295 Как известно, существует точка зрения, согласно которой все психическое ограничивается сознанием через отождествление с ним. Согласиться с этим нельзя. Раз мы допускаем, что существуют некоторые вещи, пребывающие вне нашего чувственного восприятия, значит, мы можем говорить также и о психических элементах, в существовании которых мы можем убедиться лишь косвенным образом. Каждый, кто знаком с психологией гипнотизма и сомнамбулизма, знает об известном факте, что в некоторых случаях сознанию, ограниченному искусственно или вследствие болезни, недоступны определенные представления, но оно проявляет себя так, как если бы содержало их. Например, одна пациентка с истерической глухотой постоянно что-то напевала. Однажды доктор незаметно сел за пианино и сопроводил очередной куплет мелодией в другой тональности, на что больная тут же отреагировала продолжением пения уже в новой тональности. У другого пациента постоянно возникали истероидно-эпилептические конвульсии при виде открытого огня. При этом у было заметно сужено поле зрения, то есть он страдал от периферической слепоты (это заболевание называют еще «трубчатым», или «тубулярным», полем зрения). Но даже если свет попадал в слепую зону, все равно следовал приступ, как если бы пациент этот огонь видел. В симптоматологии подобных состояний имеется бесчисленное множество примеров, относительно которых при всем желании нельзя сказать ничего другого, кроме того, что человек бессознательно воспринимает, думает, чувствует, вспоминает, решает и совершает поступки, то есть бессознательно осуществляет то, что другие делают сознательно. Эти процессы происходят независимо от того, замечает их сознание или нет.
296 К бессознательным психическим процессам подобного рода относится также и имеющая немалое значение композиционная работа, осуществляющаяся во сне. Хотя сон является состоянием, в котором сознание в значительной степени ограничено, однако психическое ни в коей мере не перестает существовать и действовать. Сознание просто отступает от него и вследствие отсутствия предметности, поддерживающей его внимание, превращается в относительную бессознательность. Но, разумеется, психическая жизнь при этом продолжает идти своим чередом, равно как и бессознательная психическая жизнь не прекращается во время бодрствования. Доказательства этому найти нетрудно. Эта особая область переживаний представляет собой то, что Фрейд назвал «психопатологией обыденной жизни» и описал в книге с соответствующим названием. Он показал, что наши сознательные намерения и действия часто перечеркиваются бессознательными процессами, само существование которых нас просто ошеломляет. Мы допускаем оговорки, совершаем описки, бессознательно делаем такие вещи, которые прямо-таки с головой выдают то, что мы хотели бы скрыть, или то, о чем мы сами никогда не знали. «Lingua lapsa verum dicit»[31],– говорит одна старая пословица. Распространенность таких явлений позволила заложить их в основу диагностических ассоциативных тестов, которые всегда с пользой применяются там, где отсутствует либо желание, либо возможность что-то высказать.
297 Однако классические примеры бессознательной психической деятельности обнаруживаются в патологических состояниях. Вся симптоматика истерии, неврозов навязчивости, фобий, а также большая часть симптоматики шизофрении– самого распространенного умственного расстройства – основывается на бессознательной психической деятельности. Поэтому мы можем, пожалуй, говорить о существовании бессознательного психического. Оно, конечно же, недоступно нашему непосредственному наблюдению – ведь иначе оно не было бы бессознательным – и может быть только выведено на основе косвенных признаков. Соответственно, наши выводы не могут простираться далее умозаключения: «Это так, как если бы…»
298 Итак, бессознательное также является частью психического. Можем ли мы теперь по аналогии с различными содержаниями сознания говорить также и о содержаниях бессознательного? Ведь тем самым мы постулировали бы наличие в бессознательном другого сознания. Я не хочу останавливаться здесь на этом деликатном вопросе, который обсуждался мною в другом месте, а ограничусь иным вопросом: однородно ли бессознательное по своей природе. На этот вопрос можно ответить только эмпирически, а именно с помощью встречного вопроса: имеются ли веские основания для подобной дифференцировки?
