Согласие Яффы на телесно-психическую терапию стало лучшей защитой от угрозы, что анализ заменит ей искусство или жизнь. Постоянные смещения боли в теле сохраняли ей связь с ее собственной мудростью Черной Мадонны - мудростью, приземлявшей ее не только в той ситуации, в которой она находилась, но и в осознании этой ситуации. Когда раскрываются боль, скорбь, или гнев, и тем самым им предоставляется свобода выражения, они трансформируются в необузданные инстинкты. Подобно любимым животным, они приносят в нашу жизнь свою мудрость и направляют нас туда, куда мы не рискнем пойти в одиночку. Они знают то, чего не знаем мы.
Едва женственность Яффы нашла пристанище в ее теле, ее маскулинность начала борьбу за воссоединение с ней. Яффа хорошо осознавала свет, лишивший ее земной опоры. Ее не обманули образы дьявольского возлюбленного в виде мрачного, грубого и зловещего убийцы. Она знала, что Сатана достаточно умен, чтобы выбрать для себя такой облик. Привлекательный, умный, любящий истину и красоту, он приходит, окруженный ореолом света. Он очаровывает нас музыкой, поэзией, изысканными манерами и острой наблюдательностью. Он очаровывает, но при этом абсолютно лишен чувств. Едва одержав победу, соблазнив свою жертву и склонив ее к закостенелому совершенству или смерти, он беззаботно продолжает свой путь.
Яффа, как и многие другие женщины, выросшие в патриархальном окружении, стремится довести до полного осознания ядро инцеста, которое бьется в центре Света Люцифера. Это может быть связь с отцом или материнским анимусом, или с тем и другим одновременно. Если энергия Люцифера приносит свою власть в жертву и прощает себя и других за свойственное человеку несовершенство, тогда ей следует соединиться с содержащей страдания женственностью. Если такое подчинение состоялось, Люцифер трансформируется в Христа. Творческая маскулинность становится подлинным женихом.
В описании первого сна Яффы, которое она принесла на первую аналитическую сессию, изложена ее история. Вот фрагмент этого сна:
Много людей собралось в тесноте; здесь же моя сестра и муж:. Они заняты чем-то очень важным для меня. Некому мне помочь родить ребенка, о котором я грущу. Но я рожаю его одна. Сразу после его появления на свет я беру «творение» (новорожденного) с собой в купальню. Там мы отдыхаем и очень приятно проводим время. «Оно» мне улыбается. До сих пор я вижу только голову: черные волосы, индонезийские черты лица. Только теперь я стараюсь узнать его пол. Это девочка, и я в экстазе от счастья…
Пройдут годы многолетнего труда, прежде чем мы можем считать себя друзьями, что гораздо сложнее глубоких психологических отношений. Хотим ли мы этого?
Моя внутренняя мать-патриарх
Мой анимус обеззараживает, как и анимус моей матери. Он любит чистоту, порядок, ясность. Я не могу переносить свалку, в которой любит жить муж. Иногда я бросаю одну из дюжины его коробок в мусорное ведро, а он вытаскивает ее и спрашивает: «Ой, что это?» и ставит обратно. Мой анимус любит все вытертое начисто. Он должен был вышвырнуть прочь наш сумбурный брак. Слава богу, муж несколько педантичен. Он никогда не допустит, чтобы мы что-то не смогли сделать вместе.
Любовь есть там, где есть власть, поэтому я лучше начну любить.
Я встаю по утрам, чтобы сделать записи в своем журнале. Я полагаю, что успею постирать свитер, пока будет готов мой кофе. Потом вижу, какая получилась прекрасная мыльная пена, и думаю, что могла бы постирать еще один свитер, и во время его поисков нахожу несколько грязных шарфов и, слава тебе, Господи, письмо, которое не могла найти полгода тому назад. Итак, я замачиваю шарфы и поливаю цветы, одновременно с этим думаю, где взять чистую бумагу и ручку, а затем нахожу несколько счетов, по которым забыла заплатить. Вижу созданный мной бардак, точно такой же, как был у матери. Хочу танцевать. Развлекаться! Развлекаться! Делаю все возможное, чтобы не концентрироваться на своем журнале.
Я причиняю себе боль, чтобы переносить боль душевную. Иначе моя душа взорвется. Я должна ощущать физическую боль, чтобы узнавать боль душевную. Моя душа не может соприкоснуться с внешним миром. Моя мать тайно истязала свое тело.
Мой убийца-анимус не дает ни возможности видеть альтернативу, ни кругозора, ни удовольствия. Он дает мне лишь ощущение тяжести, опустошенности, одержимости своей усталостью. Моя дочь - моя «неизлечимая любовь». Она меня слушает. Она не говорит, что это ужасно. Говорит, что я это могу сделать. Она разрывает замкнутый круг.
