Отрицание смерти - Эрнест Беккер

цель которой заключается в соединении психоанализа и религии. Одна из причин заключается в том, что Юнг очень заметен и у него есть много прекрасных толкователей, в то время как Ранк едва известен и о нем мало кто говорит. Вторая причина в том, что, хотя мысли Ранка сложны, они всегда указывают на суть проблем, в то время как умозаключения Юнга – нет, и большая их часть скатывается в ненужную эзотерику. Как результат, он часто одной рукой скрывает то, что только что открыл другой. Мне кажется, что все тома, написанные им об алхимии, не добавили ни грана ценности к его мыслям о психоанализе.

Многим мыслям о человеческой природе я обязан общению с Марией Беккер, чья острота ума и реализм, с которым она чувствует подобные вещи, очень редки. Хочу поблагодарить (с обязательным упоминанием) Пола Розена за любезное согласие просмотреть шестую главу с учетом его прекрасного знания философии Фрейда. Роберт Н. Беллах прочитал всю рукопись, и я очень благодарен за его критический подход и точные замечания. Благодаря некоторым из них, я смог значительно улучшить книгу, а остальная их часть, похоже, поставила передо мной значительную и долгосрочную задачу по изменению себя.

В такие времена, как наши, существует большой спрос на выработку концепций, которые могли бы помочь людям разбираться с дилеммами, существует стремление к важным идеям, к упрощению ненужной интеллектуальной сложности. Иногда это порождает большую ложь, которая позволяет разрешить напряжение и двигаться дальше, руководствуясь лишь так необходимыми человечеству оправданиями. Но это также приводит к постепенному отказу от истин, позволяя людям понять, что на самом деле с ними происходит, и указать, в чем на самом деле проблема.

Одна из таких важных истин долгое время была известна, как идея героизма, но в «нормальные» научные времена мы никогда не придавали ей большого значения, не выставляли напоказ и не использовали как основное понятие. И все же разум обывателя всегда понимал, насколько это было важно. Например, Уильям Джеймс [11] – говоривший практически обо всем – на рубеже веков отмечал: «обычное стремление человечества к постижению реальности… всегда признавало окружающий мир не чем иным, как театром героизма». Не только носителям массового сознания, но и философам всех времен, а в нашей культуре особенно Эмерсону [12] и Ницше – поэтому мы и потрясены ими, – было известно: наше главное призвание, главная цель существования на этой планете – стремление к героизму [13].

Один из взглядов на все развитие социологии со времен Маркса и психологии со времен Фрейда заключается в детальном представлении и максимальном прояснении проблемы человеческого героизма. Такая перспектива задает тон всей серьезности нашего обсуждения, ведь теперь у нас есть научное обоснование истинного понимания природы героизма и его места в жизни человека. Если «стремление человечества к постижению реальности» действительно такое, как говорил Джеймс, то мы получили прекрасную возможность представить эту реальность научным путем.

Одно из ключевых понятий для понимания человеческого стремления к героизму – это идея «нарциссизма». Как прекрасно напомнил нам Эрих Фромм, это одна из величайших и неустаревающих идей Фрейда. Последний обнаружил, что каждый из нас повторяет трагедию мифического Нарцисса: мы безнадежно поглощены собой. Если мы о ком и заботимся, то, в первую очередь о себе. Как когда-то сказал Аристотель: «удача, это когда стрела пронзила твоего соседа». За две с половиной тысячи лет ничего не изменил. Чаще всего для большинства из нас такое определение удачи все еще прекрасно работает. Одна из худших сторон нарциссизма в том, что мы считаем, будто бы пренебречь можно практически кем угодно, кроме нас. Как однажды высказался Эмерсон, нам стóит быть готовыми создать новый мир из самих себя, даже если больше никого вокруг не существует. Эта мысль пугает: мы не знаем, как это сделать без чьей-либо помощи. И все же где-то в глубине силы и средства у нас есть: нам будет достаточно самих себя, если потребуется, и если мы сможем доверять себе так, как того хотел Эмерсон. И даже если мы не чувствуем этого доверия на эмоциональном уровне, большинство из нас продолжает бороться за выживание, сколько бы ни гибло вокруг. Наш организм готов в одиночку заполнить целый мир, даже если мозг сжимается при мысли об этом. Этот нарциссизм во время войны заставляет людей идти под бьющие в упор пули: в душе каждый не думает, что умрет, а лишь чувствует жалось к тому, кто рядом с ним. Фрейд объяснял это тем, что подсознание не знает о смерти или времени: на уровне глубоких физиологохимических процессов человек чувствует себя бессмертным.

Ни одно из этих наблюдений не подразумевает человеческого лукавства. Не похоже, чтобы человек мог «удержаться» от собственного эгоизма, который, по-видимому, проистекает из животной природы. На протяжении бесчисленных веков эволюции организм был вынужден защищать свою неприкосновенность; у него была собственная физиологохимическая идентичность, и он посвятил себя ее сохранению. В этом и есть одна из главных проблем трансплантации: организм защищает себя от инородного тела, даже если это новое сердце, которое сохранит ему жизнь. Протоплазма сама оберегает себя, защищает себя от мира, от посягательств на ее целостность. Кажется, она наслаждается собственной пульсацией, расширяясь и поглощая части окружающей реальности. Если вы возьмете слепой и тупой организм, дадите ему самосознание и имя, заставите его выделиться из природы и осознать, что он уникален, то получите нарциссизм. Что касается человека, то физиологохимическая идентичность и чувство власти и действия стали сознательными.

Естественный уровень нарциссизма в человеке неотделим от чувства собственного достоинства, от базового чувства самооценки. Мы узнали, в основном от Альфреда Адлера, что человеку больше всего нужно чувствовать себя уверенным в своей самооценке. Но человек – это не просто сгусток бесполезной протоплазмы, а существо, которое обладает именем и живет в мире символов и мечтаний, а не простой материи. Его чувство самооценки само по себе символично, его взлелеянный нарциссизм подпитывается символами и абстрактной идеей собственной значимости. Эта идея состоит из звуков, слов и образов, витающих в воздухе, существующих в уме и написанных на бумаге. И это значит, что естественное стремление человека к активности, к радости от совместной деятельности и экспансии, может безгранично подпитываться символами и превращаться в бессмертие. Отдельно взятый организм может расширяться во всех измерениях пространства и времени без перемещения своей физической оболочки, и, даже умирая от удушья, может принять в себя вечность.

Мы видим, что в детстве