На Фрейда также повлиял Крафт-Эбинг. В “Трех очерках по теории сексуальности” (1905), первой теоретической работе, посвященной половому инстинкту, Фрейд развил концепцию Крафт-Эбинга, согласно которой либидо (половое влечение во всех его проявлениях) играет роль главной движущей силы бессознательной психической жизни. Фрейд, вслед за Крафт-Эбингом, доказывал, что половое влечение может принимать ряд форм, и за всеми стоит принцип удовольствия – инстинктивное стремление к удовлетворению желаний, свойственное каждому от рождения. Описывая проявления человеческой сексуальности, Фрейд понял, что такое удовлетворение может не только принимать чисто эротический вид, но и подвергаться сублимации, проявляясь, в частности, в чувстве любви или привязанности. Кроме того, Фрейд развил идею Крафт-Эбинга, что сублимация инстинктивных влечений лежит у истоков культуры и цивилизации.
Как ни глубоко проник Фрейд в глубины психики, он на удивление мало знал о женской сексуальности. Возможно, это было одним из крайних проявлений его склонности проверять идеи во время общения с пациентами. Судя по всему, Фрейд часто недооценивал роль своей предвзятости при работе с пациентами, хотя и рассуждал о вытесняемых эмоциях, возникающих у психоаналитика, и их значении для его выводов. В “Трех очерках” и посвященной женской сексуальности статье 1931 года Фрейд признавался, что плохо разбирается в половой жизни женщин, и тем не менее до конца жизни продолжал с уверенностью высказываться о женской сексуальности (гл. 7). Фрейд утверждал, что либидо имеет “неизменно и необходимо мужскую природу, независимо от того, проявляется ли оно у мужчины или у женщины и направлено ли оно на мужчину или на женщину”[63]. Он так и не преодолел эту упрощенную, патриархальную установку. Ближе к концу жизни он писал: “Мы называем все сильное и активное мужским, а все слабое и пассивное – женским”[64]. Психоаналитик Рой Шейфер пришел к заключению: “Фрейдовские обобщения о девушках и женщинах недостойны ни его психоаналитического метода, ни его клинических наблюдений”[65].
Примечательно, что агрессия как самостоятельный инстинкт привлекла внимание Фрейда лишь в 1920 году. Жестокость и бесчеловечность, свидетелем которых он стал во время Первой мировой войны, серьезно повлияли на его представления. Он понял, что не может более держаться убеждения, что единственными психологическими силами, движущими жизнью, служат стремление к удовольствию и избегание страданий. Приходившие с фронта известия о жертвах помогли ему осознать, что психика включает врожденный инстинкт агрессии – независимый компонент, вполне сопоставимый по силе и значимости с половым инстинктом.
Согласно концепции, сформулированной в то время Фрейдом, работа психики определяется взаимодействием двух врожденных, равно важных влечений: к жизни (Эрос) и к смерти (Танатос). Инстинкт жизни, к проявлениям которого относятся секс, любовь и утоление голода и жажды, обеспечивает сохранение вида, а инстинкт смерти проявляется в агрессии и отчаянии. Фрейд лишь после Первой мировой войны признал инстинкт смерти влечением, а не одной из производных полового инстинкта. Климт опередил его, изобразив связь агрессии и сексуальности в написанных десятью годами ранее картинах “Смерть и жизнь” (рис. I–22) и “Юдифь” (рис. I–20).
Фрейд под влиянием интеллектуальной среды Вены рубежа XIX–XX веков сосредоточился на бессознательном и ограничениях, накладываемых на инстинктивные влечения моралью и культурой. Развитые им идеи об инстинктах в общем виде были высказаны ранее.
Несмотря на некоторые ошибочные суждения, Фрейд проявил незаурядную широту взглядов, глубину мысли и преданность науке. Уже литературного дарования Фрейда было достаточно, чтобы обеспечить ему место в современной культуре: его работы читаются как детектив, где разгадкой оказываются, ни много ни мало, механизмы психики. Пять основных его пациентов (Дора, Маленький Ганс, Человек-крыса, Шребер и Человек-волк) стали такими же важными персонажами, как герои Достоевского.
