- Па, ты Семеныча этого сам не мочи, лучше киллера найми.
- Много чести, — огрызнулся отец, — сам отпадет банный лист от задницы.
Таким образом он создавал видимость, что контролирует ситуацию. И только мать сохраняла спокойствие, так что если под чьим контролем и была ситуация, то под ее.
Как–то вечером мать позвала отца:
— Идолище! Вылезай из своего капища! Мириться будем!
Я как всякая неравнодушная к родительскому счастью дочь приоткрыла дверь своей комнаты и навострила уши.
- А мы разве ссорились? – съязвил отец.
- А как же, конечно, ссорились. Из–за «Семеныча». Так вот: его в нашей жизни больше не будет!
- Он что, мерзавец, помоложе себе нашел, а тебя бросил?
- Ага. И побрела я, старая и брошенная, по дороге, и подумала: «Ну, кому я еще кроме Левки нужна? Кто еще будет любить меня, морщинистую и параличную?»
- Морщинистую и параличную — это уж слишком, не преувеличивай моих заслуг перед родиной. Так что у тебя с Семенычем произошло?
- Он объяснился, я отказала. Все.
- А раньше ты этого сделать не могла?
- А он раньше и не предлагал. Что же мне: всякий раз на поданное пальто вместо «спасибо» отвечать ему «Я не такая!» или слать на дом телеграммы «Семеныч, вы мне безразличны!»?
Отец захихикал. А я перестала подслушивать.
Прошло немного времени и меня, как и положено глазастому и ушастому русскому писателю, одолела любознательность. И я завела с маман разговор о месте любовного чувства в жизни женщины. Женщины средних лет. В том смысле: а в эти годы еще случается? Не в кино, а в действительности? Ну, а если случается, то почему не с тобой? И ответ был совершенно не тот, который я предвидела: ни объяснений насчет неземной и пламенной любви к отцу, ни изъявлений преданности по отношению к нам, ни проповедей на тему семейных ценностей. Я слушала–слушала и в какой–то момент попросила: «Ма, напиши мне письмо. Вот сядь за компьютер, создай файл и напиши все, о чем говорила. Я, с одной стороны, сравню в свое время, насколько это будет похоже или непохоже на мое представление о любви. А с другой стороны, не я от твоего имени, а ты сама расскажешь публике, как относится к любви нормальная современная женщина за сорок». Письмо я, конечно, подредактировала. Но не сильно. Чтобы было с чем сравнивать через два десятилетия.
«Дорогая, эта «любовь ва–банк» — игра не для меня. И не то, чтобы я была трусихой, которая боится сильного чувства или осуждения окружающих… Нет, я, конечно, не боевая валькирия с мечом, конем и золотистым париком – боюсь многого и многим не хочу рисковать. Потому что вижу: выигрыш моих потерь не окупит. Когда мне было столько лет, сколько тебе, я ждала большой–пребольшой любви и без зазрения совести пожертвовала бы ради нее практически всем. Казалось, после слияния в экстазе пространства–времени не существует. Как бы финальный поцелуй на фоне заката под радостный музон – и эти семь секунд длятся вечно, сопровождаясь вечным же блаженством. Да, такое упустить – очень обидно. Тем более, что в юности страстно хочешь верить в совершенство. И в первую очередь – в совершенные отношения между людьми.
Ведь разговоры и песни про благополучно обретенную половинку не одной тебе мозги канифолят. К тому же в молодые годы комплекс неполноценности так действует, что сама себя ощущаешь недоделанной, несамодостаточной и оттого ужасно хочется себя «дополнить» и усовершенствовать. Это самое «дополнение к себе» легче всего искать где–нибудь в эмоциональной сфере. Потому что остальные сферы не слишком доступны, и никто тебе дверку не придержит: заходи, мол, дорогая, не тушуйся! Нет, туда надо пробиваться, проникать, укореняться, расти… Бодяга на много лет. А хочется, чтобы все содеялось быстро – лучше сию минуту. И дожидаться успеха чертову уйму лет никакого желания нету. Потому что кажется: в тридцать, максимум в тридцать пять жизнь заканчивается. По крайней мере, жизнь эмоциональная: человек высыхает, становится холодным и расчетливым… Какие уж тут взрывы чувств, какие майские дни, какие именины сердца? Вообще, юность так богата эмоциями, что воспринимает их как инструмент и как сырье для строительства счастья. Но мы в двадцать – а некоторые и в тридцать, и даже в пятьдесят – понятия не имеем, что эмоциональная сфера – самая прихотливая и непредсказуемая среди всех. Сначала именно это свойство вызывает в нас желание «покорить» ее, точно Эверест. А после покорения вершины наслаждаться красивыми видами и заслуженной славой первостатейного альпиниста. Немецкая писательница Рикарда Хух верно заметила: «Любовь – это награда, полученная без заслуг». Кто бы от такой удачи отказался: получить приз — и даже без всякого лотерейного билета?