Меня перекосило. Одна часть - бессильная жертва мужчины, которого я обожаю; другая - настоящий профессионал, который грубо нарушает правило: на работе нельзя получить то, что хочешь. Целая комиссия работает над тем, кто с кем спит. Клуб Пожилых Мальчиков заставил их завязать с этим.
Моя мать - человек, который спокойно может «хлопать» воздушные шарики. Она всегда мне говорит, что должен делать мой муж. А сейчас я говорю: «А ты что? Чего ты хочешь? Скажи. Не надо его ругать. Посмотри на себя».
4. ЛЮБЕЗНЫЙ, ПОЗОЛОТИШЬ РУЧКУ?
Пусть же уйдет -
Забитое слово
открыто нарушенной клятвы
или присяги, лопнувшей вдоль
мудрости - пусть же уйдет: оно
дало клятву
уйти;
пусть уйдут - правдивые лжецы и лживые честные друзья, и все и никто - ты должен дать им уйти туда, где они родились,
уйти;
пусть все уйдут: маленький, большой, средний, высокий и выше него, и действительно
самый высокий, и все остальные - позволь им уйти, дорогой,
так приходит любовь.
И.И. Каммингс
«Очевидно, она чувствовала, что сдалась - отдала не тело, а душу свою, свою сущность - Фрэнку Холту… Кажется, [она] думает о Фрэнке Холте как о святом. Он… бы ее воскресил и… устранил все ее несовершенства. Когда он сказал, что больше ее не хочет, у нее возникло ощущение, будто он предал ее душу. Я спросила, осознавала ли она, когда решила застрелиться, что на этом ее жизнь закончится. И тогда она ответила: нет, она об этом не думала. Ее жизнь закончилась, когда ей сказал Фрэнк Холт, что все закончилось. Он убил ее душу. Потом она промолвила, что в действительности уже не живет».
«Верила ли она в то, что ей была вверена душа Фрэнка Холта?» - спросил мистер Кингсли. «Да, конечно, - ответил доктор, - она сказала, что без нее он бы пропал. Он бы никогда не изваял те скульптуры, которые задумал… Она добавила, что, хотя они официально в браке не состояли, состоялось бракосочетание их душ».
Сьюзен Фромберг Шеффер. «Сумасшествие соблазненной женщины»
4. ЛЮБЕЗНЫЙ, ПОЗОЛОТИШЬ РУЧКУ? (Lover, Can You Spare a Dime?) (Часть материалов, вошедших в эту главу, взята из лекции, прочитанной в Центре Св. Павла, на Троицу 21 апреля 1989 г.)
Круг сделал полный оборот. И вот я здесь.
«Король Лир»
Все мы бессознательно связаны с колесом фортуны. Оно все вращается и вращается, а мы слепо следуем за ним по кругу, пока нечто не пробуждает нас, обращая лицом друг к другу. То, что на протяжении многих лет мы не могли или не хотели замечать, оказалось очевидным. Бессознательное стало отвечать сознанию. Самость требует, чтобы с ней считались: эго, наконец, должно признать то, чего оно так долго боялось и отвергало. Вырастем ли мы, встретившись с ней, или, наоборот, деградируем, зависит от того, будем ли мы цепляться за жесткую точку зрения своего эго или же сделаем выбор, доверившись Самости и шагнув в неизвестное.
Сегодня вечером мое колесо совершило полный оборот. Я здесь. Готовясь к этой беседе, мне было необходимо преклонить голову перед Самостью. Настолько искусно она заставляла меня посмотреть с замиранием на все, что я старалась оставить без внимания. И сейчас я расскажу, что мне открылось.
Однажды утром, в июне прошлого года, я гуляла по парку, думая о том, как назвать лекцию, которую читаю сегодня. «Любезный, позолотишь ручку?» - такое название мелькнуло у меня в голове.
«Очень интересно!» - подумала я и все лето размышляла над другими вариантами.
В октябре я узнала, что буду читать лекцию в Центре Св. Павла на Троицу. Поскольку я люблю почувствовать место, где мне придется выступать, я села в метро и поехала до станции Спадина. Едва я направилась на запад, меня осенило, что Центром Св. Павла на Троицу могла быть известная мне церковь Св. Троицы. Вполне возможно. Я прочла надпись, и кровь похолодела у меня в жилах. Это место мне было очень хорошо известно. У меня подгибались колени. Играл орган. Я села на скамью, где сидела каждое воскресенье, будучи еще студенткой Онтарио-Колледжа. У меня в животе спазмами отозвались все события сорокалетней давности. Я снова превратилась в молодую женщину, которая умоляет Господа придать ее голосу достаточно сил, чтобы на следующий день провести урок в своем классе.
