В ситуации социальной депривации потребность в общении становится все более актуальной. В качестве разрешения такого противоречия люди иногда находят выход – «создают» собеседника, персонифицируя живые или неживые объекты.
Так, Д. Слокам, в одиночку пересекая океан, приветствовал луну словами: «Добрый вечер, госпожа Луна! Очень рад вас видеть». В дальнейшем он неоднократно беседовал с луной, посвящая ее во все подробности путешествия [18, с. 208].
М. Сифр персонифицировал маленького паучка, к которому он привязался, разговаривал с ним, беспокоился за него. Когда он, не подумав, покормил паучка и тот умер, для Сифра это было ударом, он очень горевал по нему [35].
В условиях одиночества человек иногда разговаривает сам с собой. В. И. Лебедев неоднократно наблюдал в своих экспериментах, как испытуемые разговаривали со своим отражением в зеркале. Он объясняет подобные феномены диалогичностью сознания человека. В условиях одиночества речь в умственном плане не может обеспечить необходимый уровень саморегуляции поведения. Поскольку обычные регулирующие воздействия со стороны общества (одобрение, порицание, подбадривание, советы и т. д.) отсутствуют, человек вынужден их «создавать», экстериоризуя собственные реакции. Мысль, высказанная вслух, приобретает более отчужденный характер и воспринимается уже практически как пришедшая извне [18].
По наблюдениям В. И. Лебедева, у испытуемых, которые не вели диалогов вслух с персонифицированными объектами или воображаемыми партнерами, значительно чаще развивались психические состояния, лежащие на грани между нормой и психопатологией. Автор делает вывод, что создание «партнера» для общения в условиях одиночества – защитная реакция в рамках психологической нормы, а разговор вслух с самим собой в условиях стресса в целом является эффективным средством предупреждения неврозов.
В условиях социальной изоляции у некоторых людей развивается специфическая реакция – ощущение присутствия постороннего. Будто некто незримый присутствует в помещении и находится за спиной, наблюдает, ходит по пятам. Одной из причин этого феномена является эмоциональная напряженность, в частности беспредметные и неопределенные страхи, которые ищут себе содержание, находят его и проецируются вовне; другая причина – актуализация потребности в общении [12].
5. Личность в условиях групповой изоляции
Различные изменения в психике возникают у человека не только в условиях индивидуальной депривации, но и в ситуации постоянного общения с ограниченным количеством одних и тех же людей.
Исследователи, занимающиеся изучением жизни людей в условиях географической и, следовательно, социальной изоляции, отмечают наличие специфических черт личности у последних.
Так, у подростков, живущих в одном из отдаленных и географически изолированных поселений, были выявлены: интровертированность, ориентированность на собственные внутренние переживания и ощущения с недостаточной реакцией на внешние стимулы, то есть черты аутичности, а также некоторые шизоидные характеристики, такие как эмоциональная сглаженность, неадекватность эмоций, своеобразие восприятия и суждений, проявляющееся в странных или необычных мыслях и поступках, избирательность и поверхностность контактов [23].
Жизнь и профессиональная деятельность в условиях групповой изоляции (например, в экспедициях) оказывает достаточно сильное воздействие на нервную систему человека, вызывая ее астенизацию, что сказывается на общении и поведении. Истощение нервной системы приводит к раздражительности, несдержанности, неадекватной оценке событий, быстрой утомляемости и др. [18].
По данным врачей антарктических станций, с увеличением времени экспедиции учащаются обращения к врачам с невротическими жалобами. В группе учащаются конфликты. Во избежание последних некоторые сотрудники станций стараются меньше общаться, уйти в себя, «инкапсулироваться»; нарастает замкнутость, аутичность. Нередко развиваются неврозы, депрессии, приводящие в ряде случаев к самоубийствам [18].
Астенизация нервной системы приводит иногда к неадекватным реакциям. В. И. Лебедев описывает следующий случай.
На одной из гидрометеорологических станций зимовали три гидрометеоролога. Два из них поддерживали систему отношений, а третий оказался в изоляции. Став изгоем, он приучил к себе муху, которую поил, кормил, разговаривал с ней. Однажды муха села на лоб одному из его двух коллег. Тот машинально прихлопнул ее. Тогда «друг мухи» снял со стены ружье и в упор убил человека. Судебно-психиатрическая экспертиза признала его вменяемым [18].
