— А грязь?
— Слушай, ну, поставь себя на ее место! Ей же интересно! А у меня на этот случай всегда с собой влажные салфетки, я ей ручки протираю, вот и все.
— Вы что, тоже все разрешаете? И грязь, и горячее, и острое? — Малина огляделась, как будто вместо благополучных мамаш перед ней стояли голодные упыри.
— О дозированном отрицательном опыте даже Никитины писали! — сообщила наша библиограф.
Я продолжила расстраивать Малину:
— Знаешь, похоже, у нас творится полный беспредел. В свое оправдание скажу, что таким образом надеюсь приучить Нюську самостоятельно отвечать за свои поступки. Хочешь чего-то? Уверена? Получи со всеми последствиями. Ну, а если нет желания что-то делать, тоже не вижу смысла заставлять. Например, есть, гулять, спать. В конце концов, кому это надо, ей или мне? Я никуда не спешу. Слава Богу, для продуктов есть холодильник, кровать всегда на месте…
— Ну, у меня все слегка не так, — Юлька, наконец, взяла слово, огляделась и, убедившись в абсолютном внимании слушателей, продолжила. Как часто бывало, говорила она о чем-то своем, лишь косвенно касаясь темы нашей беседы. — Свобода — это, конечно, хорошо. Но лично мне удобнее жить по режиму, чтобы заранее знать, когда появится возможность поработать, выйти в магазин или позвать гостей. Ну и потом надо же Катерину забирать из школы, водить на занятия. Плюс–минус пятнадцать минут, конечно, не критичны, но стараюсь Лерку все-таки сильно не расслаблять: еда, сон, купание — все примерно в одно и то же время. Он уже, кстати, вполне привык. А насчет ползать везде… Вот с Катериной проще было. У нее не было старшей сестры с кучей мелких прибамбасов. Я Лерке купила манеж. Теперь его хоть иногда можно нейтрализовать, например, пока Катерина не уберется. Разрешать все тоже не в моем вкусе. Человек должен расти и знать, что в природе есть запреты. А то как он это поймет потом? Всегда было можно и вдруг нельзя? С чего это? Нет, мне проще с самого начала ограничивать ребенка, чем потом с ним скандалить.
Мы долго тогда говорили с девчонками о том, где проходит граница свободы и вседозволенности, о том, что можно разрешать, а что не имеет смысла запрещать. Конечно, выходило, что у каждой свои ценности, в том числе и в самом прямом смысле. У меня, например, были только простенькие деревянные бусы, которыми Нюське всегда можно было играть. А у Юльки — «золото–брульянты», которые даже Катерине не разрешалось трогать.
Вопрос режима почти сразу замяли. Понятно, что с ним удобнее, но убиваться ради предсказуемости событий дня никому не хотелось. Решили, что все зависит от семьи. Там, где сама мама привыкла к распорядку, и дети подстроятся. А такой маме, как я, даже вывешенное на стенке расписание дел, таймер и будильник не помогут.
Отдельной темой было отношение к опасностям. Всем нам, действительно, очень страшно позволять детям делать некоторые вещи. Но тогда возникает слишком большой риск того, что без нашего участия они не почувствуют существующих угроз. Выходит, мы боимся вместо них, и чем сильнее наше стремление оградить и уберечь, тем больше их желание попробовать «а что, если…» в наше отсутствие. При этом Наташка говорила, ссылаясь на опыт своих виртуальных знакомых, что дети тоже бывают разные и нельзя вывести одно правило для всех. Кого-то нельзя ограничивать, а кого-то все-таки приходится, потому что сам он совсем не чувствует опасность. Она еще утверждала, что, ограничивая негативный опыт ребенка, мы тем самым мешаем ему осознавать собственные потребности. И даже как-то сделала вывод: если постоянно создавать абсолютно удобную и безопасную среду, ребенок не научится оценивать свое состояние и не станет просить о помощи, если ему будет плохо.
Короче, мы снова пришли к вопросу о том, кто же отвечает за здоровье и благополучие ребенка: мама или он сам. И должен ли с течением времени меняться ответ, который напрашивается сам собой, пока ребенок маленький? Я подумала, что и вправду слишком доверяю Нюське, надеюсь, что она не станет ничего делать себе во вред. Точнее, глобально во вред, например, бросаться под машину. По крайней мере, пока мой ребенок не предпринимал ничего подобного, поэтому я решила исходить из презумпции невиновности и не подозревать Нюську в суицидальных наклонностях. Речь идет именно об угрозе жизни. Потрогать горящую свечку или засунуть пуговицу в нос — не в счет. Это все-таки мамина задача, чтобы в пределах досягаемости младенца не было доступных свечек и пуговиц. Хотя я допускаю некоторую степень неблагополучия ребенка в педагогических целях «чтоб потом неповадно было», — тот самый наташкин «дозированный негативный опыт». Ладно, пусть будет. При наличии всех необходимых лекарств под рукой. Первое из которых — валерьянка маме. Желательно, регулярно, в профилактических целях.
