По прямой аналогии с известными изречениями знаменитых римлян: сатирика Децима Юния Ювенала («Lucri bonus ést odor éx re quálibet» – «Запах прибыли приятен, от чего бы он ни исходил») и императора Веспасиана («Non olet pecunia» – «Деньги не пахнут»).
Вовсю тут пахнет только горько-едким сарказмом – в первом случае, и тошнотворно-гадким цинизмом – во втором.
Соответственно, циниками, называющими и считающими себя прагматиками, лидерство делится не на «грязное» и «чистое», а лишь на легитимное и не легитимное, причем легитимным его зачастую провозглашают сами циники-псевдопрагматики – те, которые своею хитростью и изворотливостью присвоили себе право провозглашать законы.
Те, кто, игнорируя весь сарказм непреложного закона циничного лидерства, стремятся – во что бы то ни стало, любыми способами и какими угодно средствами – добиться лидерских почестей и регалий, и кто не сподобился удостоиться их в легитимизированных сферах, переключаются на сферы иные.
Особо преуспевшим в этом деле впоследствии удается легитимировать ранее не-легитимное.
Как сказал в своем «Бунтующем человеке» лауреат Нобелевской премии Альбер Камю, «мы живем в эпоху мастерского осуществления преступных замыслов, и то, что еще вчера считалось преступлением, сегодня становится законом».
«Бригадиры» бандитских группировок, сливаясь в экстазе взаимовыгодного единения с высоковосседающими чиновниками, не обремененными такими «заморочками», как-то: совесть (по словам Адольфа Гитлера она – не более чем «жидовская выдумка») и стыд, который – по определению Эразма Роттердамского – является страхом честности перед позором, – становятся респектабельными бизнесменами, попадают на глянцевые страницы журнала «Forbs» и начинают активно и инициативно диктовать свои условия-ультиматумы.
Всем.
При господстве такого симбиоза бандитского раскаленного утюга и крокодилье-кожаного чиновничьего портфеля юридические законы принимаются если и не непосредственно этими ушлыми ребятками, и даже не под их прямую диктовку, то, по крайней мере, в их интересах.
В результате таких юриспрудентных процедур декриминализация в государстве и обществе осуществляется не путем избавления от преступных проявлений, что само по себе является делом достаточно длительным, сложным, хлопотным, некомфортным, требующим значительных усилий – в первую очередь – интеллектуальных – и соответствующей воли, а куда более простым и надежным способом: элементарным объявлением не-криминалом того, что еще вчера признавалось именно им.
Как говорится, самый простой и надежный способ достижения мира – закопать топор войны вместе с врагом.
Хороший враг беззастенчивого и настырного лидера, не обремененного никакими интеллигентскими «заморочками» – это, конечно же, мертвый враг.
Если таким врагом является закон, то тем хуже для него.
Он становится обреченным, и дни его сочтены.
Как неустанно декларировал Марк Порций Катон Старший, восходя на трибуну римского сената, «Ceterum censeo Carthaginem esse delendam» – «Карфаген должен быть разрушен».
Если Карфаген законодательных актов, не достаточно подстроенных под определенные интересы, не хочет разрушаться сам, определенные интересы помогают ему разрушиться.
В интересах по сути бывших криминальных авторитетов и подковерных дел мастеров – каких бы почетных званий-названий-титулов-регалий они себе ни наприсваивали, вплоть до «проффессоров» и «элиты нации», – ставших в одночасье лидерами в схватке за собственноручное обладание ресурсами целой страны.
Иными словами: либо ты – вожак стаи, и тогда ты на коне, в ботфортах и со шпорами на них, либо же ты – фрагмент серой, безликой и презираемой вожаками массы, и тогда ты – под седлом и с «вавками» от чужих шпор на своих взмыленных боках.
Как говорится в аристотелевском законе исключенного третьего, «tertium non datur» – третьего не дано.
Казалось бы.
На самом же деле, как и у каждой медали, у звонкой монеты лидерства имеется три стороны – аверс (от лат. аdversus – лицевая), реверс (от лат. reversus) – тыльная, и – гурт (нем. gurt) – ребро.
Лицевая – сверкающая и сияющая, как, – выражаясь языком Василия Шукшина, – «голый зад при Луне».
Тыльная – темная и страшная, подобная лицу сорокалетнего прапорщика, оказавшегося с перепоя на полковóм плацу в безлунную ночь.
