Брейер был не единственным в Вене врачом, умевшим диагностировать истерию. Необычен был примененный им метод лечения, который вызвал глубочайший интерес молодого Фрейда. По примеру французского невролога Жан-Мартена Шарко, использовавшего в терапевтических целях гипноз, Брейер загипнотизировал Берту, но изменил процедуру, побуждая пациентку рассказывать о себе и своей болезни. Эта комплексная терапия, которую Паппенгейм назвала “лечение разговором”, позволила постепенно избавить девушку от заболевания.
Совместно врачу и пациентке удалось выяснить, что наблюдавшиеся у Берты симптомы, например паралич левой стороны тела, связаны с полученной в прошлом психологической травмой. Путем свободных ассоциаций событий и ощущений в состоянии гипноза Анна О. рассказала: когда она ухаживала за больным отцом (незадолго до того умершим от туберкулеза легких), тот нередко клал голову на левую сторону ее тела, теперь парализованную. Фрейд вспоминал:
Когда эта девушка бодрствовала, она, как и другие пациенты, не могла объяснить происхождение своих симптомов и понять, что связывало их с опытом ее жизни. Но под гипнозом это понимание приходило к ней незамедлительно. Оказалось, что все симптомы ее расстройства были вызваны потрясшими ее событиями тех времен, когда она ухаживала за больным отцом. Иными словами, ее симптомы имели смысл и представляли собой остатки воспоминаний о тех эмоционально значимых событиях. Выяснилось, что в большинстве случаев, когда она находилась у постели отца, у нее возникали мысли или порывы, которые ей приходилось подавлять, и на их месте, в качестве их замены, и возникли впоследствии симптомы ее недуга. Но как правило каждый из таких симптомов был не продуктом какой-либо одной из подобных “травматических” сцен, а порождением целой совокупности сходных ситуаций. Когда пациентка вспоминала такого рода ситуации, возникавшие перед ней под гипнозом наподобие галлюцинаций, и доводила их до закономерного итога, свободно выражая свои эмоции (тем самым совершая психические действия, которые она в свое время подавляла), то соответствующий симптом исчезал и больше не возвращался. Посредством этой процедуры Брейеру удалось, после долгих трудов, избавить пациентку от всех симптомов ее заболевания[34].
Пока Брейер не сосредоточил на Берте Паппенгейм свое внимание и немалые способности терапевта, к пациентам, страдавшим истерией, нередко относились как к симулянтам, полагая, что они пытаются привлечь к себе внимание или добиться каких-либо выгод. Кроме того, описывая историю болезни врачу, такие пациенты настаивали, что не имеют ни малейшего представления о происхождении ее симптомов. Даже Фрейд сначала считал, что любой физически здоровый человек, демонстрирующий характерные признаки истерии (паралич, рыдания, эмоциональные всплески), непременно должен представлять, какие события или травмы способствовали их возникновению. Но в итоге Фрейд пришел к заключению:
Если мы будем держаться вывода, что соответствующие психические процессы неизбежно должны иметь место, и если, несмотря на это, мы будем верить пациенту, который их отрицает, – если мы примем во внимание многочисленные признаки того, что пациент, судя по его поведению, действительно ничего о них не знает, – и если, разобравшись в истории жизни пациента, мы найдем психологическую травму, в результате которой было бы уместно ожидать именно таких проявлений чувств, – тогда все указывает на одно объяснение: пациент пребывает в особом психическом состоянии, в котором ассоциативная связь между его впечатлениями и воспоминаниями о них утрачена, и воспоминание может вызывать связанную с ним реакцию посредством соматических явлений, оставаясь при этом неизвестным совокупности других психических процессов, образующих Я, и не давая ей возможности вмешаться и предотвратить эту реакцию. Если вспомнить хорошо известные психологические различия между сном и бодрствованием, то наша гипотеза, возможно, покажется не столь уж странной[35].
Кроме того, случай Берты Паппенгейм помог Фрейду понять, что кредо Рокитанского (чтобы узнать истину, нужно искать глубже) применимо и к психической жизни. Но поскольку новой областью интересов Фрейда стало не устройство мозга, а психические явления, коренящиеся в прошлом пациента, его инструментами сделались не неврологические молотки и иглы, а слова и воспоминания. Как мы убедимся, между умением Фрейда пользоваться речью для зондирования бессознательного и умением художников-модернистов изображать бессознательное было немало общего.
