Эта простая операция на самом деле подразумевает процесс сбора, передачи и обработки информации, что в буквальном смысле включает тысячи отдельных передач, и такой же процесс каждый раз должен дублироваться ловящим. А мы знаем, что этот процесс повторяется и бросающим, и ловящим снова и снова совершенно бессознательно. В то же время эта невероятная машина автоматически дышит, перекачивает кровь, кислород и другие необходимые вещества по телу, переваривает пищу, выделяет отходы и токсины, постоянно поддерживает температуру и выполняет еще тысячи нужных функций без сознательного осмысления.
Можно возразить, что бросок и прием крикетного мяча не требуют осмысления. Совершенство достигается тренировкой. Именно тренировка позволила ребенку научиться таким действиям. Это правда, но ребенок не принимает осознанных решений во время тренировки, его мозг просто говорит: «Брось мяч». Все остальное происходит автоматически, он просто учится использовать сложные инструменты, которые были ему даны.
Человечество создало великолепные машины и роботов, но они не могут работать самостоятельно. Для их обслуживания нужны программисты или рабочие. Компьютер, помогающий мне писать эту книгу, — невероятная машина. Он позволяет мне считать в тысячу раз быстрее, чем я мог это делать раньше. Он лучше меня знает правописание. И что с того? Колесо и двигатель внутреннего сгорания дают возможность человеку перемещаться во много раз быстрее, но это всего лишь наши инструменты. Так и с компьютером. Он не может работать без меня. Даже со мной он делает невероятно глупые ошибки.
Все собранное за три миллиарда лет знание предназначено для достижения одной цели: ВЫЖИВАНИЯ. За последние несколько сотен лет человечество, используя разум и инстинкты, в основном решило проблемы выживания. У нас появилось время направить свое внимание и мастерство на другое: хобби, искусство, музыку, бизнес и прочие заменители борьбы со стихиями за выживание, такие как спорт, наука и война действительно в глобальных масштабах.
В то время как идет этот процесс и братья наши меньшие беспокоятся о выживании и соответственно учат своих детенышей справляться с настоящими опасностями жизни, мы отчаянно стараемся уберечь наших детей от жестокой реальности. Мы создаем для них сказочный мир с Дедом Морозом, джиннами, феями и волшебными лампами. Мы говорим, что там, наверху, есть кто-то, кто постоянно присматривает за ними, защитит и исполнит их желания. Им всего лишь нужно помолиться. Даже если они согрешат, Бог простит их.
В раннем детстве мы верим в то, что нам говорят. Но вскоре узнаем, что есть много религий и все их главы проповедуют с абсолютной убежденностью в своей правоте. Вначале мы верим, что правильным является учение нашей собственной веры. Затем мы узнаем о дьявольских ужасах, которые до сих пор творятся именем религии. Одновременно обнаруживается, что джиннов, волшебных ламп и прочего не существует. К сожалению, Создатель дал нам все необходимые инструменты, но мы не осознаем этого, а ложь и путаница заставили многих из нас потерять веру в существующие религии.
Потеря этой веры оставила пустоту в нашей жизни. Теперь мы думаем, что нам нужен кто-то, кто хранил бы и защищал. Поэтому создаются такие персонажи, как Супермен, Бэтмен или Человек-паук. Хотя вскоре мы узнаем, что они тоже обман, но мы уже запрограммированы на то, что не можем жить без какой-нибудь внешней поддержки. И оказываемся в пустоте. Правда заключается в том, что до сих пор нашей главной опорой были наши родители. Именно они обеспечивали нам средства к существованию, тепло, любовь, защиту и все прочее, что нам было нужно.
Но, взрослея, мы становимся зрелыми людьми, и нам открывается, что наши родители вовсе не являются непоколебимыми оплотами силы, какими мы всегда их представляли. Мы понимаем, что папа не может побить любого в нашем районе. Если присмотреться к родителям, то можно обнаружить изъяны в их образе. Нам постепенно открывается, что наши родители — это всего лишь выросшие дети с такими же слабостями и страхами, как у нас. Иногда они кажутся более нервными и неуверенными, чем мы в этом возрасте.
Мы стремимся переключить наши стереотипы на героев и героинь реального мира. Начинаем поклоняться поп-звездам, киногероям, звездам телевидения или известным спортсменам, создаем собственные сказки. Мы превращаем этих людей в богов и начинаем приписывать им качества и умения, намного превышающие их собственные. На самом деле лучше было бы использовать эти годы на развитие собственных способностей и силы. Вместо того чтобы смотреть на этих людей как на образец и достичь таких же высот, мы попадаемся на крючок. Мы пытаемся жить в их отраженном свете. Вместо того чтобы стать цельными, сильными, уверенными и уникальными личностями со своими правами, мы превращаемся в вассалов и поклонников. Просто в ФАНАТИКОВ.
