Кстати, в фильме Д.Кроненберга, сделанном по этой книге (у нас в видеопрокате он называется «Обед нагишом»), большей частью эти «порнографические» черты книги убраны или смягчены, и фильм оказался более сексуальным.
Еще разительнее и эксцентричнее — сугубо индивидуальные идиосинкразии и пристрастия. У меня был приятель студенческих лет, у которого в детские годы вибрация вагона поезда производила эрекцию. Это закрепилось, и впоследствии, стоило ему оказаться в движущемся вагоне, как парень (сейчас он профессор и директор института) приходил в сексуальное возбуждение.
Дальше — больше. В конце концов достаточно было паровозного гудка, чтобы он реагировал эрекцией. Для него, конечно, изображение поезда — не что иное, как порнография.
Есть люди, на которых в силу их слабой сексуальности или чрезмерной опытности самые откровенно изображенные сладострастные сцены не производят ни малейшего впечатления и не способны заинтересовать. Всё это для них не порнография. Наоборот, есть чрезвычайно возбудимые личности (многие подростки таковы), у которых самые, казалось бы, невинные изображения с налетом эротики или хотя бы с намеком на эротику вызывают глубокое волнение и сексуальные помыслы. Для этих едва ли не всё порнография. Неверно это, что порнографии нет без натуральности изображений. Как кому. Одним для возбуждения нужна бутафория, других волнует именно недосказанность: развратное воображение дорисует остальное. Иронически обыгрывая такое отношение, Жванецкий называл Нью-Йорк с его небоскребами очень эротическим городом: всё торчит. Помню, однажды я проходил по рынку и дебелая торговка, продававшая огромную спелую морковь, зазывала покупателей: «Кому эротическую морковку?». Если сообразить (а это нетрудно), что именно имели в виду Жванецкий и торговка морковью, то это скорее подходит под обычное представление о порнографии, а не об эротике.
Но так как предусмотреть все извивы похоти и все индивидуальные пристрастия невозможно, то порнографию вообще, порнографию как таковую, определить не получится. Можно определить лишь порнографию для кого-то. Иными словами, нет порнографии как строго очерченной группы произведений, всегда и везде вызывающих похоть у всех, а есть лишь порнографическое отношение к изображениям. Исполнено глубокого смысла известное изречение, гравируемое на ордене Королевской Подвязки — «Пусть стыдно будет тому, кто плохо об этом подумает».
Конечно, есть люди со схожими и наиболее распространенными вкусами, поэтому можно выделить совокупности изображений, способных вызвать вожделение у той или иной группы людей, при чем таких изображений, которые с наибольшей вероятностью это вожделение вызовут. Когда порнографию намеренно изготовляют, учитывают именно такой спрос. Но выделяемые совокупности весьма разнообразны, и нет у них четких границ.
В опросе Дьяченко и Бушмина 73 % судей и 88 % адвокатов не смогли ответить на вопрос, чем порнография отличается от разрешенной законом эротики, а остальные ответы были расплывчаты и субъективны (Бушмин и Дьяченко 1995: 49). Поэтому сами эти юристы отказались употреблять термин «порнография» в негативном смысле и предложили вернуться к первоначальному значению термина: 'описание проституции' (Бушмин и Дьяченко 1995: 10).
Поэтому же в Государственной думе комиссия Говорухина проталкивает проект Закона «Об ограничениях оборота продукции, услуг и зрелищных мероприятий сексуального характера». «Мероприятия сексуального характера»! Разграничение порнографии и эротики отброшено. Продукцией, требующей ограничений и запретов, считается всё, что удовлетворяет «потребности, связанные с сексуальным влечением». Разрешены лишь средства «медицинского назначения» (заметим это!). Но так как потребности сугубо индивидуальны и разнообразны, то удовлетворять их может всё, что угодно, и подвести под запрет можно всё.
Да и нужны ли такие границы? Они нужны только в том случае, если исходить из вредности порнографии и из необходимости налагать на нее запреты — на ее производство, распространение и (религиозные, моральные) на ее потребление. Рейбен (1991: 148) констатирует:
«законодатели считают, что порнография — это плохо. Но тем самым они благоприятствуют торговцам порнографией. <…> Недавно в Дании были сняты все запреты на изображение сексуальных сцен. В результате продажа порнографии уменьшилась на 40 %. Наверное, запрет создавал ей дополнительную привлекательность».