Подобные реакции не являются исключением. В литературе описано немало аналогичных случаев.
Во время длительного полета космонавты П. И. Климук и В. И. Севастьянов проводили исследования на мухах-дрозофилах. В полете мухи очень быстро сдохли. В живых осталась только одна, которую космонавты назвали Нюркой и привязались к ней. К концу полета она тоже «откинула лапки». В. И. Севастьянов, увидев это, прослезился, а П. И. Климук – разрыдался [18].
Подобные примеры говорят о том, что астенизация нервной системы, возникающая вследствие социальной депривации, вызывает нарушения поведения и общения, реакции, несвойственные человеку в обычной жизни.
Причиной нетипичного поведения в условиях групповой изоляции является не столько сама по себе оторванность от большого социума, сколько так называемый «феномен аквариума» – постоянная публичность, непрерывное нахождение в поле внимания своих коллег.
Известно, что человек, находясь в обществе, ведет себя иначе, чем в одиночестве. Об этом свидетельствуют многочисленные сюжеты, снятые скрытой камерой. Общаясь с людьми, человек постоянно играет те или иные социальные роли. Знание того, что за ним наблюдают, заставляет его все время контролировать свое поведение, не отступать от ролевой функции, что требует постоянного внутреннего напряжения. Нередко человек «расслабляется» только у себя дома.
Условия групповой изоляции приводят к тому, что люди непрерывно находятся «под прицелом» друг у друга, вынуждены все время контролировать свои эмоции, подавлять свои истинные чувства и желания. Разумеется, это приводит к нарастанию психической напряженности. Так один из исследователей описывает подобный феномен:
«В замкнутом коллективе оттачивается способность людей понимать эмоциональное состояние друг друга. Казалось бы, хорошо, но это очень опасно – узнавать друг друга до дна в условиях плохой совместимости, ведь на дне можно отыскать слишком многое, чтобы уязвить человека и сильней и больней. Даже если вы не ищете ссоры, то все равно угадываются те варианты поведения коллеги, от которых вы уже устали» [22, с. 38].
Исследователи жизни и деятельности людей на полярных станциях приходят к единодушному выводу, что именно ограниченность жизни пространством станции и одним и тем же коллективом (то есть социальная депривация), а отнюдь не трудности работы и холодный климат является основным фактором, определяющим психическую напряженность людей.
Следует отметить, что в условиях современного общества, особенно в крупных городах, человек находится практически постоянно «под наблюдением»: в метро, на вокзалах, в офисах, в магазинах и т. п., что постепенно и вроде бы незаметно, но тем не менее повышает общую невротизированность людей.
Неадекватное поведение, нетипичные психические реакции возникают не только в период нахождения в ситуации социальной депривации, но и по выходе из нее. Многочисленными экспериментами и наблюдениями из реальной жизни показано, что при подходе к рубежу, отделяющему необычные условия жизни от обычных, эмоциональное напряжение возрастает. Известно, что при приближении срока освобождения у заключенных увеличивается количество побегов, что выглядит со стороны совершенно нелогично.
Пребывание человека в условиях социальной депривации вызывает у него определенные психические изменения, которые далеко не сразу исчезают после окончания действия депривационных факторов. Так, в случаях длительной географической изоляции у людей отмечается снижение способности бегло разговаривать, ухудшение памяти, затруднения в абстрактном мышлении, исчезновение цивилизованных манер, вкусов. Подобные явления наблюдаются у «робинзонов», отшельников, одиночных старателей и т. д. Если изменения в психике не носят патологического характера, то люди, оказавшись в обычных условиях, постепенно возвращаются к своему нормальному состоянию. Однако сроки реадаптации могут быть очень индивидуальны.
Достаточно глубокие изменения происходят у людей, просидевших длительное время в тюрьме, особенно в камерах одиночного заключения. Жизнь знает немало случаев, когда вышедший на свободу человек настолько чувствует себя отвыкшим от самостоятельной жизни, что стремится вернуться в места лишения свободы, иногда специально совершая для этого преступление.
