Ричард Лоув - Последний ребенок в лесу

Я, в свою очередь, назову подобное явление «синдромом страшилы».

На волне паники, охватившей общество при первом исчезновении ребенка лет десять назад, некоторые организации по поиску пропавших детей заявили, что четыре тысячи детей в год убивают неизвестные люди. Это неверно, объяснил Дэвид Финклехор, начальник лаборатории изучения семьи в университете Нью-Гемпшира, проводивший совместно с Министерством юстиции в 1990 году исследование случаев похищения детей, которое считается самым полным и точным по этой теме. Большинство похитителей были не незнакомцами, а членами семьи либо знакомыми этой семьи. Во-вторых, точное ежегодное количество похищений в год составляло двести или триста человек и сейчас остается на этом же уровне.

Финклехор называет эпидемию страха похищения детей незнакомцами «оптической иллюзией», вызванной возросшей тревогой в обществе, широким сотрудничеством органов правопорядка и групп помощи пропавшим детям и шумихой в средствах массовой информации. Обратимся к последним. В 1990 году, изучая в течение пяти лет работу радиостанций Лос-Анджелеса, Фрэнк Гильям, профессор политологии Калифорнииского университета в Лос-Анджелесе и первый помощник директора Центра по изучению американской политики, обнаружил, что в местных теленовостях в обязательном порядке специально для «накачивания» общественного сознания выстраивается «сценарий преступлений», искаженную стенограмму которого мы постоянно храним в сознании. «Вечерние новости, производящие более глубокое и сильное впечатление, чем печатное слово, способствуют распространению расизма и насилия, — говорит он. — Те, кто их смотрит, автоматически связывают преступление с расовой принадлежностью преступника».

Но разве телевидение не просто рассказывает нам хоть и о неприятных, но все же реальных событиях? «Нет, — говорит Гиллиам. — Насильственные преступления, связанные с расовой принадлежностью, диспропорционально доминируют в местных новостях». В Лос-Анджелесе представленная картина насильственных преступлений ошеломляюще искажает реальность — фактически из преподнесенных публике 30 случаев убийств совершается одно. Некоторые новостные программы стараются поддерживать равновесие в подаче информации о преступлениях. И все же Гильям настаивает, что новости «грузят» нас, навязывая «грубые стереотипы, представляя членов групп расовых меньшинств», формируя общественное мнение и порождая необоснованный страх.

Такой страх, наоборот, может осложнить жизнь наших детей. В 1995 году «опрос недоверчивости» показал, что 47 % участников характеризуют себя как недоверчивых, в то время как в середине 1970-х к этой категории себя причисляли только 40 %. «Люди стали считать социальные контакты более опасными, чем они есть на самом деле», — говорит Линн Гендерсон, клинический психолог, приглашенный на работу в Стэнфорд. Она высказывает опасение, что, предпочитая держать детей дома под строгим контролем, родители тем самым лишают их возможности обрести уверенность в себе и умение ориентироваться в жизненных ситуациях, научиться общаться с соседями, строить цельное общество — а ведь это единственная защита от психопатов.

Чрезмерный страх может повлиять на личность и привести к серьезным изменениям в поведении человека; он может вызывать даже структурные изменения мозга. Это же может произойти и с культурой в целом. Каково будет нашим детям расти в окружении, контролируемом как в социальном, так и в природном планах, среди распланированных систем, в домах, где все регламентируется сообществами в соответствии с заключенными договорами, обнесенными заборами с запертыми воротами, с установленными системами наблюдения? При таком образе жизни ни одна семья не сможет посадить сад! Хотелось бы знать, как выросшие в условиях такого контроля дети будут представлять себе свободу, когда станут взрослыми?

