2. Мы "морализуем" эмоции. В зависимости от наших взглядов мы склонны называть те или иные эмоции "хорошими" или "плохими". Например, чувствовать благодарность – это хорошо, а чувствовать гнев или ревность – это плохо. В чистом виде это звучит глупо, но по существу родители часто говорят своим детям: "Ты не имеешь права испытывать такое чувство" или "Ты не должен был чувствовать гнев, а должен был бы чувствовать сострадание". Есть одно вполне законное чувство, которое, однако, в нашем обществе почти повсеместно находится под запретом, – это чувство жалости к себе: табу на него так сильно, что само словосочетание "чувство жалости к себе" стало едва ли не бранным словом.
3. И, наконец, последнее, что заставляет нас отказаться от вполне законных чувств, это так называемый "конфликт значимости". Например, если стремление быть мужчиной стало существенной составной частью моей личности и образа себя, той значимостью, на которую я поставил самую высокую ставку, то определенные эмоции будут наносить ущерб этому образу. Я буду тщательно проверять свои эмоции, чтобы сохранить мужественность. В течение первых сорока лет моей жизни я не смел позволить себе бояться кого-либо или чего-либо. Во всяком случае, я твердо держал это в голове и именно так всегда говорил. Но мой бедный желудок нес на себе бремя этого подавления. Мои кишки никоим образом не хотели верить ни голове, ни языку.
Я думаю, что эти три причины могут быть сведены к одному простому мотиву. То, в чем я нуждаюсь для того, чтобы продолжать жить, – это само-принятие-уважение-понимание-празднование. Я старался построить некоторые структуры, которые удовлетворили бы мою потребность в само-принятии. Я допускаю, что это похоже на домик из спичек. Я должен защитить его от всех угроз – от тех, что приходят изнутри, и от тех, что снаружи. Эмоции, возникающие внутри, если они окажутся несовместимыми с само-принятием, могут угрожать надежности, вызвать крен в башне моего образа себя. Я не могу себе это позволить. Но тогда у меня будут головные боли, аллергии, язвы, подверженность гриппозным вирусам и всевозможные спазмы. Похороненные эмоции подобны отверженным людям – они заставляют нас платить высокую цену за свое отвержение. Сам ад не располагает такими злобными фуриями, которые сравнились бы с отверженными эмоциями.
Реальная утрата утраченных эмоций
Утраченные или подавленные эмоции в действительности не утрачиваются. Тем или иным образом они продолжают нам напоминать, что на самом деле мы еще не расстались с тем, что пытались отвергнуть. Помимо того, что этот встроенный в организм источник боли доставляет те или иные беспокойства в виде физических недугов, главная трагедия подавления заключается в том, что весь процесс человеческого роста прекращается, во всяком случае, на время. Психологи называют это состояние фиксацией, понимая под этим остановку внутреннего роста и развития на какой-то его стадии.
Я считаю, что эта истина по отношению к самой жизни как таковой была ярко показана в исследованиях и книгах о жизни и умирании д-ра Элизабет Кюблер-Росс. То, что д-р Кюблер-Росс писала в отношении принятия факта смерти, представляется вполне приложимым к принятию самого себя и вообще других жизненных реальностей. И в том и в другом случае акт принятия включает в себя целый комплекс эмоциональных реакций, каждая из которых должна быть полностью пережита для успешного завершения всего процесса.
Д-р Росс считает, что смертельно больной пациент после того, как ему сообщают о приближающейся смерти, чаще всего и просто всегда не в состоянии полностью и непосредственно принять это известие. Он должен пережить несколько стадий, первая из которых – стадия отрицания: "Нет, только не я!" Будучи не в состоянии примириться с тем фактом, что его жизнь вскоре оборвется, он "ставит свою подпись на бланке отрицания". Когда пациент перестает настаивать на отрицании, он обычно, согласно исследованиям д-ра Росс, вступает в период гнева, ярости и негодования. Его "Нет, только не я!" становится "Почему я?". Он неистовствует против неотвратимого умирания, и его гнев нередко обращается на медперсонал. Пусть вслух он говорит: "Ваша еда совершенно холодная... Эта инъекция страшно болезненная...". На самом же деле он говорит этим: "Вы продолжаете жить, а мне предстоит умереть. Вы собираетесь вырастить детей и увидеть внуков, а я должен расстаться со своими детьми, которым еще расти и расти". Он негодует на больничный персонал не по каким-то конкретным причинам, а лишь потому, что они здоровы и им предстоит жить дальше.
