видела глубину их боли. Думаю, никогда не забуду фразу Фила: «Тишина оглушает». Меня тронули рассуждения этого мужчины, способного так легко выражать свою печаль. Я знала, что его способность терпеть боль в конечном итоге поможет ему вернуться к жизни. Насколько я поняла, Фил и Аннетт в детстве были окружены родительской любовью. Хотя в жизни обоих были сложные события, например развод родителей, это не создало психологических проблем. Сила уверенной и предсказуемой любви, которую они получили в детстве, сформировала прочную основу и помогала выдерживать обжигающую боль утраты.
На каждом сеансе мы говорили о Генри и Беатрис, которые работали над своей травмой со школьным психологом. Иногда они дразнили друг друга и были счастливы, иногда их охватывала печаль. Беатрис заходила в комнату Эмбер, садилась на ее постель, нюхала ее одежду и отчаянно рыдала: «Я хочу увидеть Эмбер». Она очень скучала по сестре, с которой любила играть. Беатрис брала с собой в постель плюшевых медвежат Эмбер и крепко зажмуривалась, чтобы мысленно увидеть ее. Порой она прижимала голову к груди, словно Эмбер жила в ее сердце, и рассказывала ей последние новости. Она записывала воспоминания на клочках бумаги и разбрасывала по дому свои рисунки. Иногда Беатрис писала «Привет» в книге памяти, оставшейся после похорон Эмбер и теперь стоявшей в их гостиной. Перед сном Генри заворачивал в одеяло погибшей сестры своего плюшевого медведя и разговаривал с ним.
Приближалось лето, и нам предстояло решить вопрос, стоит ли разрешать детям купаться. Фил поднял тему во время семейного чаепития. Не желая делать из этого драму, он спокойно спросил у детей, хотят ли они ходить в бассейн. Беатрис и Генри проявляли огромную самоуверенность. Они сказали, что не боятся воды. Но Фил и Аннетт относились к этому иначе. Теперь они знали, что их дети могли умереть, и не были уверены, что смогут уберечь их. Лишь со временем они восстановили чувство защищенности и обрели уверенность.
Фил и Аннетт начали видеться с близкими друзьями – теми, с кем им было комфортно. Поначалу им было страшно встречаться с людьми, но постепенно они освоились. Выход за пределы безопасного дома означал, что иногда им приходилось решать незначительные проблемы, например с парковкой, и самое главное – дела, связанные с другими людьми. Фил и Аннетт не знали, как общаться с теми, кто был не в курсе о смерти Эмбер и весело спрашивали: «Как дела?» На одном из сеансов Аннетт рассказала: «Я пошла в супермаркет и встретилась со знакомой, с которой мы редко общалась. Она начала задавать эти вопросы. Я знала, что ей не хотелось слышать правдивый ответ. Она хотела увидеть улыбку и услышать: “Все хорошо”. Я понимала, что вот-вот сорвусь на нее, но ничего не могла с этим поделать. В итоге так и произошло. Она очень расстроилась».
Худший вопрос от незнакомца звучал так: «Сколько у вас детей?» Люди явно не ждут, что им скажут: «У нас было трое детей, но один умер». Фил и Аннетт пришлось искать «наименее худший» вариант. Должны ли они отрицать существование Эмбер и говорить, что у них двое детей? Будет ли обманом говорить, что у них трое детей, но не говорить о том, что один из них умер? Смогут ли они справиться с неловкостью собеседника, если скажут о смерти Эмбер? Последствия могут быть очень серьезными. Мне рассказывали, как сложно успокаивать собеседника и отвечать, что все в порядке, если ты пережил смерть ребенка. В итоге мы решили, что Фил и Аннетт не должны устанавливать строгие правила. Их ответ будет зависеть от настроения, места общения и собеседника.
На одном сеансе Аннетт сказала: «Я нашла фотографии Эмбер, которые Фил сделал после ее смерти. Он положил их в особое место, и я решила достать их. Теперь Эмбер показалась мне более мертвой, чем тогда. Она выглядела очень мертвой, как бы странно это ни звучало… Мне было так тяжело и грустно. Сегодня я проснулась в пять утра и больше не смогла заснуть. Я представила, как Эмбер крадется по коридору, вбегает в комнату, запрыгивает на нашу постель… Я так по ней скучаю… На этой неделе я надела старую куртку и нашла в ней деталь конструктора. Я помню, как Эмбер дала ее мне…» Мы обе понимали, что та деталь конструктора словно удерживала ее в прошлом, как будто это она пряталась у себя в кармане…
В конце сеанса я спросила у Фила и Аннетт, что они получили от меня. Они сказали, что я была единственным человеком, который не хотел защитить их от негативных чувств и с которым они могли снова и снова искать ответы на одни и те ж вопросы. Я была с ними с самого начала, и это сыграло большую роль. Я наблюдала за тем, как они менялись до того момента, когда они смогли снова поверить в себя.
На первый взгляд казалось, что Генри, их сын, вынужденно смирился со смертью Эмбер. Он говорил: «Я ничего не исправлю». Он радовался общению с одноклассниками и хорошо учился. Но это не отражало всей картины. Эмбер по-прежнему была с ним, и Генри был очень предан ей. Однажды кто-то из взрослых сказал ему: «В твоей семье двое детей». Генри пришел в ярость и сквозь слезы крикнул: «Нет, нас трое!» Когда он с родителями и сестрой обсуждали, что делать на день рождения Эмбер, он придумал больше всех идей. Генри предложил испечь торт, украсить его свечками, выпустить в небо воздушный шарик с запиской. Мне казался ужасной несправедливостью тот факт, что обоим детям пришлось в столь юном возрасте столкнуться с вопросами о смерти, на которые не было ответов. Тем не менее они интуитивно оказывали себе правильную помощь.
Однажды Фил был в гостях у крестного Эмбер и впервые увидел ее фотографию: девочка сидела на стуле в саду. Стул все еще был, но Эмбер не было. Фил не мог перестать искать ее. Он не знал, во что верить. Он отказывался думать, что после смерти ничего нет, но не чувствовал ни Эмбер, ни прочной связи с ней. Люди говорили ему: «Она всегда будет жить в твоих воспоминаниях», на что Фил возражал: «Это кажется мне фальшивым и бездушным. Ты осознаешь, как мало у тебя воспоминаний и как они ограничены. Фотографии не отражают всей глубины. К тому же я все еще помню, как произошел несчастный случай. Мне приходится отделять печальные воспоминания от позитивных, но это не всегда получается. Я часто думаю об Эмбер, но в конце концов в моей
