«Бедненький, — сказал он, — у тебя плачевный вид». «Так я себя и чувствую. Обними меня еще раз». «У тебя, видно, был тяжелый день?» «Я сбит с толку, Артур. Можно ли сегодня…?» «Ну, конечно».
Совсем другим он не был. Он только что ел сливу, подумал я. Он слегка отодвинул меня от себя, но держал меня крепко. «Хорошо ли ты владеешь собой?» «Сказать это точно, не могу. Не знаю».
«Ну, время покажет, — сказал он. Он ущипнул меня за ухо. — Давай испробуем все возможности».
«Можно ли помедленнее?»
«Нет», — сказал он, и был прав. Мы делали это очень быстро, в теткиной кровати. Начав с проникающих поцелуев, пробежали все извращенные и чужие, но доверительные станции на старом пути к единению, которое у меня всегда угрожающе стояло перед глазами, черное и насильственное и улыбчивое, более извращенное и доверительное, чем всё другое. Потом, приблизительно через десять или пятнадцать минут после моего прибытия в дом, когда правая ладонь у меня была полна его твердой набухшей плотью, а моя левая покоилась на его животе, мною овладело чувство, что наша черная цель воздействует не столь уж угрожающе. Сердце у меня остановилось и в то же время было полно желания, я был исчерпан и до последнего момента наслаждался этим. Было странно и ошеломляюще чувствовать себя в порядке исключения слабейшим. «Вот, — сказал я. — Прямо теперь». «Ты уверен?»
«Да. Пожалуйста. Всё в порядке. Я пойду на это сейчас или никогда».
«Нам нужно что-нибудь для смазки».
«Поторопись».
Он вылез из кровати, побегал по спальне, рассыпая везде газеты, порылся в ящиках шкафов и исчез в ванной. Я слышал, как открылась и закрылась дверца аптечки. Он выскользнул голым через дверь спальной, и я услышал, как он сбежал по лестнице вниз, спотыкаясь от спешки. Я лежал на скомканных простынях и одеяле и смотрел на стрелку будильника, не думая о времени. Бока у меня болели, потому что я так быстро дышал и испытывал только неодолимое желание быть оттраханным. Стрелки двигались, старая расшатанная решетка на окне скрипела, я услышал шаги Артура на лестнице. Он вернулся в спальню, хватая воздух, но улыбаясь и неся бутыль кукурузного масла.
«Что-то для смазки, — сказал я, и мой смех был как сверкающий пузырь на луже смолы. — Ну давай».
«Погоди, я совсем запыхался, дай мне минуту передышать, поцелуй меня».
Было ужасно больно, а масло казалось холодным и странным, но когда он сказал, что уже всё, я не хотел, чтобы он прекратил; я просил его продолжать, и он делал всё, что в его силах, а потом я начал плакать. Он держал меня в объятиях, я перестал плакать, мы смеялись над звуком, который, как он сказал, был исторгнут из меня, и наши лица были отделены лишь несколькими сантиметрами, как вдруг он расширил глаза и сел, а потом снова склонился, чтобы лучше рассмотреть меня.
«У тебя кровь из носа», — сказал он.
Он встал, подошел к высоким окнам спальни, раздвинул занавеси и открыл окна. Поток воздуха и позднее солнце ворвались в комнату через литую железную решетку, и ряд тонких теней пал на пол. На моей наволочке была кровь. Когда я встал, чтобы взять полотенце для носа, Артур стянул окровавленную наволочку и пошел с ней к окну. Когда я вернулся, он стоял у подоконника и улыбался чудесной новости, которую он показывал всей окрестности».
С тех пор они стали спать вместе. Артур великолепно варил, в холодильнике всегда были продукты. «И каждую свободную минуту мы ложились в постель. Я не считал себя голубым; как правило, я себя не считал никем. Но в течение всего дня, начиная с того, как я утром продирал глаза, и до последней затемненной секунды сознания, когда я чувствовал на своем плече успокаивающееся дыхание Артура, я был всегда нервным, полным энергии, и всегда в страхе. Город был опять новым, и новые опасности поджидали везде, а когда я ходил по улицам, но быстро и не видя лиц прохожих, как шпион на службе похоти и счастья; я хранил тайну глубоко внутри себя, но она всегда готова была сорваться с языка».
Когда снова возобновилась связь с Флокс и они лежали в постели, она, всё время подозревавшая истинную подоплеку дружбы с Артуром, сказала, что хотела бы, чтобы вместо того, чтобы отдаваться, она могла оттрахать его. Но он поймал себя на том, что пытается повернуть ее в то положение, которое сам занимал с Артуром. «Можно?» — спросил я. — «А ты хотел бы?» — «Так можно?» — «Да, — сказала она. — Давай же. Теперь». Я пошел к ее неубранному туалетному столику, достал тюбик холодного вазелина и всё подготовил. Артур показал мне очень точно, как делать подготовку, но непосредственно, после того, как я вторгся в это тугое и узкое, неправдоподобно скучное отверстие, мужество оставило меня, потому что я попросту ничего, что ожидал, не получил; это было ни то, ни сё, в лучшем случае и то и другое, но это было слишком сбивающее с толку, чтобы мне понять это, и я сказал: «Всё вместе было ошибкой».
