Результаты французского исследования с участием шестиклассников стали широко известны, а элитная начальная школа в Париже откликнулась на них проведением «Праздника ошибок». Целью мероприятия было объяснить маленьким французам, что невозможно учиться не ошибаясь, что ошибка свидетельствует не о провале, а о стараниях. По мнению организаторов, современное общество придает слишком большое значение достижениям и результатам. Это заразило культуру боязнью интеллектуального испытания, а люди стали избегать риска и тех интеллектуальных стимулов, которым французская история обязана своими великими достижениями.
От парижского «Праздника ошибок» — всего лишь шаг до Fail Con, «конкурса провалов», который ежегодно проводится в Сан-Франциско. Предприниматели в сфере технологий и венчурные инвесторы собираются на нем для совместного изучения неудач. Мероприятие очень полезное: на нем родилось много идей о том, что нужно изменить в своем бизнесе, чтобы добиться успеха. Великий Томас Эдисон называл провал источником озарений. Ему принадлежит прекрасная фраза: «Я не потерпел неудачу. Я всего лишь опробовал 10 000 подходов, которые не сработали». Он утверждал, что упорство при неудаче — это путь к успеху.
Неудача лежит в основе научного метода. Она развила наши представления о мире, в котором мы живем. Авторов успешных идей в любой сфере деятельности отличает способность упорно трудиться над неподдающейся задачей, быстро подниматься на ноги после падения и воспринимать провал как источник ценной информации — это основа практически любого результативного обучения. Неудача указывает, в каком направлении нужно работать с удвоенной силой, либо дает нам повод попробовать другие пути к цели. Обращаясь к выпускникам Стэнфордского университета в 2005 г., Стив Джобс вспоминал, как в 1985-м, в 30-летнем возрасте, его выгнали из Apple Computer, соучредителем которой он был. «Тогда я этого не понимал, но изгнание из Apple оказалось лучшим, что только могло со мной случиться. Вместо груза успешности пришла легкость новичка, который все начинает сначала. Я обрел свободу, чтобы вступить в один из самых плодотворных периодов своей жизни».
Желательна не неудача как таковая, а неутомимая готовность идти вперед, невзирая на риск. Важно понимание того, что работает и что не работает в вашей идее, — а это часто невозможно выяснить, не потерпев поражения. Ломать голову над пазлом — полезнее, чем видеть его уже собранным, даже если наши первые попытки окажутся безуспешными.
Пример генерирующего обучения
Как уже отмечалось, процесс, когда вы пытаетесь решить проблему, не имея объяснения, как именно она решается, называется генерирующим обучением. Вместо того чтобы вспоминать ответ, ученик генерирует его самостоятельно. «Генерация» — другое название старого доброго метода проб и ошибок. Всем известны истории об очкариках, возившихся с компьютерами в гаражах Кремниевой долины, а потом выбившихся в миллиардеры. Но сейчас мы хотели бы познакомить вас с другим примером — Бонни Блодгет из Миннесоты.
Бонни — писательница и садовод-самоучка, которая ведет постоянную войну со своим внутренним голосом, — а тот вечно ворчит, что очередная причуда Бонни не доведет ее до добра. У этой женщины потрясающий художественный вкус и не менее выдающаяся черта характера — всегда сомневаться в себе. Вернее всего описать стиль ее обучения можно так: «Решайся и не думай, потому что если задумаешься, то наверняка не решишься». Она пишет о садоводстве в соцсетях под ником Незадачливый садовник, и это ироничное прозвище — ее способ сладить с собственным самоедством. Какими бы последствиями ни грозила ее очередная идея, Бонни неизменно бросается в гущу событий: «Незадачливый — это тот, кто берется за очередной проект, прежде чем выяснит, что надо будет делать и во что он вообще ввязывается. Но для меня узнавать, за что я берусь, опасно: ведь если я увижу, сколько препятствий меня ждет, я просто побоюсь начинать свое дело»[63].
Успех Бонни свидетельствует, что борьба с проблемами — отличный способ научиться новому и если решительно идти вперед путем проб и ошибок, то в результате обретешь настоящее мастерство и глубокое понимание взаимосвязей между вещами. На момент нашей встречи с Бонни она только что вернулась с юга Миннесоты, где встречалась с фермерами. Она делилась с ними своими знаниями о садоводстве: от схемы разбивки сада до его орошения и борьбы с вредителями. За те годы, что Бонни занимается декоративным садоводством, ее статьи по этой теме завоевали признание всей страны. У нее множество последователей, а ее собственный сад стал образцом для других энтузиастов.
Бонни увлеклась декоративным садоводством еще до того, как вошла в средний возраст. Тогда они с мужем жили в историческом квартале города Сент-Пол, в домике с небольшим участком земли. По образованию Бонни не была ни агрономом, ни ботаником, не имела специальной подготовки — только горячее желание превратить свой участок в райский уголок.
