Джером Каган рассказал мне о том, как однажды он наблюдал за прекрасным выступлением своего коллеги-ученого. После выступления докладчик спросил, не могут ли они вместе пообедать. Каган согласился. За обедом ученый рассказал ему, что читает лекции каждый месяц и, несмотря на свою репутацию талантливого оратора, каждый раз испытывает страх. Однако книга Джерома Кагана очень помогла ему.
«Вы изменили мою жизнь, — сказал он профессору Кагану. — Все это время я винил во всем свою мать, но теперь считаю, что у меня просто высокий уровень реактивности».
Следовательно, я стала интровертом потому, что унаследовала высокую реактивность от своих родителей, скопировала их модели поведения или и то, и другое? Как вы помните, статистические данные, полученные во время исследования близнецов, показывают, что интроверсия-экстраверсия только на 40–50 процентов обусловлена генотипом. Значит, в группе людей в среднем в половине случаев интроверсия или экстраверсия вызвана генетическими факторами{24}. Еще больше усложняет ситуацию то, что здесь может быть задействовано много генов, поэтому предложенная Каганом концепция высокой реактивности может оказаться только одной из многих причин интроверсии. Помимо всего прочего, средние величины — не очень надежный показатель. Показатель наследуемости, равный 50 процентам, не обязательно означает, что моя интроверсия на 50 процентов унаследована от родителей или что разница между уровнем экстраверсии, свойственным моей лучшей подруге и мне, наполовину обусловлена генами. На самом деле моя интроверсия на все сто процентов может быть обусловлена генотипом, а может быть вообще не связана с ним. Вероятнее всего, здесь имеет место непостижимое сочетание наследственности и опыта. По мнению Кагана, вопрос о том, связана интроверсия с природой или с воспитанием, равносилен вопросу, что порождает метель — температура или влажность{25}. Именно сложное взаимодействие этих двух факторов делает нас теми, кто мы есть.
Следовательно, я, по всей видимости, неправильно поставила вопрос. Может быть, разгадка тайны, на сколько процентов личность формируется под влиянием биологических факторов, а на сколько — под влиянием воспитания, не так важна, как поиск ответа на вопрос, как врожденный темперамент взаимодействует с окружающей средой и вашей свободной волей. В какой степени темперамент — это ваша судьба?
С одной стороны, согласно теории воздействия окружающей среды на генотип, люди, унаследовавшие определенные личностные качества, стремятся к получению опыта, усиливающего эти характеристики. Дети с самым низким уровнем реактивности, например, притягивают к себе опасность с самого раннего возраста, поэтому к тому времени, когда вырастают, они не моргнув глазом идут на риск, характерный для взрослой жизни. Они «перелезают через несколько заборов, их чувствительность снижается, и они залезают на крышу, — так объяснил это ныне покойный психолог Дэвид Ликкен в своей статье в журнале Atlantic. — Их жизнь бывает наполнена событиями, которых не будет в жизни других детей. Чак Йегер (первый летчик, преодолевший звуковой барьер) смог пересесть с бомбардировщика на реактивный самолет и нажать кнопку не потому, что родился не таким, как я, а потому, что на протяжении предыдущих тридцати лет темперамент заставлял его пройти путь, начавшийся с лазания по деревьям и превратившийся в непрерывную череду все более опасных и волнующих событий»{26}.
Напротив, высокореактивные дети чаще становятся художниками, писателями, учеными и философами, потому что неприязнь к новизне заставляет их проводить время в знакомой (и интеллектуально насыщенной) среде своего разума. «В университете полно интровертов, — отмечает психолог Джерри Миллер, директор Центра ребенка и семьи при Мичиганском университете. — Стереотип об университетском профессоре полностью совпадает с тем, что представляют собой многие обитатели нашего городка. Они любят читать; для них нет ничего более волнующего, чем новые идеи. И отчасти это связано с тем, как они проводили время в детстве. Если вы тратите много времени на то, чтобы носиться туда-сюда, остается меньше времени для чтения и учебы. А времени у вас не так уж много»{27}.
С другой стороны, для каждого темперамента есть целый спектр возможных вариантов развития событий. Если дети-экстраверты с низким уровнем реактивности воспитываются в заботливых семьях, в безопасной среде, они могут стать энергичными людьми, добивающимися больших успехов в жизни, такими как Ричард Брэнсон и Опра Уинфри. Но, по утверждению некоторых психологов, если тех же детей воспитывают нерадивые родители или они растут в плохой среде, то могут стать хулиганами, несовершеннолетними преступниками или правонарушителями. Дэвид Ликкен выдвинул спорную идею о том, что психопаты и герои — это «ветви одного генетического дерева»{28}.
