Катрин поняла, что ее одержимость и депрессия были связаны с бурными внутренними влечениями, которые не были реализованы. Они были вытеснены уступчивостью, составлявшей ядро ее депрессии в бессознательном. И еще раз цитируя фон Франц:
Поэтому, когда вы выводите людей из подобного состояния, они превращаются в голодного льва, который хочет съесть все вокруг, и депрессия оказывается всего лишь компенсацией или механизмом вытеснения, потому что они не знают, как справиться с таким бурным влечением [121].
Вплоть до этого момента у Катрин никогда не хватало смелости приблизиться к своим собственным творческим глубинам. Большая часть ее либидо была заперта в ее бессознательном, тогда как депрессия оставалась в сознании.
Что символизировал симптом Катрин? Ясно, что самость заставляла Эго подчиниться изначально задуманному плану, используя ее тело в качестве своего посредника. Эго помогло ей похудеть, но оно было бессильно против нового симптома, похожего на ненавистный жир. Ее попытки убежать от своих чувств только запирали их в слезах, которые она носила на своих бедрах и боках. Ее повседневная жизнь превратилась в тюрьму, о тесных рамках которой она стремилась забыть, все быстрее бегая по своей дорожке-тренажеру; она старалась игнорировать свои интенсивные эмоции и в результате этого передавала свою личную судьбу в руки слепой природы.
Но, к счастью для нее, природа не была слепа. Физиологически циклический отек можно сравнить с аллергией. Когда в тело проникает слишком много «отравляющих веществ», оно задерживает воду, чтобы защититься от чрезмерной боли [122]. Оно защищает свой собственный индивидуальный химический состав от вторжения слишком многих чужеродных элементов. Слишком чуткая натура Катрин сделала ее уязвимой для очень многих психических вторжений. Тем самым инстинкт защищал ее и показывал ей, как ей самой защищаться. Периодически ее бросало в фемининные воды, она была вынуждена уступить своим собственным внутренним ритмам. Архетипическая ситуация в образах ее сновидения проявилась в виде рыбы, тихо размышляющей в ее собственных бессознательных глубинах, питающейся фантазиями и мечтами, которые могли бы дать новую жизнь ее телу и ее Эго. В этом вневременном мире на дне моря она была свободна от расписаний, конфликтов и боли. Поскольку ее Эго было недостаточно сильным, чтобы выносить напряжение, боль переместилась в ее тело и отек позволил ей регрессировать к ситуации защищающей утробы, которая требовалась ей в это время [123]. В то же самое время он, как телесная броня, оборонял ее от дальнейшей атаки.
Когда она стала способной слышать свое тело и узнавать его послания в сознании, отек начал постепенно уменьшаться. Со временем, с помощью амплификации, она научилась принимать эти воды как божественные, как часть фемининного цикла растущей и убывающей луны. Постепенно она осознала, что затопление иногда было частью «креативной депрессии», беременности, предвестником творческих прорывов, которые были для нее жизненно необходимы. Ее креативность зависела от спокойного, непрерывного течения потока чувств; в противном случае чрезмерные старания при слишком незначительных успехах выматывали ее.
В «Mysterium Coniunctionis» Юнг подробно описывал трансформацию старого короля с помощью воды [124]. Вкратце притча такова. Перед началом битвы король попросил своего слугу принести ему воды: «Я требую воды, которая ближе всех моему сердцу и которой я мил больше всего на свете». После этого он так много выпил, что «все его конечности налились и все его вены вздулись, а с лица сошли краски». Его солдаты доставили его в натопленные покои, чтобы он пропотел и вода вышла из него, но, когда они открыли дверь, «он лежал там как мертвый». Египетские лекари порвали его на мелкие кусочки, измельчили их в порошок, смешали с лекарствами и снова положили его в покои. Когда его вынесли обратно, он был полумертв. Александрийские лекари перемололи тело еще раз, вымыли его и высушили, добавили новых веществ и поместили его в плавильный тигль с просверленными в днище дырками. Через час они разожгли над ним огонь и начали плавить его, так что жидкость стекала в стоящие внизу сосуды. Тогда король восстал из мертвых и крикнул: «Где мои враги? Я убью их всех, если они не повинуются мне».
