К сожалению, утрата надежды и все возрастающая ожесточенность – не единственные беды, выпавшие на долю западной цивилизации с 1914 года. Еще одна причина ухудшения состояния западной цивилизации связана как раз с ее величайшими достижениями. Промышленная революция довела материальное производство до такой степени совершенства, что обеспечила огромному большинству народов Запада жизненный стандарт, который столетие назад показался бы большинству наблюдателей совершенно немыслимым. Однако на смену удовлетворению подлинных и вполне оправданных потребностей пришло создание и удовлетворение могущественного влечения по имени «вещизм». Подобно тому как людей угнетенных или подавленных зачастую охватывает непреодолимое желание в одних случаях покупать вещи, в других случаях – есть, так и современный человек испытывает подлинный голод на обладание и использование новых вещей – голод, рационализируемый как желание лучшей жизни. Человек заявляет, что приобретаемые им вещи хоть напрямую и не обогащают жизнь, зато помогают экономить время. Но что делать с сэкономленным временем, он не знает и тратит часть своих доходов на то, чтобы убить время, экономией которого он так гордится.
Наиболее четко это явление представлено в богатейшей стране мира – Соединенных Штатах Америки. Впрочем, совершенно ясно и то, что во всех прочих странах наблюдается та же самая тенденция. Максимальное производство и максимальное потребление повсеместно превратились в самоцель. Показатели потребления рассматриваются в качестве критерия прогресса. Это столь же верно для капиталистических стран, как и для Советского Союза. В самом деле, соревнование двух систем, похоже, крутится вокруг вопроса о том, какая из них сможет обеспечить более высокий уровень потребления, а вовсе не создать лучшую жизнь. В результате человек в промышленно развитых странах все больше и больше превращается в алчного пассивного потребителя. Не вещи существуют для того, чтобы служить совершенствованию человека, а человек обслуживает вещи как в качестве производителя, так и в качестве потребителя.
Индустриальная система оказала крайне нежелательное действие еще в одном направлении. Способ производства заметно изменился с начала этого века. Как производство, так и распределение организованы в крупные корпорации, нанимающие сотни тысяч рабочих, служащих, инженеров, продавцов и пр. Ими управляет иерархически организованная бюрократия, и каждый человек превращается в маленький – или большой – винтик этой машины. Он живет с иллюзорным представлением о себе, как об индивидуальности, тогда как он превратился в вещь. В результате мы наблюдаем все большую нехватку предприимчивости, индивидуализма, желания принимать решения и рисковать. Цель – надежность, для чего надо быть частью большой мощной машины, находиться под ее защитой и чувствовать себя сильным в симбиотической связи с ней. Исследования и наблюдения более молодого поколения дают ту же картину: стремление искать надежную работу, озабоченность не столько получением высокого дохода, сколько удовлетворительным обеспечением в случае отставки; тенденция рано жениться, чтобы быстро переместиться из надежной гавани родительской семьи в прибежище супружеской жизни; стереотипное мышление, конформизм и подчинение анонимной власти общественного мнения и общепринятых образцов изъявления чувств.
Начав с борьбы против авторитета церкви, государства и семьи, характерной для последних столетий, мы описали полный круг и пришли к новому подчинению, на сей раз к подчинению не автократичным личностям, а организации. «Человек организации» не сознает, что чему-то подчиняется; он думает, что просто сообразуется с чем-то разумным и практичным. Действительно, непокорность практически исчезла в обществе «человека организации», что бы ни утверждалось идеологически. Надо помнить, однако, что способность к неповиновению – не меньшая добродетель, чем способность к повиновению. Как тут не вспомнить о том, что, согласно древнееврейским и греческим мифам, человеческая история началась с акта неповиновения. Живя в саду Эдема, Адам и Ева были еще частью природы, подобно плоду в утробе матери. Только когда они осмелились не подчиниться предписанию свыше, у них открылись глаза; они познали друг друга как посторонние, а внешний мир – как чуждый и враждебный. Акт неповиновения разорвал первичную связь с природой и сделал их индивидуальностями. Неповиновение явилось первым актом свободы и началом человеческой истории. Прометей, похитивший божественный огонь, – еще одни непокорный оппозиционер. «Лучше уж быть прикованным к скале, чем покорно прислуживать богам», – заявил он. Его акт похищения огня – это дар людям и вклад в основу цивилизации. Как и Адам с Евой, он был наказан за свое неповиновение, зато он, как и они, обеспечил возможность человеческого развития. Человек продолжал развиваться благодаря актам неповиновения, причем не только в том смысле, что его духовное развитие оказалось возможным, поскольку всегда находились люди, осмеливавшиеся сказать «нет» сильным мира сего во имя совести или веры. Но и его интеллектуальное развитие зависело от способности проявить непокорность, причем непокорность как по отношению к властям, пытавшимся обуздать новые мысли, так и по отношению к авторитету давно устоявшихся мнений, объявлявших любое изменение вздором.