Возьмем в качестве примера механизм, посредством которого дети учатся понимать разницу между добром и злом{29}. Многие психологи убеждены, что совесть формируется у детей в тот момент, когда они совершают какой-либо проступок, а взрослые делают им замечание по этому поводу. Порицание со стороны людей, которые заботятся о ребенке, вызывает у него беспокойство, а поскольку это неприятное чувство, в дальнейшем он старается избегать асоциального поведения. Так ребенок усваивает правила поведения своих родителей, а в основе этого процесса лежит беспокойство.
Но что, если некоторые дети меньше предрасположены к беспокойству, чем другие — как, например, дети с чрезвычайно низким уровнем реактивности? В большинстве случаев лучший способ привить им какие-либо ценности заключается в том, чтобы стать для них примером для подражания и направить их бесстрашие в позитивное русло. Низкореактивный ребенок, играющий в хоккейной команде, пользуется уважением со стороны сверстников, если использует против соперников такой разрешенный прием, как толчок плечом. Но если он заходит слишком далеко — например, играет против соперника локтем или идет на сильное столкновение с ним, — то оказывается на штрафной скамье. Со временем он научится более благоразумно применять свою склонность к риску и уверенность в себе.
А теперь представьте, что тот же ребенок растет в неблагоприятной среде, где практически нет организованных занятий спортом или других созидательных каналов, посредством которых он мог бы дать выход своей храбрости. В таком случае ребенок вполне способен пойти на правонарушения. Психологи, придерживающиеся этой точки зрения, считают, что некоторые дети из неблагополучных семей, которые вступают в конфликт с законом, страдают не столько от бедности или отсутствия заботы со стороны родителей, сколько от того, что их храбрость и бурный темперамент не находят позитивного выхода — и в этом их трагедия{30}.
Судьба большинства высокореактивных детей тоже находится под влиянием окружающего мира — возможно, даже в большей степени, чем судьба обычных детей. Во всяком случае так утверждает новая теория, которую Дэвид Доббс назвал теорией орхидеи в своей замечательной статье, опубликованной в журнале Atlantic{31}. Согласно этой теории многие дети похожи на одуванчики: они способны выжить практически в любой среде. Но есть дети (в частности, дети с высоким уровнем реактивности, которых изучал Джером Каган), больше напоминающие орхидеи: они могут быстро увянуть, но в благоприятных условиях становятся сильными и прекрасными цветами.
Активный сторонник этой теории Джей Белски, профессор психологии Лондонского университета, специализирующийся на развитии детей, считает, что из-за высокой реактивности нервной системы детские невзгоды быстро наносят таким детям непоправимый вред. В более благоприятной среде они могут извлечь больше пользы для себя, чем другие дети. Другими словами, любой опыт (как позитивный, так и негативный) оказывает на детей-орхидей более сильное влияние.
Ученым известно о том, что высокореактивный темперамент сопряжен с определенными факторами риска. Дети с подобным темпераментом особенно уязвимы перед такими проблемами, как напряженность между родителями, смерть одного из них или насилие. Их реакция на травматические события чаще, чем у сверстников, выражается в форме депрессии, тревоги и застенчивости{32}. В действительности примерно четверть высокореактивных детей, с которыми работал Джером Каган, в той или иной степени страдает социальной фобией — хронической формой застенчивости, ограничивающей возможности ребенка{33}.
До недавнего времени ученые не осознавали, что у этих факторов риска есть и положительный аспект. Иначе говоря, чувствительность и сильные качества идут рука об руку. Как показывают исследования, высокореактивные дети, которые окружены родительской заботой, посещают хорошие дошкольные учреждения и живут в благоприятной домашней обстановке, меньше подвержены эмоциональным проблемам и имеют более развитые навыки общения, чем их ровесники с низкореактивным темпераментом{34}. Как правило, они очень чуткие, заботливые и отзывчивые и способны эффективно взаимодействовать с другими детьми. Этих добрых, совестливых детей расстраивает жестокость, несправедливость и безответственность{35}. По словам Джея Белски, такие дети не обязательно становятся президентами классов или звездами школьного театра, хотя бывает и такое: «Для одних это означает возможность стать лидером класса. У других выражается в виде успехов в учебе или симпатии со стороны окружающих»{36}.