Несмотря на все недостатки трудов Фрейда и неоправданность многих его выводов, сложно переоценить его влияние на интеллектуальный климат. Важнейшим из его достижений стало изъятие концепции психики из сферы философии. Фрейд сделал ее главным объектом зарождавшейся психологической науки. При этом он понял, что положения психоанализа, вырабатываемые в ходе клинических наблюдений, должны быть доступны для экспериментальной проверки, которой Рокитанский подвергал выводы науки о теле, а Рамон-и-Кахаль – выводы науки о мозге.
Глава 7
Литература в поисках глубинного смысла
Втом же году, когда Фрейд опубликовал “Толкование сновидений”, свой вклад в развитие представлений о психике внес Артур Шницлер. Использование приема внутреннего монолога позволило ему раскрывать естественный ход мыслей и фантазий. Шницлер отошел от традиционной прозы и стал писать рассказы, дающие читателям прямой доступ к психике персонажей – к свободному потоку их желаний, надежд, впечатлений и ощущений. Этот подход был во многом похож на то, чем занимался Фрейд, стремившийся проникнуть в психику пациентов с помощью метода свободных ассоциаций. Наделив персонажей собственными голосами, Шницлер дал читателю возможность самостоятельно делать выводы о движущих ими мотивах.
Шницлер впервые воспользовался методом внутреннего монолога в новелле “Лейтенант Густль” (1900). Главный герой – молодой эгоист, не особенно умный, аристократ и офицер австро-венгерской армии. Он оскорбил пожилого человека, булочника, с которым по ничтожному поводу повздорил после концерта, и может погибнуть на следующий день на дуэли. Поскольку кодекс чести запрещает дуэли с гражданскими, Густль готовится покончить с собой и вспоминает всех, кто ему дорог. В финале, к своему огромному облегчению, Густль узнает, что булочник умер от удара. Шницлер никак не комментирует происходящее, и читатель узнает все из внутреннего монолога лейтенанта.
Новелла начинается еще до ссоры – с внутреннего монолога лейтенанта во время концерта, с мыслей, в общем, банальных[66]:
Сколько это еще будет продолжаться? Надо посмотреть на часы… да, наверно, не полагается на таком серьезном концерте. А кто увидит? Если увидит, стало быть, так же плохо слушает, как я, и мне перед ним ни к чему стесняться… Всего только четверть десятого?.. У меня такое чувство, будто я уже целых три часа торчу здесь. Правду сказать, я к этому непривычен… А что, собственно, исполняют? Надо заглянуть в программу… Оратория – вот оно что! А я-то думал – месса. Таким вещам место только в церкви[67].
Артур Шницлер привнес в австрийскую литературу принципиально новые темы. Он писал о сексе с беспрецедентной откровенностью, изображал женщин гораздо правдивее, чем современники, и стал голосом своего аморального поколения. Шницлер описывал молодых людей, чья жизнь скучна, бесцельна и несчастлива, полна обмана, разочарования и пустоты. Они ищут любви, но не находят ее, мечтают о счастье в браке, но оно ускользает, изменяют женам, но и тогда их ждет разочарование.
Шницлер независимо от Фрейда понял, какую важную роль играет сексуальность. С 17 лет и до смерти он вел дневник, в котором подробно описывал свой богатый сексуальный опыт (ему было 16 лет, когда он начал регулярно пользоваться услугами проституток) и вел счет оргазмам, когда-либо им испытанным. Страсть к самоанализу находила отражение и в его персонажах, большинству которых свойственна очевидная им самим гиперсексуальность. В произведениях Шницлера часто фигурируют аристократы и представители среднего класса (к которому относился он сам), флиртующие и заводящие то и дело сменяющихся любовниц.
В 1893 году Артур Шницлер воспользовался результатами самоанализа в пьесе “Анатоль” – одной из его первых и самых известных. В пьесе показаны отношения любвеобильного молодого человека с несколькими подругами. Собственные двойные стандарты Шницлера заметны уже в первой сцене. Анатоль подозревает, что любовница ему изменяет, и гипнотизирует ее, чтобы узнать правду, но так и не задает беспокоящий его вопрос. Он решает, что может быть уверен в верности любой женщины, лишь пребывая в неведении. Парадоксальное поведение Анатоля отражает непоследовательность самого Шницлера (Фрейд использовал бы термин “двойной моральный кодекс”) 2. Анатоль, как и сам автор пьесы, изменял всем любовницам, при этом ожидая от них верности. Мужские персонажи Шницлера не особенно задумываются о сексуальной жизни своих возлюбленных.