«Создавая красоту, я испытываю умиротворение», — признается Бонни. Но вообще-то то, что она делает, — это первопроходство чистой воды. Она всегда занималась писательским ремеслом и через несколько лет после того, как погрузилась в садоводство, начала издавать ежеквартальный журнал Garden Letter для садоводов-северян. Там она ведет хронику своих открытий, неудач, уроков и успехов. Пишет она так же, как и управляется в саду, — с дерзким вдохновением и самоиронией повествуя о забавных конфузах и неожиданных озарениях. Все это — плоды ее опыта. Именуя себя Незадачливым садовником, она дает право себе самой и нам, ее читателям, совершать ошибки и двигаться дальше.
Примечательно, как Бонни пишет о своих экспериментах: она описывает свою садоводческую практику и дополняет ее двумя мощными обучающими методами. Во-первых, она припоминает детали и порядок своих открытий — скажем, рассказывая об эксперименте по скрещиванию двух сортов фруктовых деревьев. А во-вторых, она осмысляет свой опыт и объясняет его читателям. При этом соотносит результаты с тем, что она знала об этом раньше или узнала сейчас.
Предприимчивость Бонни заставила ее осуществлять вылазки в самые удивительные уголки царства растений. Она изучила их классификацию, латинские наименования, проштудировала классическую литературу по садоводству. Те же импульсы заставили ее погрузиться в изучение эстетической стороны работы с пространствами и формами — и она освоила соответствующие практические навыки: строительство каменных стен, обустройство и поддержание водоемов, возведение башенки над гаражом, создание дорожек, лестниц и ворот. Она умеет соорудить средневековый частокол и знает, как использовать проницаемое для взгляда деревянное ограждение с горизонтальными перекладинами, чтобы подчеркнуть вытянутый силуэт ее трехэтажного дома в викторианском стиле. Она знает, как впустить на придомовый участок больше воздуха и простора, как придать ему красивый вид с улицы. И в то же время умеет сохранить его уединенность и то ощущение приватности, которое превращает сад в личные покои. Ее пространственные решения, экстравагантные и асимметричные, на первый взгляд кажутся естественными природными ландшафтами, но при этом они согласованы друг с другом благодаря ритмичному повторению фактур, линий и объемов.
Для понимания пути Бонни к ее мастерству очень показательно то, что она выучила классификацию растений и латинскую терминологию. «Когда я только начинала, язык садоводства был мне совершенно незнаком. Читая специальную литературу, я почти ничего не понимала. Я не знала ни общеупотребительных, ни латинских названий растений. Тем не менее я и не думала все это учить. Мне казалось, что это ни к чему: лучше уж просто выйти в сад, выкопать яму и что-нибудь в нее посадить». Бонни довольствовалась картинками, из которых черпала идеи, и статьями из садоводческих журналов, где ландшафтные дизайнеры описывали достижение желаемого эффекта такими словосочетаниями, как «мой процесс». Именно притяжательное местоимение мой заставляло Бонни в ее «процессе» безоглядно кидаться в эксперименты — и по ходу дела обучаться. Ведь каждый садовод работает своим собственным, уникальным методом. Поначалу метод Бонни заключался в том, что не надо следовать указаниям экспертов и уж тем более учить систему Линнея или латинские наименования всего того, что она прикапывала и поливала в своем саду. Но когда наш Незадачливый садовник, без устали роясь в земле, углубилась в предмет, то поняла: чтобы воплотить в жизнь чудесные картины, которые она мысленно рисовала, придется изучить научную классификацию и терминологию. Неожиданно для Бонни это оказалось увлекательным делом.
«Начинаешь понимать, как полезно знать латинские названия. Это прямые указания на особенности растения, полезные и для запоминания. Tardiva, название вида, следует за названием рода, hydrangea». Бонни изучала латинский язык в институте, наряду с французским и, разумеется, английским, поэтому в голове у нее начали оживать памятные зацепки тех давних лет. «Я сразу понимаю, что tardiva означает “поздняя”, по аналогии со словом tardy. Это слово встречается в названии многих растений, и если после имени рода вы видите tardiva, то знаете, что этот вид отличается поздним цветением. Так постепенно я убеждалась, что латинские названия помогают понять что-то важное, и, сама того не замечая, начала все чаще ими пользоваться. При этом лучше запоминаешь растения, ведь становится очевидным, что, например, procumbus значит “простертый”, стелющийся по земле. Слова обретают смысл. Теперь совсем нетрудно запомнить название и вида, и рода. Знать латинские наименования важно еще и потому, что благодаря им можно быть абсолютно уверенными в том, о каком растении идет речь. У растений есть общеупотребительные имена, в каждом регионе свои. Actaearacemosa в просторечии называется и клопогоном, и воронцом, причем те же самые имена могут носить и другие растения. Но Actaearacemosa — только одна». Несмотря на внутреннее сопротивление, Бонни постепенно начала усваивать научную классификацию декоративных садовых растений и оценила изящество, с которым система Линнея обозначает связи между семействами и информирует об отличительных признаках.