Неудивительно, что мы все в свои двадцать или раньше отправляемся одним и тем же маршрутом: большую любовь искать. Меняем партнеров, шлифуем мысленный идеал, ищем «условия максимального благоприятствования» и все такое… А потом набредаем на проблемы, о которых старшие знают, но молчат. Или не молчат, но все равно — кто станет слушать старших, когда тебе двадцать, и в крови у тебя гормональная буря? И все таки, реализуя себя в романах, неизбежно запинаешься все о тот же порожек: всякое существование вне романа рано или поздно становится ожиданием вне жизни. То есть между периодами, когда у тебя «кто–то есть», наступает своего рода безвременье, вакуум. И хочется побыстрее вырваться на воздух. И даже если у тебя хватит терпения не наделать глупостей, все равно выглядишь ужасно: день–деньской стоишь у окна, свесив косы, точно сказочная Рапунцель в ожидании сказочного же рыцаря, а время, как в песенке из фильма «Король–олень», «с башни сыплет звон» — и остается только надеяться, что, прибыв к заветной башне, пресловутый рыцарь воспримет тебя как прекрасную принцессу, а не как старушку–консьержку.
И всему этому «любовецентризму» сильно способствует какой–то общенациональный и общекультурный инфантилизм, какой–то затянувшийся романтизм. Романтиков XIX века еще можно понять: им требовалось взорвать устойчивое убеждение, что эмоциональная сфера не имеет значения, что брак – всего лишь сделка, а человек – всего лишь товар. По крайней мере, пока не дорастет до покупателя. Но сейчас, через двести лет, отдавать любви на откуп всю человеческую жизнь – чистой воды спекуляция. На невинном детском ожидании чуда и на столь же невинном подростковом стремлении самоутвердиться. Но, естественно, всему свое время. И тетенька лет сорока с гаком, бьющаяся в соплях и мятущаяся в непонятках на предмет отсутствия в ее жизни любви страстной, — зрелище довольно убогое. Вернее, и убогое, и повсеместно распространенное. Ну ладно, если бабе не хочется приходить вечером в пустую квартиру или все выходные напролет в телевизор пялиться. Это как раз понятно: человек – животное не столько общественное, сколько семейное. Но мечтать о взрыве, о безумии, о катаклизме или еще о какой–то там глобальной эмоциональной катастрофе – идиотизм.
Любовной стихией и так невозможно управлять. Ее нельзя ввести в русло, придать ей регулярность, периодичность, цикличность и комфортность. Самая отлаженная система знакомств, самый широкий выбор партнеров, самая развитая индустрия общения не дают никакой гарантии, что любовные приключения окажутся приятными и будут следовать один за другим бесперебойно, дабы поддержать твое «чувство глубокой занятости и полной востребованности». Или полной занятости при глубокой, гм, востребованности. Но даже если тебе повезет, и все выйдет именно так – то есть идеально – когда–нибудь, наконец, можно устать и от свиданий, будь ты хоть образец раскрепощенности. Вот так проснешься утром, глянешь на себя в зеркало и подумаешь: «Опять пудриться, опять причесываться, опять красоту наводить, опять передвигаться легкими стопами, на каблуки взгромоздившись… Да ну…» К тому же предсказуемость результата снижает привлекательность чего угодно. И тем более – сексуальной интриги. А то, что действие раз от разу движется приблизительно одним маршрутом – это даже слепой заметит.
Нет, я не о том, что «мужикам только одного и надо». У каждой из нас (и у каждого из них) «стандартный» сюжет свой. Он складывается из черт нашей натуры, из наших «отборочных критериев», из нашего представления о «наилучшем партнере» и из наших привычек вести роман тем или иным руслом. Вот и все – указатели расставлены, маршрут отработан. Ап! И все, как цирковые хищники, рассаживаются по тумбам в ожидании команды. Кому–то, может, придет в голову: ну вот, все заранее известно, все просчитано, будущие любовники команды ждут — а сама говорила, что эмоциями управлять нельзя! Так и есть, нельзя. В ситуации «зацикленности» в рамках единственного (с некоторыми вариациями) сюжета мы по–прежнему не управляем своими эмоциями. Скорее уж, они управляют нами. Злость, скуку, раздражение и депрессию при разрыве мы, как говорится, «не заказывали» — но получаем их, словно нелюбимый травяной чай, входящий в дешевый комплексный обед. Не нравится? Делай индивидуальный заказ и плати вдвое.