Сейчас родители могут купить своим чадам весело раскрашенный браслет весом меньше ста граммов, так называемый персональный локатор (глобальная система навигации и определения положения GPS), позволяющий определить местонахождение владельца, и запереть его наглухо на запястье ребенка. Если такой водонепроницаемый браслет срезать или снять силой, его непрерывный сигнал трансформируется в сигнал тревоги, который известит операторов срочной помощи. По крайней мере на первый взгляд сопротивление повсеместной слежке за каждым кажется не только бесполезным, но и эгоистичным — мы же все любим наших детей и хотим их защитить. Но эта гарантия свободы, или только ее иллюзия, может оказаться купленной по слишком опасной цене. Представьте себе будущие поколения детей, воспитанные на неизбежности того, что каждый день, каждый миг, в любом месте, где бы они ни находились, за ними неотступно следит электронное око нового мира, в котором забыли, что такое смелость. Такие технологии, может, и сработают на какое-то время, но подспудно они создадут у людей ложное ощущение безопасности и не станут достойной заменой проверенных временем сил, противостоящих преступности: это активная позиция общественности, больше внимательных глаз на улицах и сами дети, которые умеют за себя постоять.

Страх перед незнакомцами — не единственная причина, из-за которой семьи все более ограничивают жизненное пространство своих детей. Дети и взрослые начинают воспринимать природу как своего естественного врага как страшилище, стоящее не на их стороне, ужас перед которым еще менее доступен пониманию.

Неужели наши отношения с внешней средой так изменились или, если точнее, регрессировали? Первые поколения американцев не были излишне оптимистичны, оценивая свои шансы на выживание в этом величии природы. Когда развивающееся человечество вторгалось на территорию медведей и пум, дикие животные и в самом деле иногда нападали на людей, напоминая нам, почему наши предки видели в природе угрозу.

Величайшие наши парки, когда-то служившие нам убежищем от всех городских проблем, стали восприниматься как места весьма подозрительные — по крайней мере так считают средства массовой информации. Несколько лет назад рабочий из мотеля признался ФБР, что он убил троих посетителей Йосемитского парка[62], а потом прямо в парке обезглавил одного студента-биолога. Другие истории последнего времени окончательно подорвали веру американцев в пользу прогулок на свежем воздухе. В Вашингтонском Олимпийском национальном парке в 1998 году было совершено восемьдесят два взлома автомобилей, отмечено сорок семь случаев вандализма, шестьдесят четыре случая злоупотребления алкоголем и наркотиками, одно изнасилование и одно нападение с применением оружия. Смотрители парка теперь имеют при себе полуавтоматическое оружие. В 1998 году на территории Грейт Смоки Маунтинс[63] душевнобольной ландшафтный рабочий, любитель церковного пения, убил выстрелом смотрителя службы национального парка Джо Колодски. В других местах стреляли еще в двоих парковых смотрителей, один из которых, из парка Орегонз Освальд Уэст Стейт, скончался.

Фильмы подливают масла в огонь. Человек-волк 1930-х годов не идет ни в какое сравнение с ужасом, преподносимым бесконечной чередой фильмов о маньяках в летних лагерях или «Ведьмой из Блэр» — фильмом ужасов, действие которого разворачивается в лесу.

Джерри Шад, известный натуралист и автор серии путеводителей «Пешком по полям» (Afoot and Afield), рассказывающий о дальних районах Южной Калифорнии, неустанно работает над тем, чтобы помочь молодым людям наладить связь с миром природы. Вот что он пишет:

«Каждый семестр я приглашаю студентов с моего курса физики из колледжа в городе Меса, штат Аризона, в поход к горной обсерватории. Студенты должны написать краткий отчет о том, что они узнали или что поразило их больше всего. Из года в год остается все меньше и меньше студентов, которые имеют представление о том, что находится в одном часе ходьбы от Сан-Диего. Все меньше остается тех, кто до нашего путешествия видел Млечный путь. Большинство студентов бывают поражены тем, что они видят и узнают, но все-таки многих из них поход откровенно пугает. Многие говорят о том, как выглядят деревья в сумерки, и говорят почти теми же словами, что и в „Ведьме из Блэр“».

В 1970-х годах беспокойство по поводу загрязненного воздуха, экономии энергии и страх перед незнакомцами соединились с новыми технологиями. Новые дома, рабочие места, общественные здания, школы превратились в виртуальные биосферы, изолированные от внешнего мира не открывающимися окнами. В поисках альтернативного безопасного места для детских игр некоторые родители привозят детей в рестораны фастфуда и отпускают их на бесплатную игровую площадку побродить по туннелям-лабиринтам или поиграть с мячами.