«Нет, это не ошибка, — возразила она. — Крепче, ах! Крепче. Помедленнее, милый». Когда, исчерпанные, мы опали на постель, Флокс сказала, что было больно и очень хорошо, но пугает, каким иногда может быть секс, и я сказал, что я это знаю».
(Chabon 1988: 39–40,161–163, 214–316, 264–265)
Так что гомосексуальный опыт не прошел бесследно. Чем-то, так сказать, обогатил палитру и сознание. Впрочем, по ряду признаков, здесь гомосексуальные склонности были всё-таки заложены с самого начала, и зигзаг в сторону гомосексуального поведения можно рассматривать как проявление бисексуальности. Кроме того, это всё-таки всего лишь литература, пусть даже очень реалистичная и правдоподобная.
Что ж, вот документальные материалы, и в них никакой предшествующей склонности к гомосексуальному поведению не видно. Бисексуальность здесь можно предполагать разве что суммарно — как вывод из суммы поведения, в котором основа-то — гетеросексуальная.
Дерик Джармен рассказывает про «одну из своих самых возбуждающих ночей». Он тогда не имел квартиры и жил в квартире, которую ему сдавал приятель Карл, возле театра Шейфсбери. Сойдя с автобуса возле ювелирного магазина, он увидел молодого, очень сексуального парня, который разглядывал витрину. Тот подловил взгляд Джармена и агрессивно окрысился на него: «Какого черта ты на меня уставился?» Джармен не хотел ввязываться в драку, так что перешел улицу и направился домой. Вдруг сзади раздался резкий свист. Оглянувшись, Джармен увидел что тот парень подзывает его. Интерес превозмог колебания, и Джармен подошел к нему, сохраняя на всякий случай дистанцию. Тот сказал: «У тебя какие-то проблемы? Ты что, голубой?» — «Ну, голубой». — «Можно с тобой поговорить?» — «Ладно, только я не настроен драться, так что если тебе это и надо, то привяжись к кому-нибудь другому». «Нет, нет, мне надо поговорить».
Джармен шел с ним рядом, раздумывая, пригласить ли его в квартиру, можно ли ему доверять. Остановились у магазина с мягким порно, поглядели на витрину. Тот спросил: «У тебя есть журналы или что-то вроде?» «Ну, есть». Это были не его журналы, а Карла. Карл был зациклен на футболистах и регбистах, и у него была целая полка с порножурналами вдоль стен. «Я, — вставляет Джармен, — никогда не коллекционировал журналы. Я люблю смотреть их, но для меня это никогда не замена настоящего секса». Дальше события развивались так:
«Я пригласил его в спальню и бросил ему стопку журналов для голубых, а сам пошел в кухню делать кофе. Когда я вернулся, он был весь погружен в журналы. Даже не пригубив кофе, он скинул свои штаны. Я трахал его по всей комнате, и он спустил на журналы.
Когда всё было кончено, он сказал: «Я никогда этого не делал раньше». Он рассказал мне, что работает помощником водопроводчика и пишет стихи. Он был положительно красив. <…> Но когда я дал ему адрес и номер телефона и сказал, что хочу почитать его стихи, я знал, что никогда его не увижу».
(Jarman 1992: 55)
Из интервью Стива Зилэнда с американскими солдатами-геями. Джон в плохом настроении: только что распрощался со своим товарищем по комнате Стивом Эткинсом. Тот сказал ему: «Ты лучший сожитель, который когда-нибудь у меня был. Ты больше, чем сожитель». Джон признался, что любит его.
3: Он натурал? (т. е. не гомосексуал? — Л. К.)
Дж: Натурал, и очень близкий мне человек. <…> Я был очень привязан к нему и изумлен им. У него красивые глаза, волосы, тело. Худощавый, но отлично скроенный. <…> Темноволосый, подтянутый. Брови соединены в одну. <…> Зеленоватые глаза <…>
3: Было ли в комнате сексуальное напряжение?
Дж: Нет, это было как если… Знаешь… Я обычно дрочился. Иногда ночью я делал себе разрядку. И вот вдруг я слышу, он делает то же самое. Было темно, через полчаса я говорю: Теперь давай спать». Потом я пошел дальше, и начал. Меня обуяла такая похоть. Я всё еще скрывал. Потом он начал, и это было в самом деле здорово. И мы делали это долгое время так. Потом я перестал скрывать».
