Мы превращаемся в вампиров, хотя нас никто не кусал. Другими словами, становимся более эмпатичными. Книги заставляют нас увидеть мир так, как не могут ни погружение в Интернет, ни путешествие по виртуальным мирам, наполненным перестрелкой.[35]
Вернемся в Монреаль, где мы с Бобом Хэером выпили еще по стаканчику виски. Говоря об эмпатии и точке зрения на нее, мы затронули тему рождения «нейроюриспруденции» (neurolaw) — развивающейся дисциплины, рожденной возросшим интересом судебной системы к новейшим открытиям в области неврологии.
Исследование, ставшее важной вехой, было опубликовано в 2002 году. Оно показало, что функциональный полиморфизм гена, участвующего в метаболизме одного из нейромедиаторов, является предиктором психопатического поведения мужчин, с которыми плохо обращались в детстве. Обсуждаемый ген — который СМИ, как уже упоминалось ранее, окрестили «геном воина», — контролирует синтез фермента моноаминоксидазы А (МАО-А), низкий уровень которого ранее связывали с агрессивным поведением у мышей.
Но Авшалом Каспай и Терри Моффитт из Института психиатрии Королевского колледжа в Лондоне пошли дальше и провели новаторское исследование, в ходе которого они оценивали испытуемых в детстве, подростковом периоде и по достижении ими зрелости. Исследователи выявили сходный паттерн. Мальчики, с которыми в детстве обращались жестоко, или о которых не заботились, и у которых была вариация этого гена, отвечающая за низкий уровень МАО-А, по мере взросления могли превратиться в психопатов, склонных к насилию. С другой стороны, те, кто столкнулся с таким же отношением в детстве, но у кого производилось больше фермента, редко сталкивались с подобными проблемами.
Результаты этих исследований просочились в залы суда и помогли полностью переписать фундаментальные правила преступления и наказания. То, будем мы «хорошими» или «плохими», отчасти записано в наших генах, а отчасти определяется окружающей средой.
Но, поскольку мы не выбираем, есть ли у нас вообще свобода выбора?
В 2006 году адвокат Уилли Ричардсон, защищающий Брэдли Уолдрупа, вызвал для дачи свидетельских показаний профессора Уильяма Бернета, судебного психиатра из Университета Вандербильта в Нэшвиле, штат Теннеси.
Адвокату предстояла тяжелая работа.
Уолдрупа обвиняли в совершении одного из самых жестоких и отвратительных преступлений в истории Теннеси. После посещения его трейлера его бывшей женой, четырьмя их детьми и подругой жены Уолдруп, по его словам, «разозлился». Он вытащил свою винтовку, восемь раз выстрелил подруге в спину и раскроил ей голову мачете. Потом, схватив мачете, он отрубил палец жене, несколько раз проткнул ее мачете, нанес ей несколько глубоких порезов, а затем избил до потери сознания лопатой.
Как это ни удивительно, его жена выжила. А ее подруга, к сожалению, нет. Что означало для Уолдрупа, если его признают виновным, смертную казнь.
У Ричардсона на этот счет были другие идеи. «Правда ли, что у обвиняемого есть вариация гена, отвечающая за синтез меньшего количества МАО-А?» — спросил он Бернета.
«Да», — ответил профессор Вернет.
«Правда ли, что обвиняемого жестоко и неоднократно избивали в детстве родители?» — продолжал спрашивать Ричардсон.
«Да», — ответил Вернет.
«Тогда в какой степени человек, стоящий перед вами, полностью отвечает за свои действия? — настаивал Ричардсон. — До какой степени его свобода воли была повреждена его генетической предрасположенностью?»
Это был важнейший вопрос — особенно для Брэдли Уолдрупа, сама жизнь которого висела на волоске.
И на него был дан не менее важный ответ. В достаточной степени, чтобы освободить Уолдрупа от обвинений в убийстве первой степени и предумышленном убийстве. В достаточной степени, чтобы история сделала крутой поворот, а новая наука — поведенческая геномика — спасла человека от смертного приговора.
Субъекта нейроюриспруденции рассмотрели в более широком контексте культурной неврологии — науки о том, как происходит формирование общественных ценностей, традиций и убеждений под влиянием генома, неврологических и психологических процессов. Я ломал голову над вопросом: если общество становится более психопатическим, то будут ли производить гены все больше психопатов? Или же, как полагает Стивен Пинкер, выдвигая свой аргумент о «культуре достоинства», обычаи и нормы будут все глубже укореняться в социуме, до тех пор пока не станут второй натурой людей?
