Подлинная противоположность и "реализму", и безумию — это плодотворность. Нормальное человеческое существо в состоянии относиться к миру одновременно и воспринимая его данность, и постигая мир, оживив и обогатив его собственной энергией. Если одна из этих способностей атрофирована, человек болен; но нормальный человек обладает обеими способностями, хотя их удельный вес и различен. Наличие и репродуктивной, и созидательной способностей является исходным условием плодотворности; это противоположные полюса, взаимодействие которых является источником плодотворности. Последним утверждением я хочу подчеркнуть, что плодотворность это не сумма или комбинация обеих способностей, а нечто новое, порожденное их взаимодействием.
Мы описали плодотворность, как особый способ отношения к миру. Возникает вопрос, существует ли нечто, что плодотворная личность создает, и если да, то что это? Хотя плодотворный человек может создавать материальные вещи, произведения искусства и системы мысли, но куда более важным предметом плодотворности является сам человек.
Рождение — это всего лишь одна частная точка в континууме, который начинается зачатием и заканчивается смертью. Все, что заключено между двумя этими полюсами, составляет процесс рождения собственных возможностей, привнесение в жизнь всего, что потенциально заключено в двух клетках. Но если физический рост происходит сам по себе, разумеется, при наличии надлежащих условий, то процесс рождения на ментальном уровне, напротив, не происходит автоматически. Нужна плодотворная деятельность, чтобы дать жизнь эмоциональным и интеллектуальным возможностям, дать жизнь своему Я. Трагедия человеческой ситуации отчасти в том, что развитие Я никогда не бывает полным; даже при самых лучших условиях реализуется только часть человеческих возможностей. Человек всегда умирает прежде, чем успевает полностью родиться.
Не претендуя на изложение истории концепций плодотворности, я хочу дать несколько пояснений, которые могут помочь в дальнейшей работе с этим понятием. Плодотворность — одно из ключевых понятий аристотелевской системы этики. Добродетель можно определить, говорит Аристотель, принимая во внимание назначение человека. Как для флейтиста, скульптора или любого мастера благом считается наличие определенного назначения, которое отличает этих людей от других, и делает их тем, что они есть, благо человека вообще заключается в определенном назначении, которое отличает его от других существ и делает его тем, что он есть. Такое назначение — "деятельность души, согласованная с суждением, или не без участия суждения" [44]. "И может быть, немаловажно следующее различение, — говорит он, — понимать ли под высшим благом обладание добродетелью или применение ее, склад души или деятельность. Ибо может быть так, что имеющийся склад души не исполняет никакого благого дела — скажем, когда человек спит или как-то иначе бездействует, — а при деятельности это бездействие невозможно, ибо она с необходимостью предполагает действие, причем успешное" [45]. Добродетельный человек, по Аристотелю, — это человек, своей деятельностью под руководством разума дающий жизнь присущим человеку возможностям.
"Под добродетелью и силой, — говорит Спиноза, — я понимаю одно и то же" [46]. Свобода и блаженство состоят в понимании человеком себя и в его усилии стать тем, чем он является потенциально, приближаясь "все ближе и ближе к образцу человеческой природы" [47]. Добродетель у Спинозы идентична использованию человеком своих сил, а порок — пренебрежению своими силами; сущность зла, согласно Спинозе, это бессилие [48].
В поэтической форме концепция плодотворной деятельности была великолепно выражена Гете и Ибсеном. Фауст — символ вечного поиска человеком смысла жизни. Ни наука, ни удовольствия, ни власть, ни даже красота не дают ответа на фаустовский вопрос. Гете предлагает единственный ответ на поиски человека — плодотворную деятельность, которая идентична благу.
В "Прологе на небесах" Господь говорит:
Слаб человек, покорствуя уделу,
Он рад искать покоя, — потому
Дам беспокойного я спутника ему:
Как бес, дразня его, пусть возбуждает к делу:
А вы, сыны небес и рая, —
Пусть вечно радует вас красота святая,
И ко всему, что есть и будет вновь,
Пусть проникает вас священная любовь.
И все, что временно, изменчиво, туманно,
Обнимет ваша мысль, спокойно-постоянна [49].