В чем, собственно, вредность порнографии? Среди ученых, исследующих этот вопрос для законодателей, есть два противоположных мнения. По одному, увидев сцены насилия, извращений, сексуальных эксцессов, человек немедленно бросится им подражать или впоследствии станет сексуальным маньяком («теория модели»). Согласно другому мнению, эти сцены снимут напряжение, и человек, даже склонный к подобным деяниям, успокоится («теория очищения», «теория катарсиса»).
Немец Хольгер Циль, ставший американской порнозвездой Вольфом, считает, что секс-индустрия только потому и существует, что голубые боятся собственных фантазий и живут не так, как хотели бы. «У кого сексуальная жизнь состоялась, тому не нужно никакое порно (хоть оно и ему может всё-таки нравиться). Но у кого же сексуальная жизнь состоялась?» Он вообще крутил свои фильмы для тех, кто так и не решился осуществить мечту и вступить в контакт с парнем (Zill und Ludigs 1998). И есть еще мнение, что порнография помогает юношам выработать иммунитет к сексуальным стимулам, столь обильным в современном обществе («теория иммунизации», кстати выдвинутая членами американской Комиссии по непристойностям).
Когда Гебхардт сравнил реакцию на порнографию 1500 заключенных по сексуальным статьям с реакцией контрольной группы свободных граждан, оказалось, что сильное возбуждение она вызвала у 28 % заключенных, но в контрольной группе таких было 34 % (Gebhard et al. 1965)!
Голдстейн и Кант очень тщательным исследованием заключенных нашли, правда, у насильников несколько более отчетливый интерес в раннем детстве к эротике, чем у контрольной группы, но в подростковом возрасте всё иначе — у всех заключенных по сексуальным статьям — гомосексуалов, насильников и педофилов — выявлено гораздо меньшее увлечение порнографией в подростковом возрасте, чем у контрольной группы обычных людей. Подростками они видели ее меньше, чем обычные люди, а не больше! Но из них во взрослом возрасте только гомосексуалы гораздо больше увлекаются откровенными эротическими изображениями, чем обычные люди, хотя и среди последних есть категория постоянных потребителей порнографии — те и другие «одержимы» ею. Всё это представлено на многих графиках по многим показателям.
Исследователи спросили испытуемых о самом впечатляющем порнографическом произведении — не хотелось ли им проделать то, что изображено. Утвердительно ответили 50–60 % ряда групп, включая контрольную, только насильники показали значительно больший процент — 88.
Но спрошенные о реализации этого желания, испытуемые разошлись в своих ответах. В ряде групп на деле повторили изображенное 77–87 %, а у насильников — только 57. У гомосексуалов того и другого совсем мало — захотело подражать изображенному 14 из 37 (т. е. 38 %), а реально осуществило это 10 (т. е. 27 %). Оказалось, что именно у насильников и гомосексуалов это впечатляющее произведение вызвало больше чувств стыда и отвращения, чем у контрольной группы (Goldstein and Kant 1973: 54-121).
Эти результаты оказались неожиданными для самих исследователей.
Порнография, если понимать под нею то, что чаще всего так называется, часто сделана грубо, безвкусно, антихудожественно, халтурно. Как почти всякая продукция массового производства. Но столь же несомненно, что есть порнографические (в этом смысле) произведения величайших мастеров (например, Пушкина, Лермонтова, Бёрдсли, Сомова, Кокто), что возможна в высшей степени художественная порнография. В добропорядочной Финляндии устраиваются государственные выставки сугубо порнографического художника Тоуло Лааксонена («Тома из Финляндии»). Такие художники, как Клаксоне, такие фотографы, как Мэпплторп и Пробст, показали, по выражению искусствоведа Давида Ледика, «что порнография это просто другой аспект красоты» (Ledick 1998: 507). Поэтому отвлечемся от ее качества. Вредность порнографии усматривают в том, что она искусственно вызывает вожделение, похоть, сексуальное возбуждение. Ну и что? Средневековая христианская церковь считала всякое сладострастие грехом, разумеется, и сладострастные изображения тоже. Но современный человек, даже религиозный (умеренно религиозный), далек от такого понимания половой жизни. На практике он даже не отвергает любовь и половую жизнь вне брака.
К сожалению, с половым просвещением в большинстве стран дело обстоит из рук вон плохо, и порнография берет на себя эту функцию.