Хэер предполагает, что может происходить и то и другое: что психопаты уже сейчас начинают собираться в кучу. И чем больше их становится, тем более нормативным становится их поведение. Он указывает на зарождение эпигенетики — новой ветви на дереве традиционной генетики, которая занимается исследованием изменений активности генов, которые не связаны со структурными изменениями самого генетического кода, но передаются последующим поколениям. Этими паттернами экспрессии генов управляют маленькие «переключатели», сидящие над геномом. И именно вследствие тайной работы этих переключателей, а не повторного монтажа генов, такие факторы окружающей среды, как диета, уровень стресса и даже питание во время внутриутробного развития плода, могут сказать свое слово. Подобно зловещему биологическому полтергейсту, они могут включать и выключать ваши гены, заставляя ощутить присутствие этого полтергейста в древних залах.
Хэер рассказал мне об исследовании, проведенном в Швеции в 1980-х. В первой половине XIX века в отдаленной северной провинции страны, Оверкаликсе, несколько лет подряд были плохие и непредсказуемые урожаи. Годы голода сменились периодом изобилия.
Сравнив данные педантичных сельскохозяйственных архивов и отчетов Национальной службы здравоохранения, ученые выяснили нечто таинственное и загадочное: эпидемиологический наследственный паттерн заболеваний. У сыновей и даже внуков мужчин, которым повезло и чей период жизни до пубертата (наступления половой зрелости)[36] совпал с голодными годами, была зарегистрирована меньшая вероятность смерти от сердечно-сосудистых заболеваний (инсульта, повышенного артериального давления или проблем с коронарными сосудами). С другой стороны, у сыновей и внуков тех мужчин, период жизни до пубертата которых пришелся на годы изобилия, был отмечен повышенный риск развития заболеваний, связанных с диабетом.
Это было невероятно. При отсутствии какого-либо непосредственного воздействия у последующих поколений сыновей и внуков развивались сердечно-сосудистые и эндокринологические заболевания, обусловленные случайными экологическими ситуациями во времена их предков. Еще до их рождения.
Я не верил своим ушам.
Пытаясь свести все воедино — Пинкера и его культурных арбитров, Бодди и его корпоративных Аттил и все эти эпигенетические штуки, я задал вопрос: «А может ли быть так, что психопаты некогда пошли на риск и кинули утяжеленные кости и теперь все больше людей рискуют вместе с ними?»
Хэер заказал еще виски.
«Не только это, — сказал он. — Но со временем, как вы видите, если за сценой будет действовать рука эпигенетики, эти кости будут становиться все тяжелее. Нет никаких сомнений в том, что наличие элементов психопатической личности облегчает человеку путь наверх. И конечно, придет время, когда психопаты будут заказывать музыку, а всем остальным придется танцевать под нее. Посмотрите, что произошло на Уолл-стрит. Все это идет сверху. Но, раз уж сложилась такая ситуация, она помогает тем, кто лучше приспособлен к подобной среде, начать свой путь от младших управленцев на самый верх.
В 1960-х годах был такой писатель, Алан Харрингтон. Он полагал, что психопаты — это следующий этап эволюции; следующий козырь, который естественный отбор припрятал на то время, когда общество становится все более быстрым и свободным. Может быть, он прав. Сейчас это нельзя сказать наверняка. Но в это время в генетических лабораториях естественного отбора явно ведутся интересные работы.
Я рассказывал вам о статье, в которой говорится, что люди с высоким уровнем тестостерона и длинными аллелями генов переносчиков серотонина демонстрируют сниженную реакцию миндалины, когда сталкиваются с угрозой доминированию в сообществе?
Вот вам и ген потенциального психопата. Вы имеете повышенную агрессию и пониженное чувство страха в одном флаконе…»
Я взглянул на часы. Было девять вечера, и бар стал наполняться. В качестве музыкального фона звучали «Глаза Гэри Гилмора» в исполнении «The Adverts» — песенка из недавнего прошлого в стиле постпанка, в которой певец размышляет о том, каково это — смотреть глазами Гэри Гилмора. Это интересный вопрос, на который кое-кто знает ответ. Гилмор распорядился, чтобы после его казни его глаза были использованы для трансплантации. Через несколько часов после его смерти в соответствии с его волей двум людям была пересажена роговица Гилмора.