Успешная работа Брейера с Бертой Паппенгейм пробудила у Фрейда интерес к истерии и гипнозу. Осенью 1885 года он отправился в Париж и полгода стажировался у Шарко в больнице Сальпетриер. Еще в начале научной карьеры Шарко описал несколько неврологических расстройств, в том числе боковой амиотрофический склероз и рассеянный склероз. К тому времени, когда в Париж приехал Фрейд, Шарко уже интересовался не столько чистой неврологией, сколько проблемой истерии. Шарко сделал больше, чем кто-либо, чтобы заставить врачей относиться к гипнозу не как к шарлатанству, а как к методу, обладающему немалой диагностической и терапевтической ценностью. Шарко был не только внимательным ученым и умелым врачом, но и оратором. Он еженедельно демонстрировал возможности гипноза, проводя эффектные публичные сеансы, в ходе которых в интересах научной достоверности велась фотосъемка.
Шарко установил, что у пациентов, страдающих истерией, под гипнозом могут пропадать симптомы их расстройства, а у здоровых людей, напротив, проявляться. Кроме того, во время сеансов гипноза Шарко велел и пациентам-истерикам, и здоровым испытуемым выполнять некоторые задания или испытывать определенные эмоции. После того, как испытуемых выводили из гипнотического состояния, они выполняли соответствующие задания и испытывали соответствующие эмоции, хотя и не могли объяснить почему. Яркое свидетельство того, что поведение может определяться бессознательными мотивами, укрепило Фрейда в сложившемся в ходе бесед с Брейером убеждении в “возможности мощных духовных процессов, которые все еще оставались скрытыми от сознания человека”[36].
Благодаря Шарко Фрейд узнал, что под гипнозом человек может припоминать и испытывать тяжелые эмоциональные страдания, которые полностью забываются после выхода из гипноза, будто сознательные компоненты личности вообще не принимали в них участия. Фрейд сделал вывод, что симптомы истерии представляют собой проявления эмоций, вызывающих страдания настолько сильные, что пациент не может им противостоять и свободно их проявлять ни в форме эмоциональной разрядки (плач, смех), ни в форме двигательной активности, ни в форме нормальных социальных взаимодействий. Демонстрации Шарко и наблюдения, сделанные совместно с Брейером, привели Фрейда к открытию вытеснения, одному из краеугольных камней будущей теории психоанализа. Вытеснение – это защитная реакция психики, отказывающейся признавать неприемлемые по той или иной причине эмоции, желания или образ действия. Поиски способов преодоления вытеснения привели Фрейда к методу свободных ассоциаций.
После стажировки в Париже Фрейд попросил Брейера обучить его методу терапии, с помощью которого тот помог Берте Паппенгейм. Тогда же Фрейд начал собственную врачебную практику. Большинство пациентов были евреями и иммигрантами, которых направлял Брейер (помогавший и в финансовом отношении). Фрейд применил терапию Брейера к пациентам, страдавшим истерией, и во всех случаях подтвердил выводы Брейера. После этого он предложил Брейеру подготовить по этим материалам совместную работу.
Статья Фрейда и Брейера, посвященная лечению пациентов, демонстрирующих симптомы истерии, была опубликована в 1893 году, а в 1895 году вышла написанная ими в соавторстве книга “Исследования истерии”. Фрейд описал истории болезни четырех пациентов, Брейер – еще одну (Анны О.), а также подготовил обсуждение результатов. Но у соавторов возникли разногласия относительно природы опыта, который старались припомнить пациенты-истерики. Фрейд пришел к выводу:
Теперь… я убеждался, что для явлений невроза существенны не всякие аффективные возбуждения, сплошь и рядом они сексуальной природы, это либо актуальные сексуальные конфликты, либо последствия ранних сексуальных переживаний… Моя поразительная находка привела меня теперь к следующему важному шагу. Я вышел за рамки истерии и начал исследовать сексуальную жизнь так называемых неврастеников, во множестве приходивших ко мне на прием. Этот эксперимент… привел меня к выводам… что у всех этих больных имелись тяжелые искажения сексуальной функции[37].
