временно испытывают к нему.
Желание любым путем и любой ценой изменить сложившуюся негативную тенденцию в своей жизни (в том числе, и с помощью психотерапевта) пациент дополняет стремлением доказать врачу свою гигантскую значимость, свое глобальное и всестороннее совершенство, свою уникальность и неповторимость даже в обыденном и банальном, низменном и примитивном, порочном и патологическом, элементарном и заведомо отрицательном. И в этом стремлении пациент нередко достигает такой настойчивости и целеустремленности, собранности и организованности, такого мощного энергетического потенциала и степени одержимости, что их с лихвой хватило бы на решение задач и проблем в десятки раз более трудных, чем его нынешние…
Большинство пациентов совершенно не подозревает, что профессиональный психотерапевт уже в первые 5 минут беседы с пациентом получает, на основе своих впечатлений, такой большой объем информации об его индивидуальных особенностях ума и души, характера и психики, стиле мышления и образе жизни, что последнему потребовалось бы 20–30 часов времени, чтобы рассказать хотя бы кое-что из этого. Психотерапевт к этому моменту не только видит, но и понимает многие даже второстепенные свойства и качества личности пациента, не говоря уже об основных и главных.
Врач-психотерапевт порой выполняет функцию, подобную функции хирурга при больном с аппендицитом. Ему искренне жаль пациента, он всей душой сочувствует ему и поэтому стремится максимально быстро и эффективно облегчить его муки и страдания. Но если хирург будет ходить вокруг больного и только причитать о том, как ему жаль беднягу, то больной, спустя очень короткое время умрет. И тогда окажется, что жалость хирурга была ложной, а сочувствие лишь чисто внешним. Настоящий хирург руководствуется не страхом причинить больному некоторую дополнительную кратковременную боль — сделать операцию, а реальным будущим состоянием и благополучием последнего. И тогда он делает немного больно и неприятно, но, тем самым, спасает жизнь больному, делая, таким образом, его в будущем здоровым. И было бы совершенно не логично при этом обвинять хирурга в равнодушии и жестокости.
И ни в коем случае нельзя останавливать операцию на ее середине лишь на том основании, что больному что-то несколько неприятно или дискомфортно. Или, что она длится, по мнению больного, слишком долго, поэтому он устал, ему все надоело и т. д. и т. п. Минутный каприз может иногда уничтожить редкий шанс на спасение и выздоровление, в чем опять же будут обвинять врача. Операцию, конечно, можно прервать. Но тогда ожидать положительного результата от уже затраченных усилий, как со стороны врача, так и со стороны больного, не придется. Ибо, его вероятность, скорее всего, будет равна нулю.
Если же проводить и дальше логическую параллель между психотерапией и хирургией, то процесс освобождения пациента от страхов и навязчивых сомнений, предрассудков и заблуждений, искаженных взглядов и представлений, принципов и убеждений, привычек и стереотипов, некоторых отрицательных черт характера буден подобен борьбе онколога с опухолью. После удаления одной, если не проводится должное сопутствующее лечение, вырастает другая (зачатки которой уже были в больном, но до поры до времени "дремали"). После удаления второй вырастает третья. Так темные силы все в большей и в большей степени мобилизуют свои резервы для борьбы с психотерапевтом и его лечением.
Если медведя или какого-либо другого большого хищного зверя ранить в лапу, то в результате он не испугается и не убежит, а с повышенной злостью и агрессией набросится на своего обидчика. И даже целая серия полусмертельных ран не всегда и не сразу останавливает разъяренного хищника. Только очень меткий и опытный стрелок может с первого выстрела поразить его прямо в сердце и таким образом убить. Если же этот процесс растягивать слишком долго, то результат его будет печальным. Так происходит и в борьбе с темными силами человеческой психики, которые несоизмеримо опаснее любого медведя.
Серия удалений опухолей может возникнуть только на первом этапе лечения (состояние уже было запущенным!). В дальнейшем, при установлении надлежащей продуктивности контакта с пациентом, психотерапевт переключает силы сознания пациента в свои союзники. И тогда болезни и психологические проблемы начинают постепенно отступать все дальше и дальше, освобождая пациента от своего мучительного и изнурительного гнета, от порождаемого ими душевного дискомфорта.
Если пациент не верит, что психотерапевт, как и хирург, желает ему только добра, то успех самого эффективного и самого замечательного лечения будет маловероятен. С обыденной житейской точки зрения многие слова и действия психотерапевта могут представляться бессмысленными, неприятными, вредными, излишними, эгоистическими, навязчивыми, странными, своеобразными, непонятными и любыми другими. Но психотерапия — это слишком специфическая область медицины для того, чтобы в ней хотя бы что-то понимали даже врачи-профессионалы высочайшего класса других специальностей. Обо всех других, в данном случае, было бы речь вести вообще нелогично, да и несправедливо по отношению к ним.
Не говоря уже о том, что каждый психотерапевт работает по методикам, представляющим или творческие модификации других методик, разработанных авторитетами и корифеями психотерапии. Или по своим собственным, в лучшем случае, имеющим отдельные фрагменты чужих, а порой и не имеющим никаких аналогов. Это как стиль шахматного гроссмейстера, который основан на принципах шахматной науки, но совершенно индивидуален и неповторим. Оценка конкретного стиля идет по итоговым результатам, в первую очередь, а не по специфике отдельных ходов шахматной партии. Так и для психотерапевта важна не похожесть на других, а эффективность его лечения для больных.
Психотерапевт-профессионал (как впрочем, и врач любой специальности) отличается от обычного врача тем, что для него важно не столько видеть благодарность больного (хотя, безусловно, это тоже приятно и не только), сколько чувствовать собственное удовлетворение от качества выполненной работы. Он серьезно и бесстрастно, постоянно и основательно проводит анализ своей работы, стараясь максимально полно выявить как все положительные моменты — удачи, достижения, озарения, находки и т. д.). Так и все возможные минусы своего врачебного творчества — недоработки, ошибки тактического и стратегического плана, диагностического, аналитического или терапевтического характера, случайности, неожиданности и парадоксы, исключения из правил и законов психологии и философии жизни, психиатрии и психотерапии и т. д.
Профессионал сам заботится о своем престиже, непрерывно и максимально интенсивно повышая уровень своей квалификации, стараясь как можно больше постигнуть череду бесчисленных вариантов строения и функционирования умов и душ человеческих. Психотерапевт-профессионал (если он на самом деле является таковым) в гораздо большей степени, чем сам пациент, заинтересован в высоком качестве своей работы, ибо, это является одним из основных условий удовлетворения его профессионального самолюбия и честолюбия, а, в конечном счете, и наполнении смыслом его практической деятельности, а в чем-то и всей его жизни в целом. Ибо, это есть понятие не столько психологическое и медицинское, сколько философское и