299 Я абсолютно не сомневаюсь в том, что любая работа, обычно совершающаяся в сознании, может точно так же протекать и в бессознательном. Существует множество примеров, когда интеллектуальная проблема, оставшаяся не решенной в часы бодрствования, была разрешена во сне. Например, я знаю одного бухгалтера-ревизора, который в течение многих дней тщетно пытался распутать случай злонамеренного банкротства. Однажды он просидел за этим занятием до полуночи и, не добившись успеха, отправился спать. В три часа утра жена услышала, как он встал с постели и пошел в свой кабинет. Она последовала за ним и увидела, как он что-то усердно пишет, сидя за своим рабочим столом. Примерно через четверть часа он вернулся в спальню. Утром он не помнил об этом и снова принялся за работу, но вдруг обнаружил целый ряд сделанных его рукой записей, которые сразу расставили все по местам в этом запутанном деле.
300 В своей практической работе я имею дело со сновидениями уже более двадцати лет. Много раз я был свидетелем того, как не мыслившиеся сознательно днем мысли и не переживавшиеся сознательно чувства позже появлялись в сновидениях и, таким образом, окольным путем достигали сознания. Сновидение как таковое, несомненно, является содержанием сознания, иначе оно не могло бы быть объектом непосредственного переживания. Но коль скоро сновидение делает известным материал, который прежде был бессознательным, мы вынуждены допустить, что в некой форме эти содержания уже вели психическое существование в бессознательном состоянии, а в сновидении лишь стали доступны «остаткам» сознания. Сновидение относится к нормальным содержаниям психического и может рассматриваться в качестве равнодействующей бессознательных процессов, вторгающейся в сознание.
301 Итак, если на основании этих знаний мы придем к допущению, что все категории сознательных содержаний могут также, в некоторых случаях, оказываться бессознательными и в качестве таковых воздействовать на сознательный разум, то окажемся перед довольно неожиданным вопросом, а именно: имеет ли и бессознательное свои «сновидения»? Другими словами, существует ли равнодействующая еще более глубоких и – если это возможно – еще более бессознательных процессов, которая проникает в эту объятую мраком область психического? Мне пришлось бы прекратить обсуждение этого парадоксального вопроса как слишком уж рискованного, если бы не было реальных оснований, позволяющих перевести такую гипотезу в область возможного.
302 Прежде всего, нам нужно представить, каким должен быть пример, который сумел бы убедить нас в том, что и бессознательное тоже имеет «сновидения». Когда от нас требуется доказать, что сновидения являются содержаниями сознания, то нам надо просто показать, что оно включает содержания, по своим свойствам и характеру полностью отличные от прочих, рационально объяснимых и понятных содержаний. Если же теперь мы захотим доказать, что и у бессознательного есть свои сновидения, то нам нужно аналогично рассмотреть и его содержания. Пожалуй, будет проще всего, если я проиллюстрирую это одним практическим примером.
303 Речь идет об одном двадцатисемилетнем мужчине, офицере. Он жаловался на приступы сильной боли в области сердца, словно там застряла пуля, и на колющие боли в левой пятке. Никаких органических нарушений у него обнаружено не было. Приступы продолжались уже около двух месяцев, и пациент, поскольку порой он не мог даже ходить, был уволен с военной службы. Различные курсы лечения нисколько не помогли. Тщательное изучение предыстории его болезни также не дало ключа к разгадке; впрочем, и у самого пациента не было ни малейшего представления о возможной ее причине. Он производил впечатление человека веселого, пожалуй, даже легкомысленного, возможно, с чертами «ухарства»: «Где вам с нами тягаться». Поскольку анамнез ничего не дал, я задал ему вопрос о его сновидениях. Причина болезни сразу же выявилась. Непосредственно перед возникновением невроза девушка, в которую он был влюблен, отказала ему и обручилась с другим человеком. В разговоре со мной он представил всю эту историю как не относящуюся к делу: «Глупая девчонка, – если она не хочет, мне ничего не стоит найти другую. Такого мужчину, как я, это не может огорчить». Подобным способом он пытался избыть свои несбывшиеся надежды и свое горе. Теперь же его аффекты вышли наружу. Боли в сердце у него скоро пропали, а после того, как он несколько раз выплакался, исчез и комок в горле. «Боль в сердце» – поэтическое выражение – здесь стала реальным фактом, сердечными болями, потому что гордость, по-видимому, не позволяла ему страдать от боли в душе. «Ком в горле», так называемый globus hystericus, образуется, как известно, при попытках сдержать слезы. Сознание пациента просто-напросто ушло от слишком мучительных для него содержаний, и они, предоставленные самим себе, смогли достичь сознания только окольным путем, в виде симптомов. Это процесс был объясним и вполне – если хорошенько поразмыслить – доступнен пониманию; он с равным успехом мог бы пройти и сознательно, если бы не мужская гордость пациента.