Все это продолжается в самый стрессовый период нашей жизни, с самого рождения, включая отрочество. Тогда как братья меньшие учатся у своих родителей справляться с реальными, практическими проблемами жизни, люди с самого раннего возраста перекладывают эту ответственность на школу.
Что в этом особенного? Теоретически ничего. В действительности это выглядит совершенно логично. Если вы хотите научить сына хорошо играть в теннис, не учите его своей плохой игре, а отправьте к профессионалу. Проблема в том, что школа не готовит детей к жизни во внешнем мире. Это всего лишь некий пережиток монастырского прошлого. Самое глупое в этом то, что большинство учителей, которым мы доверяем образование наших детей, никогда не видели внешнего мира. Они провели всю свою жизнь в школе. Вы отправили бы сына к человеку, который никогда не играл в теннис?
Я воспринимал школу как постоянную игру или соревнование. Правила были понятны. С одной стороны, были несчастные учителя, целью которых было вложить знания в наши головы, с другой — ученики, единственной обязанностью которых было сопротивляться любым доступным способом этому нежеланному засорению их мозгов.
Некоторые ученики развивают способность мечтать на уроках, искусно притворяясь увлеченными отменой хлебных законов[41]. Более рисковые прогуливали занятия, играли в кости или морской бой. Но в те времена быть пойманным означало порку. Абсурдное действо, когда учитель отчаянно старался, и иногда безуспешно, не улыбаться и сохранять строгое выражение лица, как бы говоря: «Мне это больнее, чем вам», — а ученик в то же время также отчаянно пытался заменить улыбкой свое «вы, наверное, шутите, зачем тогда вам так мучить себя». Если бы это был поединок боксеров, рефери остановил бы схватку еще в первом раунде из-за разных весовых категорий борцов. У несчастных учителей не было шансов: их было значительно меньше, чем учеников. Как я позднее узнал из опыта своей клиники для курящих, невозможно научить и заставить понять того, кто этого не желает делать.
Тем не менее эксперты смогли выровнять баланс весов. Они выяснили, что насилие порождает насилие, поэтому теперь учителям не разрешается пороть учеников. Ирония в том, что ныне ученики иногда избивают учителей. Очевидно поэтому сегодня в нашем обществе меньше насилия, и поэтому у нас такие высокие стандарты образования.
Проблема была в том, что ни на каком этапе никто не потрудился объяснить, зачем я ходил в школу. Я был уверен, что школа — это такое наказание, которому мстительные родители подвергают своих детей. Родителям приходится весь день работать, так почему же дети должны играть? Только на четвертом году учебы в грамматической школе[42] я начал понимать, что меня готовят к взрослой жизни.
Некоторым ученикам повезло больше, чем мне: у них была жажда знаний. И все же я сомневаюсь, что они потратили впустую меньше времени, чем я. Единственным оправданием часов, проведенных за алгеброй, служит то, что это была тренировка ума. Неужели наши учителя так глупы, что за сотни лет не смогли создать такой учебный предмет, чтобы он одновременно тренировал ум и имел практическое значение? Нас учат языку, который умер тысячу лет назад. Зачем? Затем, что врачи должны знать латынь? Не практичнее ли было бы медицине догнать XX век и начать писать по-английски, или тогда исчезнет оправдание неразборчивому почерку?
Какие грандиозные поворотные моменты истории остались в моей памяти? У короля Альфреда[43] подгорели лепешки.
Король Кнут[44] думал, что может удержать прилив. Король Гарольд[45] был достаточно глуп, чтобы смотреть на ливень стрел. Сэр Фрэнсис Дрейк[46] считал игру в шары важнее разгрома испанской армады, а сэр Уолтер Ролли стелил плащ поверх лужи[47].
Когда я наконец окончил школу, я даже не умел закрепить штепсель на проводе или починить предохранитель, не говоря уже о том, чтобы иметь представление об электропроводке в доме или машине. Зато я мог наизусть произнести законы Ома или Бойля—Мариотта и еще сотни фактов, которые были абсолютно мне не нужны, кроме как для сдачи экзаменов. Тогда как другие виды учатся понимать, что такое жизнь, выживание и наслаждение, я потратил десять самых ценных и познавательных лет своей жизни на противоположное занятие.
