Постановка вопроса об экзистенциальном смысле возможна только после выхода на уровень самодетерминации, осознания возможностей и ответственности за их принятие или отвержение, за личностный выбор. На этом уровне я не могу принять решение о принятии или отвержении исходя из внешних, объективированных критериев; мой выбор носит осознанно субъективный и потому ответственный характер, сопряжен с принятием риска и неопределенности. Смысл – прежде всего смысл возможностей, смысл альтернатив, – не обладает на этом уровне завершенностью и однозначностью, не получает завершенной формулировки и не несет мне никакого однозначного послания, не дает никаких гарантий. Он становится элементом пространства возможностей, опосредующим мой выбор и вложение мною себя в выбираемые действия.
Иллюстрацией идеи экзистенциального смысла служит притча о том, как сообразительного ученика спросили, что для его учителя самое важное в жизни. «То, что он сейчас делает», – ответил ученик ( Langle, 2004, S. 408). Экзистенциальный анализ приводит нас от априорного смысла к актуальному осмыслению.
От смысла жизни к осмысленной жизни
Как было отмечено выше, высший смысл, или смысл жизни, выступающий высшим критерием регуляции и объектом основополагающих стремлений человека, менее значим с точки зрения понимания человека, чем более низкоуровневые смысловые механизмы, регулирующие всю человеческую жизнедеятельность. Последние пронизывают все виды и формы жизнедеятельности людей, как направленные к высшему смыслу, так и влекомые самыми примитивными побуждениями. Смысл жизни же выступает скорее не как общепсихологическое объяснительное понятие, а как понятие, соотносимое с индивидуальными различиями; наличием высшего смыслового ориентира может похвастаться не каждый, и при всем том несомненном немалом влиянии, которое оказывает на жизнь человека наличие смысла и количественная мера осмысленности, жизнь в отсутствие смысла не только возможна, но и весьма распространена.
Смысл жизни разные авторы рассматривают под разными углами зрения. В одних случаях его понимают как субъективный конструкт, отождествляют с жизненной целью, формулируемой в сознании ( Франкл, 1990). В других случаях под ним понимают объективную направленность жизни, существующую вне и помимо любого осознания и доступную для познания внешним наблюдателем (Adler, 1980). В третьих случаях его рассматривают как преимущественно эмоциональный феномен, чувство включенности и богатства жизни, переживание ее осмысленности ( Csikszentmihalyi, 1990).
На самом деле все три аспекта смысла жизни – субъективный образ цели, объективная направленность и эмоциональное переживание включенности и осмысленности – представляются одинаково важными и неотделимыми друг от друга. Если отсутствует образ цели, но имеются чувство осмысленности и богатства жизни и устойчивая ее направленность, человек может быть по-настоящему счастлив, но при этом плыть по течению, слабо контролируя ход своей жизни. Если отсутствует чувство включенности при наличии двух остальных компонентов, смысл жизни редуцируется к цели жизни, а сама жизнь уподобляется хладнокровно планируемой карьере, утрачивая многое из того, что придает ей смысл и очарование. Теряется также ощущение того, что в жизни «мое», подлинное, а что нет – это ее измерение может быть описано в терминах полярности аутентичность – отчуждение. Многие люди живут отчужденной жизнью, иногда под давлением обстоятельств, иногда по причине подавления эмоционального переживания включенности. Если присутствуют и образ цели, и переживание включенности, но объективная направленность жизни расходится с ними, то перед нами прекраснодушный идеалист, неспособный выстроить свою жизнь в соответствии со своими представлениями.
Предложенная трехкомпонентная схема смысла жизни напоминает популярную модель социальной установки, различающую когнитивный, эмоциональный и поведенческий ее компоненты. Важнее, однако, то, что в этих трех аспектах смысла жизни выражается его включенность в три разных системы связей, закономерностей. Эмоциональное переживание осмысленности вписывает смысл жизни в контекст эмоциональных феноменов, поддающихся изучению в традиционной парадигме экспериментальной психологии. Аспект объективной направленности жизни соотносит смысл с более широким и сложным контекстом человеческого бытия-в-мире, требуя уже иного подхода. Наконец, третий аспект, связанный с содержанием образа цели, требует культурно-исторического или диалогического подхода, учитывающего взаимодействие индивидуальных и культурных миров (см. об этом ниже).
