тоже открыла глаза и запищала:
— И-и-и-и-и! — что, видимо, означало наивысшую степень счастья.
Когда бричка, сопровождаемая группой всадников дружины, въехала во двор — на широком крыльце дворца их уже ждали: Пантелеймон — озадаченно сдержанный и Банифаций — тревожно предвкушающий встречу с дочерью.
Агнесса выпорхнула из брички раньше, чем та успела остановиться. Она подлетела к отцу и повисла у него на шее, болтая ногами.
— Папенька-а-а!
— Доченька моя любимая, солнышко моё ненаглядное! — стесняясь самого себя, причитал Банифаций, — как ты? Дай я на тебя взгляну! С тобой всё в порядке?!
— Да, батюшка! Всё хорошо!
— Ну и слава Создателю!
Банифаций поцеловал Агнессу в темечко, обнял и тут взгляд его упал на Федота, спрыгнувшего с облучка брички.
Банифаций легонько отстранил дочь и подошёл к нему.
Федот напрягся и застыл на месте.
— Ну… Как там тебя?!..
— Это Федот! — услышал Банифаций за спиной голос Пантелеймона, — сын мой старшой.
Банифаций оглянулся на Пантелеймона и снова повернулся к Федоту.
— Ну, Федот, спасибо тебе моё царское за спасение дочери моей Агнессы! Надеюсь, этот злодей Тамас повержен?
Федот, посмотрел на немного заносчивое, но всё равно сладко улыбающееся лицо Банифация и покраснел.
Банифаций протянул ему руку.
— Батюшка-а-а!!! — воскликнула вдруг Агнесса, — батюшка, погоди! Какое спасение?! Какое спасибо?! Это не он меня спас! Не он!
Она засмеялась, и в воцарившейся тишине её смех был похож на звон маленьких серебряных колокольцев.
Банифаций оглянулся на принцессу.
— Не он? Так кто же?
Агнесса сбежала с крыльца и снова метнулась в бричку, где Иван всё ещё сидел, развалившись, закинув руки за голову, и смотрел на всё это с обычным, присущим ему умиротворением.
— Вот кто меня выручил из беды, отец! Меня и матушку Пелагею!
Банифаций, поначалу принявший Ивана за кого-то из слуг, всмотрелся, и лицо его неожиданно приняло совсем другое выражение.
— Ивашка! Ядрёна вошь! Ты?!
— Я, Ваше величество.
— Слезай с телеги!
— Мож вы ко мне?!
Банифаций, впервые за долгое время, засмеялся открытым добрым смехом.
— О-о-о-от, узнаю балясника!.. Иди сюда, охальник, дай я тебя облобызаю!
Он почти за уши вытащил Ивана из брички и, сдавив ручищами, приподнял над землёй. Потом троекратно поцеловал и проговорил на ухо сдавленным голосом:
— Вот за кого бы дочь отдал, не задумываясь, был бы ты принцем!..
— А это мой младшенький — Ивашка! — послышался издали голос Пантелеймона.
Только та любовь справедлива, которая стремится к прекрасному, не причиняя обид.
Демокрит
Не понятно, кто больше оказался в шоке от брошенной фразы Пантелеймона — царь Банифаций или принцесса Агнесса. Да и реагировали они по-разному.
Банифаций раскрыл рот и уставился на Пантелеймона, пытаясь разглядеть в его лице хоть какое-то подобие хохмы. Но Панетелеймон был как никогда серьёзен, и лицо его выражало гордость и одновременно какую-то виноватость, дескать — ну, вот так-то вот, что есть, то есть!
Агнесса всё ещё стоящая рядом, вспыхнула, закрыла ладошкой ротик и в ужасе отпрянула, будто услышала что-то страшное. Она перевела взгляд с Пантелеймона на Ивашку, потом обратно, словно ожидая подтверждения услышанного. А затем неожиданно тяжело задышала, топнула ножкой и, подобрав полы платья, бросилась прочь. Иван дёрнулся в попытке броситься за ней, но Банифаций накрепко схватил его за рукав.
