Что же Фрейд рассматривает в качестве главной перспективы? Это точка зрения одного человека. Хотя он, до некоторой степени двусмысленно, рассматривает такое испытание как лишь один из "осложняющих мотивов", он говорит, что находится в оппозиции Альфреду Адлеру, который, согласно утверждению Фрейда, принимает эти "надстройки... за сущность всего процесса" (163; курсив мой).
Опасность ограничиться формулировками одного человека заключается в том, что они могут быть поняты как означающие автоматическое повторение. Отсюда легко можно постулировать мистическую овеществленную силу, названную "навязчивым повторением". Что повторяет пациент(ка)? Инстинктивные желания? Такой ответ мог быть истолкован как исключительно в перспективе одного человека. Возможно, две этих перспективы могут сочетаться без занятия позиции по спорному вопросу природы инстинктивного влечения, если мы скажем, что пациент(ка) повторяет паттерны межличностных взаимоотношений, которым он научился, потому что в природе человеческой психики поступать подобным образом.
Я могу отметить, что как Фрейд, так и Вейсс со своими коллегами, проглядели здесь возможность того, что хотя пациент(ка) может получить частичное облегчение, обнаружив неуязвимость аналитика, он также может быть смущен и испуган этим фактом, противоречащим его фиксированной точке зрения относительно того, каковы люди. Короче говоря, пациент(ка) скорее находится в состоянии конфликта, чем имеет единый план, как, по-видимому, считает Вейсс со своими сотрудниками. Я также отмечаю, что их концепция взаимоотношений врача и пациентки в терминах плана пациентки — лишь ограниченный аспект перспективы двух людей. В качестве добавочного свидетельства я привожу их мнение, что аналитику следует быть "нейтральным" и он может это, тогда как то, что я имею в виду под перспективой двух людей, заключается в том, что аналитик неизбежно является соучастником в аналитической ситуации. Как определять нейтральность — еще один сложный вопрос, в который я не буду здесь вдаваться.
Главный вопрос, на рассмотрении которого я сосредоточил внимание в данной главе — это дихотомия одного человека/двух людей, но замечательное эссе Фрейда вводит, хотя и лишь мимоходом, намного больше решающих моментов по поводу аналитической техники. Например, я имею в виду акцентирование на центральном положении правды в психоанализе и замечания о контрпереносе. Фрейд рассматривает аналитика как человека, которому приходится сражаться не только против внешнего мира и своей пациентки, но также "с самим собой против сил, старающихся свести его с аналитического уровня" (170) — опять вывод о том, что открытая сексуальность находится на более низком уровне. Фрейд также дает нам важный намек на то, что он подразумевает под свободой: "то увеличение душевной свободы, которой сознательная душевная деятельность — в систематическом смысле — [он уже мыслит на языке структурной теории] отличается от бессознательной" (170).
Как он будет повторять в написанном в последний период жизни "Конечном и бесконечном анализе" (1937), аналитик "знает, что работает с самым взрывчатым материалом" (170). Фрейд пишет об "опасности этой терапевтической методики" (170). Почему же тогда, по крайней мере, некоторые из нас столь наслаждаются этой невозможной профессией — или является ли это одной из причин этого, по крайней мере для некоторых из нас?
Я также намекал на взаимосвязь между сексом и любовью. Я рассматривал возможность озаглавить данное эссе: "Что лее это за вещь, называемая любовью?", которую я буду определять для зарубежных или более молодых читателей как заглавие популярной песни Коула Портера. Написано ли эссе Фрейда по поводу секса или любви? Слово любовь встречается в тексте намного чаще слова секс. С одной стороны, имеют место уже отмеченные мной указания на точку зрения Фрейда, что любовь — дериват секса. Я также ссылался на то, что, по его словам, является "существенно важным относительно влюбленности"; "она в высокой степени не принимает во внимание реальности... менее умна, меньше задумывается над последствиями, ослепленнее в оценке любимого человека" (168-169).
