• Не стесняться разговаривать с ребёнком на своём языке в общественных местах. Иначе ребёнок получит представление, что родной язык родителя – непрестижный, говорить на нём стыдно, лучше скрывать, что его знаешь, – и в будущем откажется говорить на таком не имеющем ценности языке.
• Читать книги на слабом языке, разучивать песенки, показывать видеофильмы, мультфильмы.
• Учить читать и писать на слабом языке.
Самый общий совет – стараться, чтобы коммуникация не превращалась для ребёнка в стресс, но была бы удовольствием. И ещё: как можно больше общаться на слабом языке. Максимально расширять круг общения на слабом языке – задача первой необходимости для того возраста, когда ребёнок откроет, что большинство говорит на одном языке, и попытается перейти на этот язык.
Мы, конечно, пробовали всё это – да и не только это. Например, принято считать, что дошкольников трудно убедить в пользе многоязычия – но мы уже с пятилетними детьми пробовали говорить о том, почему знать несколько языков лучше, чем один.
Что из всего перечисленного эффективнее?
Ясно, что разговоры на языке полезнее, чем пассивное его использование (смешно надеяться, что просмотр мультиков сам по себе приведёт к усвоению языка – на практике этого не происходит).
Игры с ровесниками ребёнку интереснее, чем беседы со взрослыми. Вот только где в условиях Берлина найти детей, говорящих друг с другом по-русски? Это могут быть разве дети «русских немцев», но их большие семьи живут далековато, на окраинах, в Марцане, например. В других же районах «русскоговорящий» ребёнок – на вес золота; даже дети из русских семей говорят друг с другом по-немецки!
Когда нашим детям исполнилось 4,5 года, я начала водить их в «русскую группу». И очень скоро обнаружила, что главные ожидания – несбыточны. Как только занятие заканчивалось и дети из группы выходили на улицу, они переходили… на немецкий! То же самое происходило в изостудии: художнице-ведущей дети нашей группы отвечали по-русски, но по дороге домой возвращались к своему немецкому (в разговорах друг с другом)… Ничего не оставалось, как «ускромнить» притязания: довольствоваться тем, что интерес к занятиям дети переносят на язык, на котором занятия ведутся. (Конечно, мы радовались и новым умениям; развивающие занятия удаются русским преподавателям почему-то лучше, чем немецким, – может быть, потому что последние больше ориентируются на пресловутое «удовольствие», тогда как русские стараются дать знания?)
Так и со всеми советами из списка. На практике простые идеи встречаются со сложностями и обрастают оговорками и уточнениями; результат кажется скорее разочаровывающим.
Из чего, конечно же, не следует, что лучше пустить дело на самотёк. «Сам собой» язык не развивается (особенно полнота лексикона и правильность речи, которые требуют постоянной работы).
* * *
Найти эффективные стратегии родительского поведения трудно; над ними приходится думать, пробовать и оценивать результаты; иногда тут возможны неожиданные ответы на простые вопросы.
Почему, например, к 5 годам у детей английский оказался слабее русского? Почему «дал слабину», оказался так податлив английский синтаксис? Вот мнение нашего папы: дети мало слышат язык; отец (поневоле) слишком мало времени проводит с детьми.
Это так – и не так. Думаю, что исследователи многоязычного развития с этим не на 100 % согласятся. Зузанне Дёпке конкретными примерами убеждает в том, что работающий папа (который играет с ребёнком пару часов перед сном) может повлиять на язык гораздо сильнее, чем свободная, весь день находящаяся дома мама. Объяснение: дело даже не в том, что мамы заняты хозяйством; главное, они говорят в особом стиле. Их речь не ориентирована на интересы ребёнка. Мамы, занятые делами, мало играют с малышами, не обращают внимания на их вопросы, вообще мало слушают детей – скорее «воспитывают», требуют, нередко прерывают… Их контролирующая, поучающая речь ребятам мало интересна. Отцы же то короткое – час-два перед сном – время, что проводят с детьми, стараются использовать для полноценного отдыха и настоящего общения. Детям хочется говорить на языке пап – а ведь в этом и заключается секрет успеха языкового воспитания!