Если способность к неповиновению положила начало человеческой истории, то покорность, возможно, станет причиной ее конца. Я выражаюсь отнюдь не символически или поэтически. Существует реальная возможность того, что в ближайшие 10–15 лет род человеческий уничтожит самого себя вместе со всем живым на земле. И в этом нет ни разума, ни смысла. Впрочем, факт тот, что, хотя в техническом отношении мы живем в атомном веке, в эмоциональном отношении большинство людей, включая тех, кто у власти, продолжают жить в каменном веке. Если человечество совершит самоубийство, это произойдет потому, что люди подчинятся тем, кто прикажет им нажать на смертоносную кнопку; потому, что они поддадутся архаическим страстям страха, ненависти и алчности; потому, что они подчинятся устаревшим клише государственного суверенитета и национальной гордости. Советские лидеры много рассуждают о революции; мы же в «свободном мире» много рассуждаем о свободе. Они – в Советском Союзе – отбивают у людей охоту к неповиновению явно, с помощью силы; мы же в «свободном мире» делаем то же самое скрытно, применяя более тонкие методы убеждения. Разница, конечно, есть, и она станет особенно очевидной, если принять во внимание, что данную хвалу неповиновению в Советском Союзе едва ли опубликуют, тогда как в Соединенных Штатах вполне могут опубликовать. Тем не менее я считаю, что нам грозит большая опасность полностью превратиться в «людей организации», что в конечном счете означает политический тоталитаризм, если только мы не восстановим способность не повиноваться и если не научимся сомневаться.
Есть еще один аспект современной ситуации, о котором я вскользь упомянул в начале этой книги, но который теперь следует изложить более развернуто. Это проблема возрождения гуманизма.
Рассуждая социологически, нетрудно заметить, что эволюция рода человеческого прошла путь от мелких образований типа клана и племени через города-государства, национальные государства к мировым государствам и мировым культурам вроде эллинистической, римской, исламской и современной западной цивилизации. Впрочем, в том, что касается человеческих переживаний, различие между ними не столь фундаментально, как может показаться. Член первобытного племени резко разграничивает членов своей группы и посторонних. Существуют моральные законы, которыми руководствуются члены данной группы, причем без таких законов группа не могла бы существовать. Но эти законы не применимы к «чужаку». По мере разрастания групп все больше людей перестают быть «чужаками» и становятся «соседями». Правда, несмотря на количественные изменения, качественное различие между соседом и чужаком сохраняется. Чужак – не человек, он варвар, его даже нельзя толком понять.
Задолго до того, как род человеческий оказался на пороге становления Единого Мира, наиболее передовые мыслители предвидели новую человеческую ипостась – Единого Человека. Будда размышлял о человеке как таковом, имея в виду, что люди одинаково устроены, что они озабочены одними и теми же вопросами и ответами безотносительно к культурной и расовой принадлежности. Ветхий Завет представлял человека как единого, поскольку тот уподоблен Единому Богу. Пророки предвидели день, когда народы «и перекуют мечи свои на орала, и копья свои на серпы»; когда «не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать» (Исаия 2; 4). Они прозревали тот день, когда не будет больше «привилегированных» народов. «В тот день из Египта в Ассирию будет большая дорога, и будет проходить Ассур в Египет, и Египтяне в Ассирию… В тот день Израиль будет третьим с Египтом и Ассириею; благословение будет посреди земли, которую благословит Господь Саваоф, говоря: благословен народ Мой – Египтяне, и дело рук Моих – Ассирияне, и наследие Мое – Израиль». (Исаия 19; 23–25).
