однако, ему явно не приходило в голову, что за него, вероятно, возьмутся не только психоаналитики. Когда его ученика Теодора Рейка обвинили в том, что он незаконно проводит психоаналитические сессии, так как лечит пациентов, хотя сам закончил философский факультет, учитель встал на его защиту. В моем же случае Фрейд бы первым вызывал полицию – даже не сомневайтесь в этом. Я могу похвастаться лишь тем, что незаконно, без необходимых документов, занимаюсь незаконной – нерегулируемой никакими правовыми актами – деятельностью, причем совершенно безнаказанно, – еще и надеясь, что два этих правонарушения не усугубят друг друга, а напротив, взаимно уничтожатся.
В 2016 году я начал вести на сайте газеты «Интернационале» раздел с письмами читателей и озаглавил его «Консультация книгопатолога». Моя идея состояла в том, чтобы таким образом распознать привычки, причуды, страхи и ритуалы, связанные с чтением книг, составить своего рода первые «Отчеты Кинси» [8], где бы говорилось о тайных аберрациях читателей. После того, как я изучил триста клинических случаев и сам получил столько же приступов ипохондрии, мне, горе-аналитику, стало ясно, что я точно такой же невротичный человек, как и они, а вовсе не авторитетный специалист. Я чувствовал себя прямо как доктор Фассбендер из фильма «Что нового, киска?», то есть Питер Селлерс в жутком парике и с невыносимым немецким акцентом, который заверяет пациента: «Я использую всевозможные нетрадиционные методы». Из ящика с психологическими инструментами я готов извлечь самые разнообразные приборы и теории – более или менее благородные, устаревшие, взбалмошные, непоследовательные, противоречащие одна другой, – лишь бы они позволили мне высказать то или иное предположение о глубинных механизмах, от которых зависит чувство радости и огорчения, возникающее при чтении.
И чтобы вы сразу поняли, насколько я беспринципный человек, признаюсь, что свою книгу я начал с проявления читательской клептомании: заголовок для вступления я украл из книги Чезаре Музатти «Как лечить чужой невроз при помощи самоанализа». Первая глава этой книги называется (нарочно не придумаешь!) «Незаконное занятие врачебной деятельностью».
Спасибо, с вас пять центов.
2
Одеяльце малыша Линуса [9]и обрывки ткани
С усмешкой Страж Дверей мне дал пальто.
Так – коротко сказать – я испугался [10].
Томас С. Элиот, Любовная песнь Дж. Альфреда Пруфрока
Первой моей игрушкой (по крайней мере, первой, которую я помню) стала книга «Бис-Бис и лесные обитатели» [11]. Это небольшое иллюстрированное издание квадратного формата, его авторы – некто Тилль и Магнус. Однако под загадочными скандинавскими именами, как выяснилось, на самом деле скрывались миланец и генуэзец – художник-иллюстратор Пьеро Вентура и детский писатель Джан Паоло Чезерани. Несколько лет назад, когда я весьма лениво и в мечтательном настроении разбирал чердак в доме родителей, эта книга вдруг обнаружилась в какой-то коробке с вещами. Семейство Бис-Бис сильно напоминает мне других персонажей – Барбапапа́, которые появились на свет во Франции несколькими годами ранее. Можно подумать, что все эти создания – представители одного большого рода, но относятся к разным ветвям генеалогического древа, и весьма конкретного. Я имею в виду грушу, так как ее плоды тоже вытянутые, округлые и имеют пышные бедра, прямо как у готтентотской Венеры. У семейства Бис-Бис был заклятый враг по имени Джакка, и если сами они отличались упитанностью, то он призрачное, неосязаемое существо: тень с вытаращенными глазами, завернутая в серый плащ, которая постоянно прячется то за кустами, то за стволом дерева. Его не так-то просто обнаружить на картинках и вытащить из укрытия, особенно если ты трехлетний ребенок. Именно в эту игру мы всегда играли с мамой: «Где Джакка?» – «Вот он!»
Сами того не зная, мы с мамой на восемь лет опередили английского иллюстратора Мартина Хендфорда: можно сказать, наша забава содержала, пусть и в зачаточном виде, идею, лежавшую в основе его серии книг «Где Уолли?». Рассматривая ее, дети должны были обнаружить в разношерстной толпе человечка в кофте в красно-белую полоску, как у гондольера. Но, возможно, правильнее будет сказать, что обе эти забавы – вариации одной из самых древних игр в мире: мы, итальянцы, как и французы, называем ее «ку-ку», англичане – «пик-а-бу», а немцы – «гук-гук». В общем, в разных странах дети используют разные звукоподражательные команды, но суть одна. Эта игра учит ребенка теряться и находиться, терять и находить маму и таким образом постепенно справляться с тревогой, связанной с неизбежной сепарацией в будущем: она учит понимать, что люди и вещи продолжают существовать, даже когда мы их не видим. Внук Фрейда, полуторагодовалый мальчик по имени Эрнст, придумал себе похожее занятие: он взял деревянную катушку с намотанной на нее ниткой и сначала отбрасывал ее от себя и выкрикивал слово fort (что значит «далеко» или «туда»), а потом тянул за нитку и подтаскивал катушку к себе, радостно восклицая Da! («Сюда!»). Мама уходит – мама возвращается. Из этого можно сделать вывод, что отец психоанализа был также дедушкой гениального ребенка. Ведь в отличие от большинства малышей, опрокидывающих предметы на пол с мыслью, что взрослый человек одновременно с обожанием и остервенением, как послушная собака, соберет их и вернет обратно, маленький Эрнст изобрел собственный прототип игрушки йо-йо. Жаль только, что ее уже запатентовали в Америке пятьюдесятью годами ранее. Хотя название fort-da, или «туда-сюда», кажется, подошло бы ей куда лучше, чем то, что принято сейчас. Вспомним хотя бы, что одними из первых эту игрушку освоили французские аристократы, которым пришлось уехать из страны во время Революции. Можно сказать, она забросила их fort, далеко от родины: неслучайно предшественницу йо-йо тогда называли émigrette, точно подчеркивая ее связь с эмигрантами.
Но вернемся к семейству Бис-Бис. Вот они собрались на пикник в лесу, а рядом промышляет коварный Джакка: он укрылся в густой листве и намеревается украсть у пышнотелых врагов корзинку с едой. Дело происходит весной 1979 года – я выяснил это, найдя дату в выходных данных на последней странице моего потерянного и обретенного альбома. Мои родители планировали уехать на несколько дней во Флоренцию и оставить меня на поруки бабушкам и теткам в Неаполе. Они уезжали впервые, но что это вообще значит – «уезжать»? Я тогда понятия не имел. Это самое раннее мое воспоминание о детстве: вот мама улыбается, стоя на пороге, и прощается со мной как ни в чем не бывало, дверь за ней закрывается, дневной свет вдруг меркнет и кажется мне враждебным, в