— Стоять!
Иван двумя пальцами аккуратно убрал руку царя в сторону, но остался на месте.
— Шпиён! — проговорил Банифаций, прищурившись, — дурачка из себя строил! И конюх, и кучер… Ну, на все руки мастер! А я ж чувствовал, что ты благородных кровей! — он обернулся к Пантелеймону, — а ты, старый плут, с какой целью мне его подослал, а?!
— Женихов чужих отшивать, — честно ответил Пантелеймон.
— Вона чё!
— Ага.
— А сам яблоки там свои молодильные лопал, к визиту готовился. Стратег.
Банифаций тяжело вздохнул и присел на пыльную подножку брички, опустив голову и скрестив пальцы.
— Ты там шибко не переживай, Банифаций, — сказал Пантелеймон, — не претендую я боле на руку дочери твоей. Можешь отдавать за кого хошь.
— Дык я ужо понял, — ответил Банифаций, не поднимая головы.
— Но гостем моим всё равно будь, мож и в знак примирения, в общем, понимай как хошь.
Федот, стоял неподалёку и рассматривал носки своих сафьяновых сапог. Его немного озадачила фраза батюшки по поводу принцессы Агнессы. «И всё коту под хвост! — рассерженно подумал он, — сколько всего пережито, сколько страданий и что в результате?! То хочу жаниться, то не хочу жаниться!!! Э-э-эх, батюшка-батюшка…»
— Старой развалиной был — позарился на принцессу, а щас гоголем ходишь — знамо дело перебирать начал! — продолжил Банифаций с ухмылкой, — никак получше вариант присмотрел?!
— Присмотре-е-ел, — честно признался Пантелеймон, — да токма энто не твоего ума дело! Пошли ужо во дворец, трапезничать пора.
Банифаций хлопнул ладонями по своим коленям и встал. Оглянулся на Ивана, посмотрел оценивающе и сказал:
— Ну, чего стоишь? Иди уже, догоняй свою кралю!
Мурашки размером с кулак побежали по спине Ивана. Он разлыбился до боли в щеках и сиганул в сторону сбежавшей принцессы.
Федот вяло потоптался на месте, делая вид, что уступает старшим дорогу к дверям, но когда Пантелеймон и Банифаций вошли внутрь, он резво развернулся, схватил за гриву первого попавшегося коня, вскочил в седло и, яростно дёргая уздечку, перешёл с места в галоп.
Он нёсся по узким извилистым улочкам, мимо глиняных мазанок бедняков, мимо каменных домов нуворишей и знати, мимо арыков, сухих стволов акаций и равнодушных верблюдов. Федот чувствовал в себе огромный прилив сил, энергии, безумной радости, будто его связь с Мединой была уже чем-то прочным, укоренившимся, и будто сейчас он просто мчался к ней из далёкого далёка после долгой разлуки…
— Открывай, босота! — по-хозяйски крикнул он стражникам, подъехав к воротам дворца Медины.
Те, признав в нём знакомое лицо, отворили и дружелюбно заулыбались.
Федот соскочил с коня и рысцой заскочил в покои Султанши, ещё издали крича:
— Медина-а-а! Медина, ты где?!..
Медину он обнаружил в маленьком внутреннем дворике. Она сидела на мраморном парапете небольшого фонтана и, блаженно улыбаясь, бросала юрким золотым рыбкам крошки лаваша. Увидев Федота, Медина радостно помахала ему тонкой смуглой кистью руки с длинными пальцами и воскликнула:
— Рада видеть тебя, друг мой! Надеюсь всё хорошо?! Ты выглядишь уставшим.
Федот отдышался, откашлялся и, в волнении трогая себя то за ухо, то за нос, проговорил:
— О, прекрасная Медина!.. С тех самых пор, как я увидел тебя, моё сердце стало биться чаще! Твоя неземная красота и обаяние не даёт мне покоя! Я полюбил тебя с первого дня нашей встречи