Я пытался показать, что каждое из трех описанных здесь ориентирований может проявляться на различных уровнях регрессии. Чем глубже регрессия при каждом ориентировании, тем более прослеживается тенденция к конвергенции всех трех. В состоянии крайней регрессии они конвергируют вплоть до вышеназванного "синдрома распада". Но и у личностей, достигших оптимальной зрелости, три ориентирования также имеют тенденцию к конвергенции. Противоположность некрофилии — биофилия, противоположность нарциссизму — любовь, противоположность инцестуальному симбиозу — независимость и свобода.
Синдром этих трех установок я обозначил как "синдром роста".
VI. СВОБОДА. ДЕТЕРМИНИЗМ. АЛЬТЕРНАТИВНОСТЬ
После того как мы обсудили некоторые проблемы деструктивности и насилия, нам, вероятно, будет легче продолжить нить изложения, начатую в первой главе. Вернемся к вопросу: хорош человек или плох? Свободен он, или его поступки определяются внешними обстоятельствами? Или же эти альтернативы не верны, и человек не является ни тем, ни другим, или он одновременно и то и другое?
Чтобы ответить на эти вопросы, начнем с рассмотрения следующей проблемы. Можно ли вообще говорить о сущности, или природе, человека, и если да, то как ее можно определить?
Задаваясь вопросом, можно ли говорить о сущности человека, сразу сталкиваешься с двумя противоположными точками зрения. Одна гласит, что никакой сущности человека вообще нет. Эту точку зрения представляет антропологический релятивизм, утверждающий, что человек есть не что иное, как продукт формирующих его культурных условий. С другой стороны, эмпирическое рассмотрение деструктивности в данной книге основывается на мнении, представленном Фрейдом и многими другими учеными, согласно которому природа человека существует; из этой предпосылки в действительности исходит вся динамическая психология. Трудность в отыскании удовлетворительного определения природы человека покоится на следующей дилемме: если принять, что сущность человека составляет определенная субстанция, то можно легко оказаться на неэволюционной, неисторической позиции, которая предполагает, что человек существенно не изменился с момента своего первого появления. Однако подобный взгляд трудно привести в соответствие с тем фактом, что между нашими в высшей степени отсталыми предками и цивилизованным человеком последних четырех — шести тысячелетий истории имеется огромное различие. С другой стороны, если объявить себя сторонником эволюционной теории и признать, что человек постоянно меняется, то что в этом случае останется от содержания самой "природы", или "сущности", человека? Дилемма не может быть разрешена с помощью определений типа: человек есть zoonpolitikon (Аристотель), или существо, действующее с заранее обдуманным намерением и фантазией; или — цель природы состоит в "выведении животного, которое может обещать". Подобные определения выражают существенные качества человека, но не его сущность.
Я полагаю, что дилемма может быть разрешена, если определять сущность человека не как данное качество или субстанцию, а как противоречие, имманентное человеческому бытию.
Это противоречие проявляется в двух феноменах. Во-первых, человек — это животное, которое по сравнению с другими животными недостаточно оснащено
инстинктами, поэтому его выживание гарантировано лишь в случае, если он производит средства, удовлетворяющие его материальные потребности, и если он развивает свой язык и совершенствует предметный мир.
Во-вторых, человек, как и другие животные, обладает интеллектом, который позволяет ему использовать процесс мышления для достижения непосредственных практических целей. Но человек обладает еще и другим духовным свойством, отсутствующим у животного. Он осознает самого себя, свое прошлое и свое будущее, которое есть смерть; он осознает свое ничтожество и бессилие; он воспринимает других как других — в качестве друзей, врагов или чужаков. Человек трансцендирует всю остальную жизнь, поскольку он впервые является жизнью, которая осознает самое себя. Человек находится внутри природы, он подчинен ее диктату и изменениям, и тем не менее он трансцендирует природу, ибо ему недостает нерефлектированности животного, делающей его частью природы, позволяющей ему быть единым с природой. Человек видит свою вовлеченность в ужасный конфликт — он пленник природы, но, несмотря на это, свободен в своем мышлении, он часть природы и все же, так сказать, ее причуда, он не находится ни здесь, ни там. Это осознание самого себя сделало человека чуждым в мире, обособленным от всех, одиноким и преисполненным страха.
В описанном противоречии речь, по существу, идет об антагонизме, ставшем уже классическим: человек является одновременно телом и душой, ангелом и зверем, он принадлежит к двум конфликтующим между собой мирам. Я хотел бы показать, что недостаточно видеть сущность человека в этом конфликте, как будто он только через него становится человеком. Необходимо сделать следующий шаг и признать, что именно этот конфликт в человеке требует своего разрешения. Если конфликт осознается, то сразу же напрашиваются известные вопросы: что может сделать человек, чтобы справиться с ужасной дилеммой, сопутствующей его существованию? что он может сделать, чтобы прийти к гармонии, которая освободит его от мук одиночества, даст возможность почувствовать себя в мире, как дома, и позволит ему достичь чувства единства с миром?