Ребро – та узкая поверхность, что связывает собой разноликое в единое.
Когда жизнь ставит человека перед предельно жестким выбором: либо тиранствуй, либо – влачи рабское существование, каждый человек может открыть перед собой третий путь, принцип которого сформулировал для себя, пребывая в Гулаге в малоприятной роли зэка, будущий лауреат Нобелевской премии Александр Солженицын.
Формулировка этого принципа состоит всего лишь из шести слов, три из которых – трижды повторяющееся «не»: «Не верь, не бойся, не проси».
«Не верь» – лунноликим, улыбающимся тебе во все свои тридцать три оскаленных зуба.
«Не бойся» – черноротых, пугающих своей черноротостью.
«Не проси» – ни у того, ни у другого.
Ни милости, ни пощады.
Бедняга Эрих Фромм, отягощенный проблемой: «Человек – волк или овца?», – заимствованной, по-видимому, у зоологически озабоченного Александра Островского (см. его комедию в пяти действиях под красноречивым названием «Волки и овцы»), – умер, так и не разрешив ее.
Не удивительно.
Ведь кроме волков и овец в этом Мире – поистине неисчерпаемом в многообразии проявлений продуктивной изобретательности того или той, кто или что его создал либо породила, независимо от того, Бог ли, Природа ли – в данном случае существенно не это, – наличествуют в изобилии и другие, не менее близкие к человеку твари.
Например: ослы и козлы; быки и бараны; крысы и свиньи.
Чем они хуже других?
Например, волков и овец?
Ничем.
Как сказал Уинстон Черчилль, собаки смотрят на людей снизу вверх, коты – верху вниз, и только свиньи усматрмвают в человеке равного себе.
Значит, вопрос следовало бы поставить значительно шире, нежели это сделал Эрих Фромм.
То есть, человек: осел или козел?; бык или баран?; крыса или свинья? (при желании этот перечень можно продолжить сообразно Вашей, уважаемый Читатель, зоологической эрудированности и творческой фантазии).
Как сказал когда-то псевдопролетарский поэт Владимир Маяковский, «все мы немножко лошади».
Добавим от себя: и не только.
Мы – все вместе и каждый из нас в отдельности – «немножко» разные животные, и нет смысла их всех перечислять.
В разных жизненных ситуациях, переделках и перипетиях мы – люди – ведем себя по-разному: где-то больше как одно; где-то – как другое.
Животное.
Не всегда – разумное.
Не всегда – человечное.
Иногда – как «нежный и ласковый зверь».
Иногда – как такая зверюга, от одного только сравнения с которой любая из действительно существующих тварей содрогнулась бы в ужасе и отвращении.
В отличие от них всех мы – люди – наделены правом выбора.
Козел обречен быть козлом.
Навсегда.
От первого своего козлиного вздоха и – до последнего.
По крайней мере, в этом Мире, далеком от совершенства, но близком к достоверности его существования.
Достоверность существования иных миров, где обитали бы козлы-трансформеры, лихо превращающиеся в бабочек с «крылышками бяк-бяк-бяк», более чем проблематична.
То же самое можно сказать и о мирах с ослами-перевоплощенцами.
И – с быками – перебежчиками в стан победившего врага.
И – с баранами, меняющими свой откровенно бараний имидж на внешне вполне импозантный.
В соответствии со сложившимися обстоятельствами.
И – со свиньями, в одночасье обретающими атрибуты луи-виттоновской элегантности, изысканности, утонченности и респектабельности.
Создание таких миров-трансформаторов – исключительная прерогатива человеческих особей, озабоченных тем, как бы побольше урвать, сделав вид, что эти руки ничего не брали, и получше пристроиться в обстановке быстро– меняющейся политической конъюнктуры.
На воротах таких миров следовало бы водрузить герб, с изображением хамелеона.
С лицом двуликого Ануса (ой, простите! – Януса!).
Предусмотрительно и оперативно вращающего своими пучеглазыми ликами – туда-сюда, туда-сюда.
Как флюгер.
От: «К лесу передом», – до – наоборот.
В силу сложившихся обстоятельств – не называя и не перечисляя их, а лишь констатируя их действительное наличие по факту – необходимо признать следующее.
Мы, люди, – единственные в этом Мире, кто могут быть любыми животными, включая рыб и земноводных, каковыми каждый из нас уже имел сомнительное удовольствие быть.