В конце второй части Фауст выиграл пари, заключенное с Мефистофелем. Он заблуждался и грешил, но он не совершил смертного греха — греха неплодотворности. Последние слова Фауста вполне ясно выражают его идею, символизированную в акте отвоевания у моря земли под пашню:
Мильоны я стяну сюда
На девственную землю нашу.
Я жизнь их не обезопашу,
Но благодатностью труда
И вольной волею украшу.
Стада и люди, нивы, села
Раскинутся на целине,
К которой дедов труд тяжелый
Подвел высокий вал извне.
Внутри по-райски заживется,
Пусть точит вал морской прилив,
Народ, умеющий бороться,
Всегда заделает прорыв.
Вот мысль, которой весь я предан,
Итог всего, что ум скопил,
Лишь тот, кем бой за жизнь изведан,
Жизнь и свободу заслужил.
Так именно, вседневно, ежегодно,
Трудясь, борясь, опасностью шутя,
Пускай живут муж, старец и дитя.
Народ свободный на земле свободной
Увидеть я б хотел в такие дни.
Тогда бы мог воскликнуть я: "Мгновенье!
О, как прекрасно ты, повремени!
Воплощены следы моих борений,
И не сотрутся никогда они".
И, это торжество предвосхищая,
Я высший миг сейчас переживаю" [50].
В то время как Фауст Гете выражает веру в человека, присущую прогрессивным мыслителям восемнадцатого и девятнадцатого веков, "Пер Гюнт" Ибсена, написанный во второй половине девятнадцатого века, представляет собой критический анализ современного человека и его неплодотворности. Подзаголовком этой пьесы вполне мог бы быть такой: "Современный человек в поисках своего Я". Пер Гюнт считает, что он действует во имя своего Я, когда употребляет всю энергию на то, чтоб сделать деньги и стать преуспевающим. Он живет по принципу троллей: "Будь доволен собой", а не по человеческому принципу: "Будь самим собой". В конце жизни он обнаруживает, что его эксплуататорство и эгоизм помешали ему стать самим собой, а реализация Я возможна, лишь если ты продуктивен, если можешь дать жизнь своим возможностям. Нереализованные возможности Пер Гюнта являются, чтобы уличить его в "грехе" и указать действительную причину его неудачи — отсутствие продуктивности:
Клубки (на земле)
Мы — твои мысли; но нас до конца
Ты не трудился продумать.
Жизнь не вдохнул в нас и в свет не пустил,
Вот и свились мы клубками!
…Крыльями воли снабдил бы ты нас, —
Мы бы взвились, полетели,
А не катались клубками в пыли,
Путаясь между ногами.
Сухие листья (гонимые ветром)
Лозунги мы, — те, которые ты
Провозгласить был обязан!
Видишь, от спячки мы высохли все,
Лености червь источил нас;
Не довелось нам венком вкруг плода —
Светлого дела — обвиться!
Шелест в воздухе
Песни, тобою не спетые, — мы!
Тщетно рвались мы на волю,
Тщетно просились тебе на уста.
Ты нас глушил в своем сердце,
Не дал облечься нам в звуки, в слова!
Горе тебе!
Капли росы (скатываясь с ветвей)
Слезы мы — те, что могли бы
Теплою влагой своей растопить
Сердца кору ледяную,
Если б ты выплакал нас! А теперь
Сердце твое омертвело;
Нет больше силы целительной в нас!
Сломанные соломинки
Мы — те дела, за которые ты
С юности должен был взяться.
Нас загубило сомненье твое.
Против тебя мы в день судный
С жалобой выступим — и обвиним! [51]
До сих пор мы занимались исследованием общих свойств плодотворной ориентации. Теперь мы должны попытаться рассмотреть плодотворность, проявляющуюся в отдельных формах деятельности, так как только через конкретное и особенное можно полностью понять общее.
б) Плодотворная любовь и мышление
Человеческое существование характеризует тот факт, что человек одинок и обособлен от мира; не будучи в состоянии вынести обособленности, он вынужден искать родства и общности. Есть много способов реализовать эту потребность, но только один из них не приносит вреда человеку как уникальному существу; только один из них позволяет ему раскрыть свои силы в самом процессе отношений. Парадокс человеческого существования в том, что человек должен одновременно искать и близости, и независимости; общности с другими — и в то же время сохранения своей уникальности и особенности [52]. Как мы показали, ответ на этот парадокс — и на моральную проблему человека — дает плодотворность.