В индивидуально-генетическом аспекте, по-видимому, именно объективная направленность жизни и ее эмоциональная осмысленность, а не сам постижимый смысл, являются первичными и наиболее существенными. Действительно, весьма осмысленной может быть жизнь, направленная на поиск смысла, который ощущается как еще не найденный, а иллюзия обретения смысла может сочетаться и с довольно бессмысленными действиями. Это положение перекликается с финалом «Исповеди» Л.H. Толстого, в котором автор приходит к выводу о том, что «для того, чтобы понять смысл жизни, надо прежде всего, чтобы жизнь была не бессмысленна и зла, а потом уже – разум для того, чтобы понять ее» (1983, с. 147). Осмысление жизни может первоначально носить непроизвольный, непосредственно-эмоциональный характер; далее, с формированием осознанного представления о смысле жизни, оно становится произвольным и осознанным; наконец, когда осмысление жизни преодолевает ее жестко определенный образ и становится экзистенциальным, воздающим должное непредсказуемости и изменчивости жизни и ее смысла, его можно, по аналогии с вниманием, назвать послепроизвольным,
Осмысленная жизнь отличается от бессмысленной не только и не столько наличием смысла, сколько целым рядом других особенностей. В. Розанов выражает эту мысль так: «Двоякого рода может быть жизнь человека: бессознательная и сознательная. Под первою я разумею жизнь, которая управляется причинами, под второю – жизнь, которая управляется целью» (1994, с. 21). Действительно, человек, который не задумывается о смысле своих действий, обрекает себя на то, чтобы служить игрушкой внутренних и внешних сил: эмоций и страстей, с одной стороны, и давлений, соблазнов и социальных норм – с другой. Потом остается только говорить: «А что я мог сделать?», «Ну я же должен был так поступить», «Все так делают». Человек же, направленный на поиск смысла в своих действиях, в состоянии строить перспективу будущего, конструировать и сравнивать разные варианты поведения, ставить и достигать цели, искать и находить смысл своих действий и своей жизни. Он направлен в будущее и способен делать свой выбор. Тем самым задается базовая альтернатива: либо я строю жизнь на основе осознания возможностей, имеющихся у меня в каждой точке, либо мой ограниченный опыт не позволяет мне видеть возможности, и я ощущаю себя не субъектом жизни, а пассивным объектом приложения сил внутри и вне меня; выражаясь словами одной клиентки, пришедшей на прием к психотерапевту, «жизнь меня живет» (И. Подчуфа-рова, личное сообщение).
Наиболее четкая теоретическая концептуализация этого различия представлена в теории личности С. Мадди (Maddi, 1971; 1998), который различает три класса человеческих потребностей: биологические, социальные и психологические. К последним он относит потребности в символизации, суждении и воображении, характеризуя эти три процесса как разные пути поиска смысла. Если биологические и социальные потребности у человека преобладают, а психологические слабо развиты, личность движется конформистским путем развития; человек воспринимает себя как воплощение биологических нужд и социальных ролей и живет сообразно им; он не может дистанцироваться от потока своей жизни, и на первом плане у него общее с другими людьми. Если же психологические потребности доминируют над биологическими и социальными, развиваются воображение, суждение и символизация, у личности формируется внутренний мир, жизненная философия, пространственная и временная перспектива, он в состоянии отнестись к собственной жизни. Мадди называет такой путь личностного развития индивидуалистским, человек в этом случае ориентирован на смысл и может выбирать, принимать собственные решения.
Таким образом, бессмысленная жизнь (конформистский путь развития) – это жизнь, замкнутая в себе, не связанная с жизнями других людей, с социальными группами, с человечеством; в ней отсутствует перспектива за пределами актуального «здесь и теперь», отсутствует осознание; она определяется причинами, отчуждена (не воспринимается как «моя собственная») и мотивирована нуждой, необходимостью. Осмысленная жизнь, напротив, соотнесена с чем-то большим, она имеет перспективу, осознана и управляется преимущественно целями, которые мы сами себе ставим; она аутентична и управляется возможностями. Смысл позволяет нам существовать в поле свободно выбираемых нами возможностей, а не действующих на нас механических сил, хотя немалая часть жизни даже наиболее развитых людей протекает на субчеловеческом уровне, управляемом причинными механизмами.