Ответ на эти вопросы не может носить теоретического характера (даже если он находит свое выражение в размышлениях о жизни и теориях). В гораздо большей степени человек должен дать ответ всем своим бытием, всеми своими ощущениями и действиями. Этот ответ может быть хорош или плох, но даже наихудший ответ все же лучше, чем вообще никакого. Однако любой ответ должен удовлетворять одному условию; он должен помогать человеку преодолеть чувство обособленности своего бытия и приобрести чувство согласия, единения и сопричастности к миру. Есть целый ряд ответов, которые человек может дать на вопрос, поставленный перед ним его человеческим бытием, и я коротко остановлюсь на этом в последующем изложении. Но хотелось бы еще раз подчеркнуть, что ни один из этих ответов сам по себе еще не составляет сущности человека. Сущность человека скорее состоит в вопросе и потребности ответить на него. Различные формы бытия человека не составляют его сущности, это лишь ответы на конфликт, который сам является проявлением сущности человека.
Первый ответ на стремление преодолеть обособленность существования и достичь единения я обозначил бы как регрессивный ответ. Пытаясь достичь единения, освободиться от страха одиночества и неизвестности, человек может сделать попытку возвращения к своим истокам — к природе, к животной жизни или к своим предкам. Он может попытаться стряхнуть с себя все, что делает его человеком и одновременно мучает, — свой разум и осознание самого себя.
Очевидно, именно это человек пытался сделать на протяжении сотен тысяч лет. Об этом свидетельствуют как история примитивных религий, так и тяжелые психические заболевания. И в примитивных религиях, и в индивидуальной психологии мы находим в той или иной форме одинаковые проявления тяжелого заболевания: регрессию к животному существованию, к состоянию пре-индивидуации, попытку освободиться от всего, что является специфически человеческим. Это утверждение мы, однако, должны уточнить в одном отношении. Архаические регрессивные тенденции разделялись многими, поэтому мы имеем здесь дело folie a millions. Именно тот факт, что это безумие разделялось большинством, позволяет ему выступать в качестве мудрости, позволяет фиктивному стать истинным. Индивид, принимающий участие в массовом безумии, теряет ощущение своей полной изоляции, обособленности и избегает, таким образом, интенсивного страха, от которого он страдал бы в более прогрессивном обществе. Не следует забывать, что для большинства людей здравый смысл и реальность есть не что иное, как всеобщее одобрение. Если все думают так же, как сам человек, значит, он не "потерял рассудок".
Альтернативой регрессивному, архаическому решению проблемы человеческого существования, тяжести человеческого бытия является ее прогрессивное решение. Оно заключается в достижении новой гармонии не с помощью регрессии, а посредством полного развития всех человеческих сил, человечности в нас самих. Есть множество религий, отражающих переход между архаически-регрессивными и гуманистическими религиями, однако в радикальной форме прогрессивное решение впервые появляется на арене в удивительную эпоху человеческой истории между 1500 и 500 гг. до н. э. Оно возникло около 1550 г. до н. э. в учении Эхнатона и приблизительно в то же время в учении Моисея у евреев, между 600 и 500 гг. до н. э. подобные идеи провозгласили Лаоцзы в Китае, в Индии это сделал Будда, в Персии — Заратустра, мы находим их и у греческих философов, и у пророков Израиля. Новая цель человека — стать полностью человечным и тем самым вновь обрести утерянную гармонию — нашла свое выражение в различных понятиях и символах. Для Эхнатона эту цель символизировало солнце, для Моисея — неведомый бог истории, Лаоцзы обозначал цель как Дао (Путь), для Будды она символизировалась в Нирване, греческие философы называли ее неподвижным перводвигателем, персы дали ей имя Заратустра, пророки говорили о мессианском "конце дней". Эти понятия определялись в основном формами мышления, а в конечном счете — жизненной практикой и социо-экономико-политическими структурами соответствующей культуры. Но в то время как особая форма, в которой новая цель обрела свое выражение, зависела от различных исторических условий, сама цель в основных чертах оставалась все той же: разрешить проблему человеческого существования посредством правильного ответа на поставленный жизнью вопрос — как человек может стать полностью человечным и тем самым избавиться от страха перед своей изолированностью? Когда христианство и ислам соответственно на пятьсот и тысячу лет позже принесли подобные идеи в Европу и в страны Средиземноморья, их восприняла значительная часть мира. Но едва новые идеи стали принадлежать человеку, как он тут же начал их фальсифицировать. Вместо того чтобы самому становиться полностью человечным, он превратил бога и догмы, провозглашающие "новую цель", в своих идолов, он поставил фигуру или слово на место реальности собственного опыта. И все же человек снова и снова пытался вернуться к своей истинной цели. Мы находим такие попытки в сфере