Многое тут точно подмечено. Мамам действительно больше хочется видеть ребёнка социально приемлемым. Их, изводящих драгоценное личное время на поддержание порядка в доме, раздражает сизифов труд по одолению вновь и вновь возвращающегося хаоса. Потому они и настроены в первую очередь учить чадо правильному поведению. Если, конечно, вовремя не понаблюдают за собой и не попытаются изменить стиль общения с потомством…
Возможны и другие истолкования силы и слабости «папиного» языка. Во всяком случае, дело не просто в количестве совместно проводимого времени.
Вот мой комментарий к нашей ситуации: довольно долго отец мало (меньше, чем мать) поправлял речь детей – при том, что слышал ошибки и досадовал на их обилие. Любой взрослый вспомнит, как неуютно бывает в чужом языке, когда не уверен в правильности речи, а её не исправляют и не подтверждают… и так ли уж различается в этой ситуации самочувствие взрослых и детей?..
* * *
Именно потому, что не всё так просто с простыми советами, кажется важным поговорить о некоторых отдельно, в особых главках.
Здесь же ещё пара важных замечаний.
Прежде всего, о пользе «Словаря в картинках». Он достоин того, чтобы его всячески пропагандировать.
Немецкие Bilderwörterbücher – изначально переводные, у истоков лежит английское издание, «First Thousand Words» Хэзер Эмери и Стивена Картрайта (Heather Amery и Stephen Cartwright). Переводы легко отличить от позднейших подражаний. Английский оригинал и переводы выглядят так: на каждом развороте в центре – сценка со множеством происшествий (дети шалят и бедокурят, устраивают маленькие катастрофы); по краям – изображения отдельных предметов с подписями. Словарный запас разнесён по темам.
С помощью этой книжки мы находили и пытались штопать дырки во всех наших языках. Чаще всего предлагали детям: «Найди то, что я скажу» (как это делают немецкие педагоги: «Ich sehe etwas, was du nicht siehst!», то есть «Я вижу то, чего ты не видишь!»): малыш должен быстро отыскать заданное. Играть, конечно, можно и по-другому: например, можно «покупать» в магазине продукты, сервировать стол, подбирать одежду для далёкого путешествия (и заодно выяснить, какая ребёнку нравится), можно искать зверей, которые в этом путешествии встретятся… Так мы пополняем словарный запас, тренируем память, изучаем вкусы… Да мало ли что ещё можно с этой чудесной книгой делать!..
«Усиливать слабый язык» – так мы ставили вопрос лет до четырёх Ани и Алека. Пока не обнаружили… что и немецкий требует внимания, что и тут без нас не обойтись! (Теперь-то я вижу, что «сильного» языка у наших детей на самом деле нет: у каждого есть как сила, так и «слабина»…) После этого лозунг, или стратегия, практически сменились. Наш (недостижимый) идеал с тех пор – не усиленные родные языки, но сбалансированное многоязычие. А программа-минимум – стимулирование многоязычия (а не только «слабого языка»).
Судьба наших детей – говорить на трёх языках. Было бы жаль, если бы один из них они потеряли, – хотелось бы, чтобы продвинулись во всех языках по возможности дальше.
Прежде всего: речь не о неправильностях произношения из-за незрелости речевого аппарата (тем более из-за врождённых дефектов – случай, когда без помощи логопеда не обойтись). Любой родитель быстро открывает: поправки бессмысленны, пока звук не установился, а позже они приносят много меньше пользы, чем короткие целенаправленные упражнения (те же чисто– и скороговорки).
Речь пойдёт о другом.
Любого родителя интересует, как относиться к ошибкам детей.
* * *
Если присмотреться к тому, что оказалось трудным в русском языке для наших детей, заметно: проблематичными оказались те самые особые моменты, что выделяются учёными в языке зарубежья. По мнению некоторых авторов, с этими проблемами когда-нибудь столкнутся и «российские» русские…
Принято считать, что уехавшие говорят на русском, «законсервированном» со времени отъезда. А лингвисты предупреждают: тенденции языка зарубежья, может быть, опережают тенденции языка метрополии!
Дело вот в чём: ошибки, которые делают живущие за границей выходцы из России, указывают на неустойчивые участки языковой системы – идиоматичные (вне общих правил), универсально слабые, сложные, развивающиеся (см. об этом главу «Язык эмиграции как свидетельство о неустойчивых участках языка метрополии» в коллективном труде «Язык русского зарубежья», изданном в 2001 году в Москве и Вене: Wiener Slawistischer Almanach. Sonderband 53).