Но есть намеки на иную точку зрения относительно любви в аргументах, которые, по его мнению, могут быть использованы для уменьшения любви в переносе: "Действительная влюбленность сделала бы пациентку уступчивой, повысила бы ее готовность разрешить проблемы ее случая только потому, что этого требует любимый человек" (167). Поэтому подлинная любовь включает в себя принятие во внимание желаний любимого человека. Это выглядит как шаг вперед к более зрелому представлению о любви. Но не можем ли мы продвинуться еще дальше? Должна ли любовь включать в себя уступчивость? Фрейд действительно был андроцентрическим в одной из своих многих граней. Где же лежит не вызывающий возражений негативный перенос? Как быть относительно взаимности? Даже в асимметрической аналитической ситуации? Не приходится ли нам проводить более резкое отличие между душевным в противовес физическому удовлетворению? Неужели же всему миру известна широкая пропасть между сексом и любовью за исключением "немногих чудаков-фанатиков" психоаналитиков? Конечно, Фрейд знал о таком отличии. Почему же в таком случае "психосексуальность"?
Фрейд называл любовь пациентки "мнимой". Таким образом, он почти что говорил о том, что в эротическом переносе секс маскируется под любовь. Взгляд Фрейда на роль сексуальности в человеческой психике возник в рамках психологии одного человека: "Факт возникновения переноса в его грубо сексуальной форме, любящего или враждебного, в каждом лечении невроза, хотя это не желается и не вызывается ни врачом, ни пациенткой, всегда казался мне наиболее неопровержимым доказательством того, что движущая сила невроза лежит в сексуальной жизни... Что касается меня, данный аргумент оставался для меня, решающим, помимо и сверх более специфических находок аналитической работы" (1914; курсив мой). С другой стороны, на этих страницах много говорится о "любви". Данная работа называется "Заметки о любви в переносе", а не о "сексуальности в переносе". И опять, две эти точки зрения на любовь могут рассматриваться как иллюстрирующие отличия между одним человеком и двумя людьми, и смешение перспектив одного человека/двух людей.
В заключение я подчеркиваю, что любовь в переносе, согласно точке зрения Фрейда, лишь "резко ограниченный" аспект того, что, по его словам, ставит наиболее серьезные проблемы в аналитической технике: "овладения переносом" (159), к которому, я полагаю, мы правомочны добавить, и контрпереносом. То что Фрейд воспринимает любовь в переносе лишь как ограниченный аспект переноса, вновь указывает, как и в его процитированном выше замечании, что индивидуальная психология одновременно является социальной психологией, что его перспектива двух людей применима намного более широко, чем в специфическом вопросе этой работы. Анализ в действительности охватывает как перспективу одного лица, так и перспективу двух людей. Брейер, протоаналитик, убежал[46] как раз от эротизированного переносу. Фрейд не убежал:
"В один прекрасный день опыт помог мне прояснить то, что я давно предполагал. Однажды я освободил от страданий одну из самых податливых моих пациенток, с которой в<о время гипноза можно было выделывать удивительные фокусы... Пробудившись, она обвила руками мою шею... И я решил, что теперь понимаю природу мистической стихии, которая таилась за гипнозом. Чтобы исключить ее или, по крайней мере, изолировать, я должен был отказаться от гипноза" (19)25, 27; курсив мой).
Фрейд не убежал, но отказался от гипноза, и ошибочно полагал, в одной из тем своей работы, что таким образом исключил себя как соучастника в аналитической ситуации. Он полагал, что "изолировал" мистический элемент в отношении пациентки. Я говорю "в одной из тем своей работы", потому что, хотя он Подразумевает в своем описании данного опыта, что все это было делом рук пациентки, пренебрегая, таким образом, тем, что делает гипнотизер, в других темах его работы, как было описано мной здесь, он имплицитно признает перспективу двух людей.
Различия между тем, как реагировал Фрейд и как, якобы, реагировал Брейер, ярко высвечивают перспективу двух людей. Так что теперь мы обладаем драгоценным даром Фрейда человечеству. Слово "человечество" означает человеческую расу, но оно также включает в себя многообразие отношений между полами. Эссе Фрейда о любви в переносе было написано в 1915 году. В нем принимается как должное, что аналитик — мужчина, а анализант — женщина. В наше время мы не столь легко воспринимаем это как должное. Так что, еще раз, я могу подчеркнуть тему этой статьи. Мы должны воспринимать перспективу двух людей, а также перспективу одного человека, как неразрывные и всегда присутствующие в психоаналитической ситуации.
