаружить в непосредственной работе над проблемой пациента или в его отношениях с психоаналитиком. В сравнении с другими человеческими отношениями психоаналитические комфортнее для пациента в одном аспекте. Психоаналитик меньше вступает с ним в игру, поскольку сосредоточен на том, чтобы понять проблемы пациента. В других аспектах они сложнее, поскольку расшевеливают конфликты и тревоги пациента. Тем не менее это человеческие отношения, и все трудности пациента в отношениях с людьми проявляются и здесь тоже. Самая выдающаяся из них – компульсивная потребность пациента во власти, любви или свободе во многом определяет развитие психоаналитических отношений и делает его сверхчувствительным к руководству, отвержению или принуждению со стороны психоаналитика. Поскольку его гордость обречена быть задетой в процессе психоанализа, он склонен легко чувствовать себя униженным. Из-за своих ожиданий или требований он часто разочарован и оскорблен. Волна самообвинения и презрения к себе вызывает в нем чувство, что его обвиняют и презирают. А когда его охватывает порыв саморазрушительной ярости, он может браниться по поводу и без, держится оскорбительно по отношению к психоаналитику.
Наконец, пациенты регулярно переоценивают значимость психоаналитика. Он для них не просто профессионал. Неважно, насколько искушен пациент, в глубине души он относится к психоаналитику как к врачу, наделенному сверхчеловеческими способностями к добру и злу. И страхи, и ожидания, сливаясь, создают эту установку. Психоаналитик властен причинить им боль, растоптать их гордость, вызвать презрение к себе – но ведь и чудом исцелить! Короче говоря, это чудодей, во власти которого низринуть их в ад и вознести на небеса.
Мы можем понять значение этих защит, изучив их с разных точек зрения. Работая с пациентами, мы поражаемся, как они способны ставить палки в колеса психоаналитическому процессу. Они затрудняют, а иногда делают вовсе невозможным для пациента самоизучение, самопонимание и изменения. С другой стороны, как признавал Фрейд, говоря о «сопротивлении», они указывают нам кратчайшую верную дорогу. Узнавая одновременно те субъективные ценности, которые пациенту нужно защитить или приумножить, и ту опасность, от которой он ограждает себя, мы понемногу узнаем о том, какие силы движут им и каково их значение.
Более того, хотя защиты создают разной сложности помехи лечению, и (искренне говоря) психоаналитику иногда хочется, чтобы их было поменьше, но без них процедура анализа требовала бы куда большей осторожности. Психоаналитик старается избегать преждевременных интерпретаций, но поскольку у него нет божественного всеведения, то иногда получается задеть в пациенте гораздо больше того, с чем тот может справиться. Психоаналитик может сделать замечание, которое кажется ему безобидным, но пациента оно встревожит до глубины души. Или, даже без всяких замечаний, в результате собственных ассоциаций или сновидений, пациенту могут открыться перспективы, которые лишь напугают его, но не дадут каких бы то ни было указаний. Следовательно, вне зависимости от того, насколько мешают защиты, в них есть и положительные моменты, поскольку они являются выражением интуитивного процесса самозащиты, необходимого из-за неустойчивости внутреннего состояния, созданного гордыней.
Любая тревога, возникающая в ходе психоаналитической терапии, обычно влечет за собой новую тревогу, поскольку пациент склонен расценивать ее как признак ухудшения. Но чаще это на самом деле не ухудшение. Значение тревоги можно оценить только в контексте ее возникновения. Она может сигнализировать о том, что пациент подошел к своим конфликтам или к ненависти к себе ближе, чем может вынести в данный момент. В этом случае справляется он с ней привычным способом. Перспектива, которая, казалось, открыта перед ним, закрывается; у него не получилось ею воспользоваться. С другой стороны, возникновение тревоги придает его стараниям глубокий положительный смысл. Это доказательство того, что пациент теперь уже чувствует достаточно сил, чтобы отважиться на риск открытой встречи со своими проблемами.
Психоаналитическая терапия следует древним путем, проторенным за века истории человечества. Соглашусь с Сократом и индийской философией – это путь к изменению через самопознание. Новизна только в методе самопознания, которым мы обязаны гению Фрейда. Психоаналитик помогает пациенту осознать все силы, действующие внутри него, негативные и конструктивные, и первые – победить, а вторые – мобилизовать. Хотя негативные силы ведут свою деятельность одновременно с созидательной деятельностью конструктивных, мы обсудим их по отдельности.
Когда я читала курс лекций по предмету этой книги [84], после девятой лекции меня спросили, когда же, наконец, речь пойдет о лечении. Я ответила, что о нем-то речь и шла. Имея информацию о возможных психологических осложнениях, каждый получает шанс разобраться с самим собой. А когда мы спрашиваем здесь, что пациент должен осознать, чтобы искоренить гордыню и все ее последствия, мы ответим, что он должен осознать каждую грань того, что мы обсуждали в этой книге: свою погоню за славой, свои требования, свои надо, свою гордость, свою ненависть к себе, свое самоотчуждение, свои конфликты, свое особое их решение – и влияние, которое все эти факторы оказывают на его отношения с людьми и способность к