Разговоры о баловстве за едой всплывали неоднократно. Однажды они вовлекли нас в продолжительную дискуссию о том, как вообще дети играют.
Началось, как водится, с Малинкиных жалоб: дети за обедом устраиваю, не пойми что. «Дорогая редакция, как быть?» Я предлагала поиграть вместе с ребенком, Юлька ратовала за то, чтобы еда оставалась едой, а поиграть можно в другое время и в другом месте, Наташка отсутствовала. Но я так привыкла по любому поводу прислушиваться к мнению современной науки, что, вернувшись домой, не утерпела и позвонила Светке. Она училась со мной в институте, только в параллельной группе: мы — логопеды, а они — возрастные психологи. Зазвала ее в гости после работы, которая располагалась где-то неподалеку.
Пока мы пили чай, а Нюська размазывала брокколевое крошево по поверхности своего столика, я спросила Светку:
— А вот скажи мне как психолог, можно играть с едой?
Светка взглянула на Нюсю:
— Этот вопрос напомнил мне анекдот про спор монахов. Один послушник спросил настоятеля монастыря: «Можно ли курить во время молитвы?» Настоятель страшно разозлился, сказал, что во время молитвы ничто не должно отвлекать, и прогнал его с позором. Второй послушник сформулировал тот же вопрос иначе: «А можно ли молиться, когда куришь?» — услышал в ответ, что молитве всегда должно быть место в жизни, и получил благословение. Так же и здесь. Я не считаю, что еда существует для игры. Но как психолог скажу, что для маленького ребенка игра — это основной способ познания мира, и независимо от нашего желания, он играет со всем и всегда, включая завтраки, обеды и ужины.
— Ага! — победно воскликнула я. — А вот мои подружки–мамы сомневаются, что баловство с едой может поощряться!
— Я их понимаю. Но все-таки не вполне с этим согласна. «Балуясь» за столом, ребенок, на самом деле, развивает тактильную чувствительность (гречка, овощи, пюре — наощупь все разные), учится координировать свои движения (сначала ложка попадает в живот, потом в подбородок, но когда-нибудь уже прямиком в рот), развивает мелкую моторику (при перебирании той же еды). Он познает мир, свое тело и его возможности. Не думаю, что ему в этом стоит мешать.
— А как же результаты такого развития вроде грязной одежды? И вообще, нельзя ли развиваться все остальное время, а во время обеда/завтрака/ужина просто есть? Да, и откуда же возьмутся хорошие манеры, если поощрять свинство? — Я вспоминала аргументы девчонок за «приличное» поведение за столом.
— Для грязной одежды существуют стиральные машины, — лаконично ответила Света и занялась тортиком.
— Это я и сама знаю. Ты мне как психолог ответь! Я тебя потом цитировать девчонкам буду! — настаивала я.
— Что же за профессия такая, нельзя даже чаю в простоте попить… — проворчала Светка, но увидев мое просительное выражение лица, продолжила: — На мой психологический взгляд все зависит от того, о каком возрасте мы говорим. У маленького ребенка еще не сформирована произвольность. Так что он может учиться только тогда, когда ему интересно, то есть в процессе какой-то игры. Удерживать правила дети учатся только к школе. Так что маме стоит соотнести возможности ребенка с реалистичностью своих требований. Младенец не «свинячит», он просто не может есть по–другому. Ну, представь себе человека с нарушениями опорно–двигательного аппарата в кафе. У него все движения размашистые, потому что с моторикой вообще серьезные проблемы. Ты же не станешь от него требовать аккуратности? Так же и младенец. Ему бы попасть ложкой в тарелку, а потом хоть как-нибудь донести до себя, о том, чтобы ложка оказалась во рту, даже не мечтаем. Но не давать ребенку самому пробовать, значит, убивать его инициативу и познавательный интерес.
Ближе к трем годам появляется больше сюжетных игр. И в этом возрасте невозможно требовать от ребенка не играть. Тут как раз самое время заняться манерами, но без окриков или угроз, а, например, предложив представить себя принцессой, разведчиком, рыцарем (в зависимости от того, о ком идет речь, о мальчике или девочке) и вести себя за трапезой соответствующим образом.