В комментариях к этому мифу Юнг писал:
Идея была в том, чтобы извлечь пневму, или душу… из материи… в виде летучего или жидкого вещества и тем самым принести «тело» в жертву. Эта aqua permanens затем использовалась для оживления или реанимирования «мертвого» тела и, что парадоксально, для того, чтобы снова извлечь душу. Прежнее тело должно было умереть; его либо приносили в жертву, либо просто убивали, так же как и старый король должен был или умереть, или принести жертву богам [125].
Самость Катрин также требовала подобного разрушения, чтобы очистить ее Эго и чтобы в результате она подчинилась Святому Духу. Только после этого в ее Тьме мог вспыхнуть бог, таким образом реанимируя ее «мертвое» тело и освобождая душу.
Попытка заглянуть в Сердца этих трех женщин позволяет выявить тайные муки погребенной фемининной души. Для Маргарет и Анны шла первая половина жизни, когда происходит борьба за формирование Эго; для Катрин же — вторая, когда в процессе индивидуации Эго должно подчиниться самости. Полнота, изучаемая как симптом, больше не может рассматриваться ни как просто попытка увеличить свою значимость, ни как попытка все удержать, ни как желание накормить жадный Анимус. Переедание также не является простой попыткой наказать себя и других, в особенности мать, которая всегда давала недостаточно. Направленный свет проясняет, что за стрелы оставляют эти раны. «Ранящие и болезненные стрелы летят не снаружи… а из засады нашего собственного бессознательного. Это наши собственные вытесненные желания, которые вонзаются, как стрелы, в нашу плоть» [126].
ГЛАВА IV УТРАТА ФЕМИНИННОСТИ
Менады… это неистовые жрецы, посвятившие себя Дионису. Но это еще не все: они служат богу, страдая при этом от его озарений.
Из записок Марты ГрэмОжирение является одним из основных невротических симптомов в Западном мире. Миллионы долларов, затрачиваемые на исследования, диеты и спортивные программы, свидетельствуют о тщетности наших попыток справиться с ним [127]. Стремление к худобе превратилось в манию, сводящую невроз к проблеме еды, однако эта проблема имеет глубокие болезненные корни. Тысячи анорексичных девушек, изнуряющих себя голодом и доводящих себя до изнеможения физическими нагрузками, отвергают традиционную женскую роль, предпочитая регрессировать в детство. Тысячи их толстых сестер переживают ту же мучительную агонию медленного процесса разрушения. И те и другие подписали кровью договор со Смертью.
Перекладывание вины на родителей — удобное оправдание этого чудовищного культурного преступления. Эти девушки говорят о своем весе с таким же смущением, с каким в свое время женщины говорили о своей сексуальной жизни [128]. Возможно ли, что вытесненный бог, в начале XX века соматизированный в истерии, в наши дни проявляется в ожирении и нервной анорексии?
Двадцать тучных добровольцев, участвовавших в нашем исследовании, принадлежат к 40 % американок с повышенным весом и во многом являются продуктами западного образа жизни. Более детальный анализ значимых комплексов, выявленных с помощью Ассоциативного эксперимента, показывает, как проблема отдельного индивида отражает общую культуральную модель.
У двенадцати из двадцати женщин с ожирением были позитивные комплексы отца, а у восьми отцов или не было, или они были алкоголиками, при этом их образы были идеализированы. Среди участниц контрольной группы у двенадцати были позитивные комплексы отца, а две идеализировали отцов, но у пятнадцати участниц контрольной группы также были позитивные комплексы матери, тогда как среди женщин с ожирением — только у четырех. Позитивный отец в отсутствие позитивной матери может также принимать на себя материнские характеристики. Из трех случаев, представленных в главе III, у двух женщин отцы были алкоголиками, что компенсировалось их чрезмерными проекциями на идеализированного отца-бога; у третьей был позитивный комплекс отца, с такими же чрезмерными проекциями на отца-бога. Насколько я могу судить, отцы всех троих были пуэрами. Именно это своеобразное задушевное разделение идей и чувств с отцом, кажется, является определяющим фактором в психике женщины с ожирением.