Особенность третьей стадии в том, что гнев и ярость переходят в стадию торга. "Почему я?" становится "Да, я, но, может быть, все же..." Этот торг обращен либо к врачу – "Я никогда больше не выкурю ни одной сигареты", либо к Богу – "Я буду каждое воскресенье ходить в церковь!"
Четвертая стадия – уход в депрессию: "Да, черт возьми, я умираю, и я сдаюсь перед этим неизбежным фактом, но я не хочу умирать". Внешне пациент входит в период задумчивости и грусти, но именно на этой стадии он уже более реалистически воспринимает факт своей смерти. И, наконец, последняя стадия этого процесса – принятие. "Я умираю, моя жизненная работа окончена. Я готов к этому". Эта последняя стадия принятия характеризуется внешним спокойствием и умиротворенностью.
Весьма существенно и имеет отношение к нашей теме то, что д-р Росс говорит об этих стадиях, как о едином процессе. Подобно ступенькам лестницы, каждая из них преодолевается по одной и обычно в указанном порядке. Д-р Росс предупреждает, что если кто-либо будет вмешиваться в этот процесс, стараясь удержать пациента на одной из стадий, например, на стадии отрицания, или стремиться перевести его из одной стадии в другую прежде, чем пациент будет к этому готов, то весь процесс, направленный к принятию факта смерти, автоматически окажется прерванным. Часто близкие больного стремятся к тому, чтобы умирающий продолжал играть в "игру отрицания". 95% из всех таких пациентов не так глупы, чтобы поверить этой игре, но близкие никак не хотят им позволить перейти к следующей, эмоционально более трудной стадии, отчасти потому, что щадят чувства своего родственника, отчасти же потому, что не знают, как себя вести в этом гораздо более трудном положении. Мы нередко просим кого-либо не плакать просто потому, чтобы самим удержаться от слез.
[Академия Знакомств [Soblaznenie.Ru] - это практические тренинги знакомства и соблазнения в реальных условиях - от первого взгляда до гармоничных отношений. Это спецоборудование для поднятия уверенности, инструктажа и коррекции в "горячем режиме". Это индивидуальный подход и работа до положительного результата!]
Д-р Росс рассказывает также о том, что нередко священники из самых лучших побуждений пытаются вывести пациента из стадии протеста, во время которой больной проявляет гнев и раздражительность, и ввести его в более приемлемую стадию принятия. Они прибегают у постели умирающего к магической формуле: "На все воля Божия". Если умирающий в состоянии изменить свое настроение и принять то, что говорит священник, то процесс на этом заканчивается. Но надо сказать, что все же необходимо признать как бы право больного на гнев и негодование, дать им излиться, прежде чем станет возможным принятие им своей утраты.
Д-р Росс рассказывает о своем общении с одной умиравшей женщиной, которая спросила ее, есть ли в больнице "комната для крика". Когда д-р Росс сказала ей, что в больнице есть часовня, где она смогла бы помолиться, то больная сердито возразила ей: "Если бы я чувствовала желание помолиться, я бы спросила о часовне, а я хочу просто кричать и визжать!"
Знакомство с данными, полученными д-ром Кюблер-Росс, позволяет нам предположить, что все, что она наблюдала, имеет отношение не только к процессу эмоционального принятия смерти, но вполне приложимо и к процессам принятия как самого себя, так и жизни. Подобно умирающему, тот, кто хотел бы жить полной жизнью, должен пройти через периоды отрицания – просто отказа от принятия самого себя, каков он есть, отказываясь принять факт своей собственной уникальной природы. Здесь также предстоит пережить период гнева, торга и ухода в печаль, но если те, кто его любят, будут рядом, если они сами будут, в свою очередь, принимать самих себя, если они не будут пытаться прибегнуть ни к каким эмоциональным манипуляциям, то весь процесс, вероятнее всего, будет иметь счастливый конец. Наказанием за вторжение и эмоциональное принуждение в этом процессе самопринятия будет то же, что и в процессе принятия смерти, – фиксация. Как пыль оседает в ковре, так отвергнутые эмоции будут прятаться в лабиринтах подсознательного, но плата за это будет чрезвычайно большой. Мы должны научиться доброжелательно принимать факт наличия упомянутого эмоционального процесса как в самих себе, так и в других, и относиться к связанным с ним переживаниям как к его неизбежным составным частям.
